Деньги - Мартин Эмис

— Нет, — объяснил Толстый Пол, — так просто не уйдешь. Ну куда ты, дурашка? Все должно быть честно, Джон. В смысле, они же только во вторник поженились.

Он закивал, растянув бледные губы. Подошел к бильярдному столу. Шары упали с фугасным грохотом, раскатились по сукну. Он продемонстрировал мне два, черный и белый.

— Ну хватит, — сказал я. — Сколько можно. Да мы же как братья.

Толстый Пол смеется редко — такое впечатление, что его рот для этого просто не приспособлен, — но сейчас он рассмеялся. Потом опять посерьезнел. Задумался. Вернул шары на пронзительно-зеленое сукно и зашел за стойку к кассе. Звякнул колокольчик. Сигнал к началу первого раунда. Нет, пятнадцатого. Толстый Пол достал два столбика монет в банковской упаковке. Вложил в носок и потянул тяжело обвисшую черную мошонку.

— Весит примерно так же, — заинтересованно проговорил он, — но с монетами гибче. Въехал? Заживет быстрее.

— Слушай, Толстый Пол, — сказал я. — Деньги. Сколько он тебе обещал? Полтаху или типа того. Я дам тысячу. Только отпусти.

Толстый Пол нахмурился.

— Да нет, это же выпивкой. Не деньгами. Про пятьдесят фунтов — это он так, в «Крысе-мутанте» трепался. Ладно тебе, Джон. Смотри на вещи проще.

Он подошел поближе. В такт шагам донесся тихий ритмичный перезвон. Не чмоканье.

— Куда? — спросил я.

— В лицо.

— Как сильно?

— Со всего размаху.

— Сколько раз?

— Всего один. Но без сопротивления. Договорились? Извини, Джон.

Я не двинулся с места, чтобы то, что должно произойти, произошло поскорее; чтобы уж поскорее конец.

Сверху послышался шум, гневный или боязливый возглас — но это мог быть и смех, просто смех. Качнувшись, рука ушла на замах. Продолговатый черный мешочек соблюдал дистанцию. Куда ему спешить, он успеет качнуться, когда рука замахнется полностью, — второе качание.

Через некоторое время я услышал лязг отодвигаемых засовов, и Барри Сам помог мне выйти в пронизываемый сполохами туман. Я снова упал. Он посмотрел на меня сверху вниз, презрительно и радостно. Презрение было мне знакомо, а вот радость — это что-то новенькое. Долго ему пришлось дожидаться этой радости. Целых тридцать пять лет.

— Ну что, сынуля. Теперь мы квиты.

— Ты, — выдавил я. — Ты мне отец или кто.

— Или кто, — ответил он, а потом сказал, кто мой настоящий отец. — Толстый Джон, жиртрест хренов — ну совсем ничего не знаешь, ублюдок этакий, сукин ты сын.

Самое смешное, что я чувствую себя получше. Честное слово. Весь этот опыт пошел мне на пользу. Яощущаю веское спокойствие, я полон достоинства. Я точно знаю, что вполне в силах совладать с моей жизнью. Все складывается удачно как никогда. Собственно, перспективы теперь самые радужные, когда я решился покончить с собой. Да, я решился. Решился. Нет ничего проще. Самое трудное — это решиться, но жизнь решила за меня. Сегодня же вечером. Благо все причиндалы под рукой. Сегодня вечером, один. В последнюю очередь.

— Еще раз спасибо, что зашли, — сказал я.

— Пожалуй, мне пора, — шевельнулся Мартин. — Не буду вас отвлекать.

— Нет, не уходите!.. Пожалуйста, останьтесь. Хоть на часок-другой.

Он вздохнул и наклонил голову.

— Ну пожалуйста. Хоть на часок-другой. Понимаю, вы мне ничем не обязаны. Ну да, я втянул вас во всю эту хрень. Но больше я ни о чем не попрошу. Ну пожалуйста, чисто по дружбе.

Мартин понуро обвел взглядом комнату. Покосился на часы.

— Я вот... читал тут недавно книжку, о Фрейде. А вы что сейчас читаете?

— Далось вам это хваленое чтение, — отозвался он. — Примерно как женские образы у Шекспира — слишком уж переоценены. На вашем месте я не забивал бы такую симпатичную головку этой чепухой... А там что? Кегли?

— Там? Да вы что, это же шахматы. Из оникса.

Мартин извлек наугад фигуру из яшмовой коробки.

— А это кто? Король или ферзь?

— Это пешка. Что, не похожа?

— Вы много играете?

— Ну да, когда-то играл. А вы? Сильный игрок?

— Естественно, — ответил он. — Может, партию? Чтобы время скоротать.

— Конечно, — согласился я, и от внезапного возбуждения меня бросило в жар. Что вдруг? Перспектива реабилитации, отмщения? Ну я ему покажу, подумал я, этому задаваке, студенту хренову, этому трезвеннику со всеми его хиханьками-хаханьками и дипломами. Он меня за неуча держит. Ну я его проучу. Под орех разделаю. — О'кей, — сказал я. — Играем на деньги.

— На деньги? Вы что, думаете мы «дартз» мечем в каком-нибудь «Джеке-потрошителе»? В шахматы не играют на деньги.

— Десять фунтов ставка. С удвоением. Играем на деньги.

— ...Но у вас ни гроша.

— Да ну? Один этот набор уже полтыщи фунтов стоит. Вон там в шкафу кашемировое пальто, оно потянет на тонну, как минимум. Не говоря уж, — сказал я, выставив палец, — не говоря уж о моем «фиаско». Да что такого смешного?

— Ничего. Извините. Слушайте, вы точно уверены, что не хотите лучше в очко или в крестики-нолики? Нет? Ладно. Только чур без поддавков, договорились?

— Какие на хрен поддавки. Готовься к неприятному сюрпризу. Ну все, начали.

Я извлек из коробки триктрака кубики с цифрами на гранях. Выставил шахматные часы, на один час. Эмису выпало играть белыми.

— Ха! — вырвалось у меня. d2—d3. Я вас умоляю. — Где вы учились играть? По книжке какой-нибудь?

Играть по правилам не в моих правилах, но большинство дебютов успели неизгладимо осесть в моей памяти. Не думал, что кто-нибудь сумеет удивить меня раньше миттельшпиля, — но крошка Мартин вышел из ряда вон уже на пятом ходу. Устроил бессмысленную конную вылазку, загарцевал в середине доски, пока я вел наступление по всему фронту. Такой дебютный план действительно есть, но за черных, никак не за белых. Тоже мне игрок, подумал я и удвоил. А он как возьмет да упрется рогом. Я, не веря, уставился на брошенные им кубики... Шахматы — это встреча умов, столкновение индивидуальных культур, и где-нибудь на стыке обычно возникает толстый стыдливый шов. Я тоже уперся. И он. И снова я. Последнее удвоение дало 32. Пока хватит.

— Я тут думал о вашем нью-йоркском приключении, — произнес он, спешно ретировавшись конем на вторую горизонталь. — Кажется, я понял, как там и что. Рассказать мою теорию?

— Секундочку помолчите. Я думаю.

В развитии фигур я его опережал, но моя пешечная структура была несколько дырявой. Затем несколько ходов царила тишь да гладь, каждый растил свой садик, последовали короткие рокировки. Я все вникал в позицию, а он принялся методично обрабатывать мои выдвинутые вперед пешки. Парировал я это без труда, но с потерей атаки: пришлось отвести артиллерию с его оголенного королевского фланга, а также от центра, куда Мартин стал выводить некоторые легкие фигуры — того же коня, активного чернопольного слона... Вот черт, подумал я, опять эта параша. За какие-то три хода меня загнали в тягуче-беспросветную позицию, мои фигуры беспомощно сгрудились, ни просвета, ни продыха. Чтобы хоть как-то раскрутиться, требовались по меньшей мере два промежуточных хода, но я не мог позволить себе сбиться с навязанного ритма. Каждый мой ход являлся тонкой подстройкой, ювелирной ремонтной работой в сужающемся пространстве.

— Филдинг Гудни... — произнес Мартин. — Все шло у него без сучка, без задоринки, пока не появился я. Я был джокером в колоде. Не знаю... не знаю уж, насколько реалистичной была его схема, но рассчитывал он, видимо, вот на что. Удваиваю, — произнес он и сделал ход.

Вторым слоном он атаковал моего коня, загнал в капкан возле королевы, и без того тонущей в параноидальной толчее придворных. Просто кошмар, замуровали, демоны, все простреливается, кругом сплошные вилки, вернее, вилы. Я глотнул скотча и приценился к потенциальным разменам. Вариантов было два, и каждый со своим серьезным минусом — сдваиванье пешек, вскрытие вертикали для его ладьи из центра, которая тогда... Да это же мат, почти сразу! Какие уж тут поддавки, подумал я и вскинул руку к пострадавшей щеке.

— С теми актерами, которых он подписал на главные роли, с их неврозами и претензиями, сценарий Дорис Артур и был рассчитан на полную неприменимость. Забавно смотрелось бы, как вы из кожи вон лезете, пытаясь их задобрить. Но вы сдюжили. В вас оставалось побольше пороха, чем он думал. Какой-то резерв сил, которые он не сумел подорвать.

— Продолжайте, — сказал я.

Я вдруг увидел свет, вдохнул воздуха. Если бы удалось незаметно сдвинуть ферзя на третью горизонталь, то я мог бы прикрыть коня, вывести слона, и тогда у него под боем окажется... угу. Только дай мне передышку, сукин ты сын. Всего один промежуточный ход. Давай, болтай дальше. Покосившись на часы и для отвода глаз нервно поежившись, я осторожно извлек ферзя из сердцевины улья. Мартин подумал и пассивно двинул пешку.

— Продолжайте.

— Эти девицы, которые не давали вам прохода последний раз. Они тоже сидели на ставке. Или же... или репетировали. Но вы были не настолько тупы или пьяны, как он рассчитывал. Вы удержались. Потом эта ваша подруга, с дипломами. Может, она тоже оказалась джокером, как и я. Второй джокер в колоде.