Фэнтези-2005. выпуск 2 - Игорь Пронин

— Ха-ха! Да я сходней этих, дяденька Бат, и побольше вашего видела, если хотите! — Зеленые глаза Ели азартно сверкнули.

— Ну-ну.

— Не верите?

— Не верю!

— А вот и глупо! Потому что если сходень сейчас пойдет, вы его больше моего испугаетесь. В тысячу раз!

— Как же, — не отрываясь от тряпицы, бросил Бат.

— Не верите? — Недоверие уязвило ее чуть не до слез. — Тогда на что поспорим?

— Да на что хочешь!

— Тогда на этот нож! — Еля указала на коротышку Кую, но, что-то свое в уме взвесив, тут же добавила: — Или лучше на тот. — И указала на Чамбалу.

— Да пожалуйста, спорь! Только где ты сейчас сходень найдешь, милая моя? Холодает… Сходень — это тебе не снежная крепость. Его нарочно не сварганишь.

— Ах не сварганишь?! — Девочка задыхалась от возмущения.

Они так увлеклись разговором, что не сразу заметили Раш-Раша, который поднялся с лежанки и теперь как ни в чем не бывало сидел на корточках в пограничье света. И слушал.

— Неужели оклемался? — Бат удовлетворенно поскреб щетинистый подбородок.

— Вот он и будет нашим судьей! — провозгласила Еля.

Бат вопросительно заломил бровь.

И тогда легкая, словно годовалая ланка, Еля скакнула в костер и резво топнула левой ногой. Прыснули искрами угли, и пещера враз наполнилась разноцветными, разновеликими огненными мошками и мотыльками — переливчатыми, перламутровыми, слепящими.

Бат заслонился рукой…

Когда он открыл глаза, пещера, очаг, котелок с чаем — все пропало, ушло.

Он стоял на вершине горы, формой и цветом напоминавшей сморчок-переросток. А рядом с ним, раскинув руки встречь дюжему ветру, ветру небес, но более уже не земли, приплясывала Еля — в своем шерстяном платье, без шубки.

— Раш-раш, — послышалось за плечом. Бат обернулся. Да, юноша тоже был здесь.

Бат огляделся.

Полная луна — близкая, почти ручная, стояла еще низко. Ее маслянистым светом щедро были облиты соседние вершины — такие же лысые, облые.

Пониже, там, где начинаются сланцы — недомерочные березки-рябины да можжевельник, — раскинулась ватная перина облаков, кое-где уже порванная ветром. В прорехи виднелись вершины пониже, ущелья, тропы, кривой лес.

Ветер переменил направление.

И, словно дождавшись условленного сигнала, Еля закричала, обращаясь к пустоте.

Закричала хриплым, недетским голосом — воронье карканье, а не крик.

Но Бат лишь равнодушно пожал плечами. Елина поза, Елина гримаса и даже ее хриплый вопль — это казалось ему почти естественным, почти правильным. Почти не страшным.

Тем временем ветер продолжал капризничать — теперь он обратил свою мощь на восток.

Сильный, беспардонный, напирающий в спины, он свистел в ушах, сбивал с ног. Но — и здесь Бату снова нужно бы удивиться — он не чувствовал холода. Хотя был бос и не одет.

— Чего мы ждем? — спросил Бат, старательно отталкивая от груди накатившую вдруг плотную, живую волну страха, которая, впрочем, далеко не ушла, но обратилась звездчатой россыпью, фейерверком стрельнула в ночное небо да там до поры и замерла, на все нахально глазея.

Увлеченная невидимым Еля не ответила. Казалось, она Бата просто не слышит.

Охотник подошел к девочке вплотную и требовательно привлек к себе. Еля посмотрела на него снизу вверх мутным, пьяным взглядом.

— Что еще? — дерзко спросила она.

— Чего мы ждем? — повторил Бат.

— Мы ждем сходня! — Еля вырвалась и оттолкнула Бата.

— И долго еще ждать?

Бат был готов поручиться, что если бы не мытарь-ветер, взымавший по звуку с каждого созвучия, за спиной его послышалось бы «раш-раш-раш!».

— Долго еще ждать? — спросил Бат, обращаясь к юноше, который завороженно смотрел туда же, куда и Еля, то есть — в никуда.

Но ответила ему Еля:

— Мы уже на нем! Смотрите! Мы уже еде-е-ем! — И Еля засмеялась ликующим, захлебывающимся смехом, в котором много было от оргии и совсем ничего — от детских забав. — Едем!

Снег под их ступнями дрогнул. Заворчал. Заерзал. Словно бы какая-то сила нехотя его одухотворяла — так, неспешно, но неотвратимо, превращаются в экстатические волчки храмовые медиумы, когда их телами овладевают духи божественных танцоров.

Тут же снежный корж неспешно тронулся вниз по отлогому склону — набирая скорость, наращивая мощь.

— Хотите, я дам вам свою руку? — спросила Бата Еля.

— Зачем?

— Ну, вам же, наверное, страшно…

— Нет, — сквозь зубы процедил Бат.

«Да», — признался он сам себе.

— Как хотите, — загадочно улыбнулась Еля. — Когда будет страшно, вы сразу берите мою руку. А то ведь от страха, как от раны, можно тоже умереть. Вы меня слышите, дяденька Бат?

Снежный остров, отливающий аквамарином неземных морей, нескладно лавировал в мутных потоках лунного света. Он полз вниз, путаясь амебными ножками в своем шлейфе из зловещего гула и снежной пыли. Полз в самую гущу рыхлых облаков, что походили на присыпанные серой свинцовой пылью сбитые сливки. Исподволь склон горы становился все круче, сходень — все массивней.

На спине острова, будто на льдине утки, что заплутали по пути на спасительный юг, стояли золоторусая девочка, тщедушный, долголягий отрок в набедренной повязке и крепкий нестарый охотник с оплывшим, крупным лицом.

Ветер лизал кудри юноши, разбирал на сальные прядки черную, с проседью и залысинами, шевелюру охотника и, не выпуская из своих прозрачных пальцев, раскрывал веером жидкий девчонкин хвостик.

Вдруг остров притормозил, уткнувшись брюхом в гигантский скальный нарост, и вся троица повалилась на спины — впрочем, устоять на ногах не сумел бы даже канатный плясун.

Послышался высокий хохот девочки и беззлобная охотничья ругань. На миг стало тихо. Но вот снежная лава поползла дальше ухабистой своей дорогой, и снова загудело, затряслось.

Сначала Бат Иогала смотрел во все глаза. Пытался понять, объяснить или хотя бы запомнить.

Но потом пытаться перестал. И его сознание обратилось пустым сосудом, в который чувствам вольно заливать что угодно: глазам — белое мельтешение, сердцу — нездоровую свою стукотню, ушам — славные звуки лютни. Пальцам же — тающую, дразнящую кожу снежную прохладу.

Славные звуки лютни…

«Трень-трень-трень». Бат прислушался.

Приятное мужское сопрано ведет мелодию. Язык песни кажется Бату знакомым, но что это за хряскающее, звенящее согласными наречие — наверняка не сказать. Да и откуда льется эта музыка? Звуки долетают сзади. Но повернуться и посмотреть, откуда именно, у бедолаги Бата, зачарованного, завороженного превращениями снежного острова в снежного слона, а слона — в дракона, забавы ради спускающегося на заду с горы, просто нет мочи.