Истоки русской души. Обретение веры. X–XVII вв. - Сергей Вячеславович Перевезенцев

Анализ текста «Повести о Петре и Февронии Муромских» показывает, что в религиозно-философском плане она тесно связана с «Книгой о Троице». Во введении к «Повести» Ермолай-Еразм вновь обращается к теме богоподобия и троичности. По его мнению, богоподобие человека заключено в изначальной троичности: ум, слово и душа человека соответствуют Святой Троице — Отец-Ум, Сын-Слово и Святой Дух. И далее автор формулирует сущность святости: святые — это земные звезды, отблески солнца-Христа, являющиеся на земле подтверждением способности человека к богоподобию. Таким образом, Ермолай-Еразм вводит «Повесть о Петре и Февронии Муромских» в контекст своих религиозно-философских представлений, а сама «Повесть» может быть рассмотрена как конкретизация богословских идей «Книги о Троице» посредством литературно-художественного повествования.

Сама «Повесть» наполнена многообразной христианской символикой. Остановимся лишь на двух важнейших символах, определяющих весь внутренний смысл этого произведения. Первый — символ князя-змееборца. Змееборчество — это символическое обозначение великого подвига во имя веры, не случайно на Руси столь популярным было почитание великого змееборца Георгия Победоносца. Впрочем, змееборчество Петра не представлено в «Повести» как конкретный подвиг и сохраняет максимально абстрактное религиозное значение — это какая-то великая победа над дьяволом, покушающимся на чистоту и целомудрие светских правителей. Победа Петра обеспечивается небесными силами, которые послали Петру меч, священное оружие, заложенное в церковной алтарной стене.

При объяснении этого символа необходимо помнить, что в середине XVI века образ князя-змееборца приобретал все большее значение — воинствование за веру, символически обозначаемое через змееборчество, означало сущность власти русского царя. Ведь то, что царь-властитель есть змееборец, было известно всякому — еще с конца XV века изображение всадника, поборающего дракона, утвердилось на великокняжеских печатях, а затем перешло на царский герб. Итак, образ князя-змееборца Петра из «Повести о Петре и Февронии Муромских» можно рассматривать как символическое обозначение важнейшей функции русского царя — воителя со злом во имя сохранения чистоты правой веры.

Второй символ — это образ мудрой жены, Премудрость, целительная и целомудренная, с которой правитель вступает в союз. Образ мудрой Февронии находит параллели в Библии и в различных древнерусских памятниках. В «Книге о Троице» самого Ермолая-Еразма представлен ряд земных жен, творящих своей мудростью человеческую историю. Поэтому битва Петра со змеем может рассматриваться как битва с неверием, ересью, в ходе которой борец, соприкоснувшись с дьявольским неверием, заражается им. Но женщина-Премудрость исцеляет его. Следовательно, образ Февронии — это символ царственной Премудрости, второго компонента власти православного государя, с помощью которой созидается царство.

Подобная трактовка символики «Повести о Петре и Февронии Муромских» позволяет сделать вывод, что «Повесть» прославляет не просто двух святых заступников, а два начала, на которых стоит православный мир и из которых составляется православная власть — змееборчество и Премудрость. И оба эти начала соединяются, по убеждению Ермолая-Еразма, в русском царе — единственном православном правителе на земле. Недаром в одном из сочинений Ермолай-Еразм писал: «Если же поищем мы теперь благоверного царя, ни у одного народа, кроме русского народа, не увидим царя православного».

«Повесть о Петре и Февронии Муромских» вызвала неоднозначную реакцию у современников. Так, митрополит Макарий не стал включать ее в Великие Минеи Четьи. Кстати, и другое житийное сочинение Ермолая-Еразма — «Повесть о епископе Василии» — было подвергнуто значительной переработке, прежде чем его использовали в другом житии, написанном другим же автором. В то же время сам сюжет о Петре и Февронии стал очень популярным и получил свое развитие как в литературе, так и в иконописи.

Преподобный Варлаам Хутынский

Среди многочисленных местночтимых святых, которые в XVI веке начали прославляться как общерусские, было и имя преподобного Варлаама Хутынского. Установление общерусского почитания этого святого интересно прежде всего тем, что Варлаам Хутынский был новгородцем. Памятуя о давних политических и религиозных рознях между Москвой и Новгородом, особенно интересно рассмотреть причины, по которым Варлаам Хутынский стал почитаться как общерусский святой.

Преподобный Варлаам Хутынский (ум. в 1192 / 1193 г. или после 1200 г.) — в миру звался Алекса Михайлович — родился в Новгороде. Довольно рано он избрал иноческий путь. Для этого ушел из города и стал жить отшельником в 10 верстах севернее Новгорода, в местечке Хутынь, на правом берегу реки Волхов. Здесь он построил келью и принял монашеский постриг под именем Варлаама. Уже при жизни он прославился благочестием и строгостью монашеского бытия. Еще в XIX столетии сохранялись вериги Варлаама Хутынского, состоящие из железных звеньев, с большими крестами спереди и сзади. А многих людей, приходивших к нему на Хутынь, привлекал его дар прозрения и чудотворения. Незадолго до смерти, в 1192 году, подвижник основал на Хутыне монастырь и устроил каменный храм в честь Преображения Господня.

Преп. Варлаам Хутынский в житии.

Икона. Ярославль. XVII в.

Уже в конце XIII — начале XIV века создаются первые варианты жития Варлаама Хутынского и начинается его прославление в новгородских землях. А в середине XV века были обретены его нетленные мощи.

Вторая половина XV века стала временем проникновения культа Варлаама Хутынского в Москву. Но церковное празднование в честь его началось в Москве и затем по всей России только с 1461 года. Это было связано с чудом, свершившимся с великокняжеским постельничим Григорием, во время пребывания великого князя московского Василия II Темного в Новгороде.

Как гласит житие преподобного, Григорий тяжело заболел и был близок к смерти. Веруя в чудодейственную силу преподобного Варлаама Хутынского, Григорий попросил отвезти его для молитвы в Хутынский монастырь. Во сне ему явился сам чудотворец и обещал исцеление. Обрадованный Григорий с верою говорил окружающим: «Если на пути меня застанет смерть, все равно и мертвого везите меня к преподобному».

Так и случилось — по дороге в монастырь Григорий умер, но недалеко от обители вдруг ожил. А прибыв в монастырь и поклонившись преподобному, он исцелился окончательно.

По уверению Григория, умерев, он узрел святителя Николая Чудотворца и Варлаама Хутынского. Преподобный Варлаам оградил Григория иконой Николая Чудотворца от бесов и сказал: «Григорий! Ты молился великому чудотворцу Николаю и меня призывал на помощь; молись ему и впредь, а я — помощник твой». После чего вернул Григория в число живых.

Это чудо при гробнице Варлаама Хутынского настолько поразило великого князя, что он устроил первую в Москве церковь в честь чудотворца, и с этого началось его общерусское прославление. Так, уже в 1471 и 1480 гг. преподобный Варлаам числился в ряду чудотворцев русских в посланиях самого митрополита