Люди и боги (СИ) - Суржиков Роман Евгеньевич

Совершая заплыв, господа следовали параллельными курсами, чтобы не прерывать дискуссии:

— Однако он же император, а коль так — отчего ему не править снова?.. Но я не отрицаю и вашего аргумента: вечно умирать и оживать — плохое свойство для владыки. Вдруг он при случае снова отойдет, а потом еще раз воскреснет… Хаос!

— Именно, сударь, о том и речь! Палата лордов выявила полное согласие с вами. Вы же слыхали: Адриан низложен с трона, будь он живой или мертвый.

Местные жители, не удовлетворяясь болтовней между собою, искали любого повода, чтобы вовлечь в разговор приезжих. Войдя в лавку, покупатель получал довеском к товару мнение лавочника:

— Я так себе полагаю, что с этими еретиками пора кончать. С них все непотребство начинается. Сказано Вильгельмом: смертный, не трожь Перстов! В прошлый раз они взялись за Персты — и вот вам, Северная Вспышка. Что-то в этот раз будет — думать страшно!

Трактирщики приправляли эль своею оценкой ситуации:

— Клин-то клином вышибают, а? Вот и войско Ориджина пригодится на доброе дело. Кайрами-то хрясь по еретикам — любо-дорого!

Даже служанки, подавая на стол, робко спрашивали у господ:

— Добрый господин, а как же теперь Минерва-то?.. Временная владычица — это что получается? Придет время, и ее тоже скинут, как Адриана?..

И вот отрада: все дискуссии шли абсолютно мирно. Зимою гибель Адриана и воцарение Минервы сопровождалось жаркими политическими дискуссиями, сквернословием, битою посудой. На сей же раз в ключевых вопросах общество пришло к согласию: еретики с Кукловодом — зло; Ориджин будет молодцом, если разделается с ними; Адриан воскрес поздно, теперь от него меньше толку, чем бед. Приятное единодушие сплотило людей и стерло все барьеры. Никто никого не гнушался, беседы велись невзирая на чины и звания. Даже вошла в моду традиция: вместе с приветствием сразу высказать какое-нибудь коротенькое мненьице.

— Голубка, мне кофию… Минерва весьма неплоха на троне, ее еще оценят да попросят остаться.

— Доброго утра, сударь. Скверно мне спалось, все тревожилась о смуте. Хлебнем мы печали из-за двоевластия.

— Купаетесь, сударыня? Позвольте составить вам компанию. Я размышлял о Кукловоде и не верю, что он и есть приарх Альмера. Возможно, приарх оказывал содействие, но чтобы сам!..

Однако троица беглецов избегала участия в дискуссиях. Дороти тонула и захлебывалась в пучинах своей памяти, пряталась от людей, потребляла много ханти, совсем не пьянея от него, а только становясь мрачнее. Карен волновалась не о политике, а о больных душах своих спутников. Нави же прислушивался к разговорам и даже порою задавал вопросы, но они касались настолько неважных нюансов, что настораживали собеседника.

— Сколько в точности еретиков атаковали гробницу? В котором часу они ее покинули?.. Этот Предмет, который они украли… вы не знаете, там кулон висит на нити или прямо в воздухе?.. А вот граф Шейланд — как его здоровье? Не хворал ли он в последние месяцы?

Своею склонностью говорить о глупостях Нави быстро распугал людей. Только хозяин гостиницы с прежнею охотой принимал его.

— О, сударь! Глядите, что я приготовил для вас. Атлас «Крупнейшие сражения 1724–1774 годов», дополненный схемами. Присаживайтесь, глядите, наслаждайтесь! Если желаете моих комментариев, то я к вашим услугам!

Легко понять хозяина: он мало смыслил в политике и религии, зато любил посудачить о войне. В дни, когда все помешались на еретиках да владыках, один лишь Нави соглашался слушать лекции о тактике.

— Вот, не угодно ли: битва за Бреймельский мост, решающее сражение Золотой войны. Обратите внимание на качество схемы: войска отрисованы с точностью до роты, все маневры снабжены отметками времени. А поверх наложена стратемная сетка — видите? По ней легко рассчитывать скорость: один квадрат — это марш пехоты за четверть часа.

Нави действительно принимался изучать атлас, и его немигающий взгляд замирал на каждой странице, и знающий человек мог догадаться: Нави запоминает схемы былых сражений. Карен, наблюдавшая за ним, могла бы порадоваться дважды. Во-первых, Нави позабыл и о Минерве, и о прошлом графини Нортвуд, и теперь стало полностью ясно, что он не собирается выдать Дороти. А во-вторых, он не просил чисел. Но радости Карен мешало одно обстоятельство: Нави почему-то мрачнел день ото дня. Поглощая битвы с большим интересом, он делал из них, очевидно, печальные выводы.

— Сударь, позвольте побеспокоиться о вашем душевном благополучии.

— Беспокойся, — только и выронил Нави.

— Это фигура речи, она заменяет собою вопрос: что происходит?

— Ну, много всего… Намечается раскол Церквей, смена формы правления, падение Династии. Что конкретно тебя интересует?

— Нави, я о вас волнуюсь! Почему вы все время печальны?

— Ну, просто… Нет здесь ничего такого…

— Вы уделили войнам излишнее внимание. У вас слишком ранимая душа, чтобы так много слушать о смертоубийстве.

— Ты говоришь, будто я какой-то ягненок. Это обидно, между прочим! Я — самый обычный бог, ничем не хуже остальных, и к войнам отношусь совершенно спокойно.

— Тогда почему вы так угрюмы?

— А разве мое эмоциональное состояние требует объяснения?

— Вы спите со мною под одной крышей. Облако тоски, окружающее вас, затрудняет мне дыхание. Я могу хотя бы узнать причину?

— В царстве богов всякий имеет право на любую эмоцию, и ничего никому не должен объяснять. Хоть смейся до упаду, хоть плач от безнадеги, хоть удивляйся всему на свете — никто тебя не осудит. Твои чувства — твое личное дело!

И Нави прервал разговор.

Карен обратилась к Дороти:

— Миледи, вы-то, к счастью, пока не богиня. Выслушайте меня. Наш властелин навигации тронулся умом. Я имею в виду, он вышел за те пределы безумия, в коих до сих пор удерживался. Стал одержим историей войн, она вгоняет его в глубокую тоску, но он продолжает интересоваться ею. Кроме того, отказывает себе в числах. Как я ни пыталась навязать ему хотя бы одно — не взял. Я полагаю, Нави испытывает больное желание ранить самого себя. Возможно, он наказывает себя за то, что обидел вас. Прошу: поговорите с ним, наладьте отношения.

Глядя мутными глазами, графиня выдавила:

— Бедный мой невинный Элиас… Как жаль. Тебя тоже сожрали…

— Миледи, о чем вы? Я толкую о Нави. О том Нави, который вытащил нас из лечебницы. Теперь мы обязаны ему!

— Зачем же я пошла до конца? Когда Эрвин начал мятеж, еще не поздно было отступить… Мы получили бы все, кроме короны… Какая глупая, непростительная алчность…

— Миледи, доля заговорщицы очень тяжела. Я посочувствовала бы вам, но меня сильно отвлекает тревога за Нави. Успокойте его, накормите числами — и я смогу полностью отдаться состраданию к вашей доле!

— Ничего уже не исправить… Сбитая фишка… Никто не поможет…

Карен очутилась меж двух огней. Верней сказать, меж двух трясин с черной водою. Куда ни ступи, провалишься в омут чьей-нибудь печали.

Играя роль экономки, Карен держала на хранении остатки их средств. После всех трат в распоряжении беглецов имелось чуть меньше эфеса. Невеликая сумма, однако достаточная, чтобы бросить двух мучеников и взять билет на дилижанс. Но Карен не могла сбежать — данное слово чести велело ей помогать спутникам, даже если они не принимали помощи. Карен пустила в ход все возможные средства.

Разбудила графиню ни свет, ни заря и выволокла на утренние упражнения — во имя Праматери Сьюзен. Погоняла по набережной, заставила приседать и прыгать, окунула в бодрящую морскую воду. Графиня вспомнила, как купалась в проруби с братьями, как хорошо было в детстве — понятно и просто. Села на песок, закрыла лицо мокрыми волосами и так и осталась на пару часов.

Карен подкинула Нави еще десяток чисел — исписала ими его простыню и наволочку. Он бросил беглый взгляд и сказал, что глупо со стороны Карен — заниматься счетом деревьев, беседок и отдыхающих на лавочках. В такое сложное время следует посвящать умственный ресурс более важным задачам.