Пора свиданий - Жюльетта Бенцони

Готье склонился к ним.

— Пожар был недавно, — заметил он. — Камни еще теплые…

— Боже мой, — стонала Катрин… — Неужели он остался лежать под ними… мой дорогой, любимый супруг… моя любовь.

Она упала на колени перед развалинами и пыталась поднять камни дрожащими неловкими руками.

— Уходите, мадам Катрин, пойдемте со мной.

Но она стала вырываться от Готье с невесть откуда взявшейся силой.

— Оставь меня… Я хочу остаться! Он здесь, я тебе говорю.

— Я в это не верю и… вы тоже… Но если даже это и так, то зачем вам ранить руки о горячие камни.

— А я тебе говорю, что он мертв, — кричала Катрин, выходя из себя. — Я тебе говорю, что я видела его призрак сегодня ночью! Он пришел в маске, вошел в комнату моей свекрови, склонился над ней, а потом исчез. — Но он не вошел в вашу комнату! А что, мадам Изабелла спала или бодрствовала?

— Она спала и ничего не видела. Я вначале подумала, что вижу все это во сне, но теперь я знаю, это был не сон, я видела призрак Арно.

И она снова стала всхлипывать. Готье взял ее за плечи, встряхнул и закричал:

— А я вам говорю, что вы видели не призрак! Вы не спали и видели его не во сне! Призрак подошел бы к вам. А мессир Арно не мог знать о вашем возвращении и, следовательно, не искал вас.

— Что ты хочешь этим сказать?

Успокоившаяся, Катрин стояла, раскрыв рот, и смотрела на Готье, как на безумца.

— Я хочу сказать, что призраки знают все о живых людях. Он бы подошел и к вам. И еще. Почему он был в маске?

— Ты предполагаешь, что я видела Арно?.. Самого Арно?

— Я ничего не знаю, но происходят какие-то странные вещи. Допустим, что Фортюна подошел к Арно и сообщил ему о том, что его мать умирает? На пороге смерти проказа не страшна… Может быть, он не подошел к вам, так как не знал о вашем возвращении. Фортюна ведь тоже не знал об этом.

— Где же он, по-твоему, теперь? И что произошло здесь? Откуда эти руины, тишина, опустошение?

— Я не знаю, — ответил Готье задумчиво, — но я попытаюсь узнать. Я думаю, где он и куда делись Морган и Ролан, может сказать Фортюна.

Потихоньку он уводил ее от руин. Катрин вцепилась в великана, как испуганный ребенок, и смотрела на него с обожанием.

— Ты действительно так думаешь?

— Разве я говорил о чем-нибудь, не подумав? Особенно вам.

Она улыбнулась и, вздрогнув, была готова снова заплакать. Нормандец почувствовал, как его сердце сжимается от жалости. Он любил ее, но подавлял свою любовь и хотел видеть ее радостной и счастливой! Увы! Судьба, кажется, отвернулась от нее за случившуюся минутную слабость, в которой она считала себя виновной, и сколько еще принесет ей страданий и слез в будущем!

— Не оставляй мне слишком много надежд, — просила Катрин. — Знаешь, я могу от этого умереть.

— Оставайтесь мужественной, какой были всегда. И постараемся узнать… Поехали отсюда. Надо найти кого-нибудь, кто знает, что произошло.

Они сели на лошадей и покинули эту долину смерти, поднимаясь вверх к обжитым местам и чистому небу… Теперь впереди был Готье. Он искал признаки жизни в этом заброшенном месте. Катрин следовала за ним, опустив голову, пытаясь привести в порядок свои мысли, метавшиеся между надеждой и горем. Все, что до этого имело для нее значение, отступило на задний план. Самое главное сейчас узнать, жив Арно или нет. Она не успокоится, пока не получит ответа на этот вопрос.

Когда выехали из темного леса, Готье приподнялся в стремени и показал рукой на юг.

— Вот! Я вижу дымок над хижиной, там, на холме… Оттуда, сверху, должны быть видны крыши лепрозория… должны были быть видны раньше!

Это оказалась маленькая скромная хижина, крытая соломой. Чтобы не пугать хозяев, Катрин и Готье привязали лошадей к дереву, и по тропинке поднялись к дому.

На шум их шагов вышла старая крестьянка в желтом чепчике, державшая в руке плетенную из ивы корзиночку с пучком кудели. Свободной рукой она опиралась на сучковатую пялку. У старушки были живые голубые, словно незабудки, глаза, которые ярко выделялись на смуглом морщинистом лице.

— Не бойтесь, матушка, — сказал Готье мягко, — мы вам не сделаем ничего плохого, мы только хотим спросить.

— Входите, люди добрые, мой дом открыт.

— Мы не хотели бы вас беспокоить, — сказала Катрин, в свою очередь, — и у нас мало времени.

Она повернулась и посмотрела на местность, расстилавшуюся у ее ног. И правда, там, за черной полосой деревьев, были видны руины лепрозория. Показав на них рукой, Катрин спросила:

— Знаете ли вы, что там произошло? Ужас появился на лице старушки, которая, не переставая креститься, бормотала какие-то слова, а потом ответила:

— Это место проклято… Не следует о нем говорить, а то может произойти несчастье.

— Несчастье, — подхватила Катрин, вынимая золотую монету и вкладывая это блестящее солнышко в скрюченную руку старушки. — Рассказывайте, матушка, и получите еще.

Старуха недоверчиво взглянула на монету и попробовала ее на зуб.

— Золото! — обрадовалась она. — Настоящее золото! Давно я не видела такого. Так что вы хотите знать, молодой человек?

— Когда сожгли приют для прокаженных? Даже за золото старуха не хотела рассказывать и отвернулась. Она колебалась, сжимая монету в руке, потом все-таки решилась.

— В ночь на четверг прокаженные взбесились. Надо сказать… монах, который охранял и заботился о них… святой человек… умер накануне от укуса змеи. Так какой переполох они там устроили! Целый день были слышны плач, стоны… ну, просто как черти! Горы тряслись от этого! Как будто вдруг разверзся ад. Люди в деревне переполошились. Они решили, что прокаженные нападут на них. Побежали за подмогой в Карлат. Ну, тогда пришли солдаты…

Она остановилась, посмотрела в сторону руин беспокойным взглядом и снова перекрестилась.

— Дальше, — нетерпеливо потребовала Катрин.

— Солдаты пришли ночью. Прокаженные все еще плакали от горя… Было страшно. Но потом-еще страшнее!

Катрин почувствовала слабость. Она села на каменную скамейку у дома и вытерла со лба пот рукавом.

Солдаты вели себя как настоящие головорезы, просто варвары, — вдруг выпалила старушка с ненавистью.

— Они забаррикадировали вход в лепрозорий… а потом подожгли его.

Жутким криком ответила ей Катрин. Ей стало плохо, и она прислонилась к стене дома.

— Арно! — стонала она. — Боже мой! Но старуха уже не могла остановиться:

— Солдаты были пьяны. Их напоили крестьяне из деревни… Для храбрости… Они кричали, что нужно уничтожить это гнездо отверженных… что долину нужно очистить от скверны… Всю ночь пылал костер. Но к полуночи крики стихли и ничего не было слышно, кроме завывания пламени.