Религиозные судьбы великих людей русской национальной культуры - Анатолий Ведерников

С 1785 года против масонов правительство уже предпринимает репрессивные меры, и ход развития масонства задерживается.

Но вот вступил на престол император Александр I – в русской государственной политике началось прогрессивно-либеральное направление, и масонство опять возрождается, а с ним религиозный мистицизм, дотоле скрытно живший в масонских кружках.

До 1812 года правительство относилось к мистицизму с некоторым подозрением и даже препятствовало его широкому распространению. Это было главным образом потому, что в то время не определились еще религиозные симпатии императора Александра. Оказавший на Россию и всех русских потрясающее впечатление 1812 год не без основания считают «воротами, через которые вошло в Россию господство мистицизма» (С. Г. Рункевич). Итак, религиозный мистицизм в качестве составного элемента масонской доктрины из XVIII века перешел в XIX и скоро занял здесь доминирующее положение.

Какими же причинами, внутренними и внешними, объясняется господство мистицизма в русском обществе александровской эпохи? Главные причины распространения религиозного мистицизма следующие: унаследованное из XVIII века вольнодумство, увлечение французской философией материализма и сенсуализма, религиозное невежество высшего русского общества и недостаток влияния на это общество современного духовенства. Постараемся объяснить, как эти обстоятельства могли воздействовать на распространение мистицизма.

Не стоит говорить о господстве французской философии, враждебной религии, в России второй половины XVIII века и начала XIX: это факт общеизвестный. Однако отсутствие веры или недостаток ее не могут долго удовлетворять человеческое общество, особенно русское, – отсюда искание Бога, жажда сердечной веры. Но при этом искании не только должно хотеть искать, надо знать, где и как искать, необходимы добрые примеры и влияние. Всего этого не было в высших слоях русского общества, которые главным образом и захватила волна мистицизма.

Русское дворянство начала XIX века вообще было довольно невежественно, малообразованно и, в сущности, плохо воспитано, а в особенности в религиозном отношении: воспитатели и учителя большею частию французские эмигранты, обычно сами люди невежественные и малонравственные, что могли дать иное, кроме образования, совершенно лишенного национальной основы, безрелигиозного и неглубокого, в лучшем случае сводящегося к чисто внешнему лоску и блеску так называемого светского воспитания? Слова Пушкина в «Евгении Онегине» относятся именно к этой эпохе:

Нас всех учили понемногуЧему-нибудь и как-нибудь:Так воспитаньем, слава Богу,У нас немудрено блеснуть.

Особенно поразительно было религиозное невежество: дети не получали почти никакого наставления в религии и редко учились церковнославянскому языку, так что не могли читать по-славянски Священное Писание и сознательно присутствовать на богослужении; если читали Евангелие, то на французском языке. Часто даже среди людей образованных встречалось поразительное незнание основных истин православной веры. Большей частью вся религия сводилась к слепой церковной обрядности, и к этой обрядовой стороне религии относились так внешне, что даже атеисты считали своей обязанностью в исполнении обрядов следовать общему течению. При всем этом мог ли интеллигентный человек того времени, ищущий сердечной веры, обратиться к вере православной, церковной, если он не знал и не понимал церковнославянского языка, с презрением привык относиться к Православию как вере мужицкой, которая вполне-де исчерпывается бездушной обрядностью… Естественно, исхода своим религиозным исканиям он искал на стороне.

Что же касается тогдашнего духовенства, его влияния, то оно в большинстве случаев, по своему положению и по характеру образования, не могло оказывать на светскую интеллигенцию должного религиозно-воспитательного влияния. Духовенство белое, особенно сельское, часто недостаточно образованное или получившее образование в схоластическом духе, в полной оторванности от обстановки и жизни своей паствы из интеллигенции, материально плохо обеспеченное и сравнительно бесправное, не могло достаточно воздействовать на последнюю. Духовенство черное, из числа которого главным образом пополнялись ряды иерархии, и духовенство белое, более образованное, было по преимуществу носителем школьного схоластического богословия или подделывалось под вкусы общества, или уходило от него духовно, произносило проповеди витийственно-риторические, полемического или догматического содержания, оставляя в тени нравственную, жизненную сторону христианства, которая в то время требовала наибольшего внимания. Конечно, среди тогдашнего духовенства блистали такие представители, как святитель Тихон Задонский и митрополит Московский Платон (Левшин), но подобных им было сравнительно немного.

Приняв во внимание все указанные причины, мы видим, что высший слой нашего общества, при наличности сильного религиозного интереса, в известном смысле вполне естественно приходил к религиозному мистицизму, который уже давно свил себе прочное гнездо в масонских кружках, манил к себе таинственностью, пленял своей кажущейся простотой, снисходительностью ко всем верованиям и предоставлением полной свободы отдаваться течению внутренних чувств и увлечений.

Но кроме внутренних причин, порождающих распространение мистицизма, были еще причины внешние, благоприятствовавшие этому распространению. Какие же это причины? Русский государственный абсолютизм, способный оказывать сильное влияние даже на духовную жизнь граждан. Мадам де Сталь писала о России того времени: «Влияние повелителя здесь до того сильно, что с переменой царствования могут перемениться понятия о всех предметах». Затем – личность императора Александра I, человека от природы глубоко религиозного, но не получившего должного религиозного образования, наоборот, имевшего такое воспитание, которое его наилучшим образом подготовляло к восприятию мистических влияний.

Александр I сам жаловался на недостатки своего религиозного воспитания. В 1819 году он сказал квакеру Грелле де Мобилье во время его пребывания в России: «Приставленные ко мне дядьки имели некоторые добрые качества, но не были верующими христианами, и потому первоначальное воспитание мое не было соединено с какими-либо глубокими нравственными впечатлениями. Сообразно с обычаями нашей Греческой Церкви, меня приучили формально повторять утром и вечером известные выученные молитвы; но этот обычай, нисколько не удовлетворявший внутренним потребностям моего религиозного чувства, скоро надоел мне. Случалось между тем не раз, что я, ложась спать, живо чувствовал в душе своей грехи и разные нравственные недостатки своего образа жизни; возникавшее при этом сердечное раскаяние пробуждало во мне потребность встать с постели и среди ночной тишины броситься на колени, чтобы со слезами просить у Бога прощения и силы для большей бдительности над собой в дальнейшее время. Это сердечное сокрушение продолжалось несколько времени; но мало-помалу, при отсутствии нравственной поддержки со стороны окружающих лиц, я стал реже и слабее чувствовать в себе эти спасительные движения благодати; вместе с мирской рассеянностью грех стал более и более владычествовать в моей душе». И вот, предоставленный самому себе, Александр I выработал себе своеобразную религию, без определенных догматических убеждений, универсальную религию сердца, одинаково мирившуюся со всеми вероисповеданиями и ни к одному из них не принадлежащую, близкую более к протестантскому мистицизму, чем к Православию.