Знак фараона - Лора Бекитт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После Тамит отправился в дом, где встречался с Тией, и принялся ждать.
Молодая женщина пришла под вечер, когда город купался в золоте позднего солнца. В саду благоухали цветы, облака на небе напоминали птичьи крылья. На фоне этой красоты лицо Тии выглядело осунувшимся, озабоченным и печальным.
Тамит не знал, что сказать любимой, и протянул к ней руки. Ему показалось, что Тия неохотно покорилась его объятиям, как будто они больше не могли принести ни утешения, ни радости.
— У меня мало времени, — с грустью произнесла она.
Тамит отстранился и сел, не сводя с нее взгляда.
— Я тебя слушаю.
— Ты знаешь про Мериба?
Тамит кивнул.
— Он жив?
— Пока да. Я молю богов, чтобы он выжил, хотя прежде желала ему смерти!
— Почему? — промолвил Тамит, и Тия не стала уточнять, что именно его интересует.
— Он говорил такие вещи, какие я не ожидала услышать. Мне кажется, он все знает. Джемет рассказала ему о нас. Но он не подает виду. Мериб сказал, чтобы после его смерти я выходила замуж... за тебя. — Она с трудом перевела дыхание. — Он признался, что смерть стояла рядом и держала его за руку. Возможно, она отпустила его только потому, что он сумел преодолеть невозможное. Перестал обманывать себя и признался, что все эти годы владел тем, что ему не принадлежало. Как ты думаешь, после всего этого я смогу его бросить?!
Тамит молчал, и Тия добавила:
— Уезжай. Если тебе есть на ком жениться, женись. Я устала бороться с судьбой. Мы никогда не будем вместе. Я остаюсь с Мерибом.
Он все понимал и в то же время не мог смириться с ее решением. В тот момент когда нити, которые опутывали ее столько лет, обрывались, давая свободу, она сама связывала их прочным узлом.
Тамит рискнул осведомиться:
— А если он умрет?
— Я не желаю об этом думать.
— Ты хочешь сказать, что мы навсегда расстаемся?
— Да, Тамит. Я пришла, чтобы проститься.
Молодой человек понимал, что в такой ситуации уговоры бесполезны, и втайне восхищался тем, как стойко держится Тия, тогда как сам он страшился заглянуть в бездну, в которой ему придется очутиться, в бездну сердечного одиночества, бессмысленности существования и душевной тоски.
Тем же вечером Тамит спросил Хетеса, намерен ли тот отправиться с ним.
— Анок беременна, я не могу оставить ее одну в Фивах, как не могу везти к хеттам. Я решил, что попытаюсь выучиться на лекаря и сдать экзамены в Доме Жизни. Именно об этом мечтал мой отец, — смущенно проговорил Хетес, очевидно удивляясь своим словам, и добавил: — Хватит жить на чужом содержании и в чужом доме.
— Ты мне не чужой, — возразил Тамит.
Хетес усмехнулся.
— Мы стали чужими в тот день, когда впервые увиделись. После встречи в карьере просто притворялись, будто дело обстоит иначе.
Тамит не стал спорить, а на следующий день привел Хетеса в квартал, в котором жили жрецы среднего ранга, младшие военачальники и сборщики налогов, показал приятелю окруженный садом дом, где было пять комнат, веранда и кухня, и сказал:
— Здесь можно жить и принимать больных. В этом квартале обитают вполне приличные люди, но, даже если к тебе обратятся бедняки, надеюсь, ты не сочтешь зазорным оказать им помощь. В конце концов, высшая награда для лекаря — благодарность в глазах исцелившихся!
— Да, — согласился Хетес, — я осознал это в тот день, когда именитые врачи смотрели на меня с уважением. — И пояснил: — Там, в доме Тии.
— Я понял, — сказал Тамит и спросил: — Положение ее мужа серьезно?
— Возможно, он останется жив. Хотя я бы предпочел смерть такой жизни! Джемет повезло больше. — И подытожил: — Его жене не позавидуешь!
Тамит сжал зубы. Если б он мог чем-то помочь Тие! Она просила его уехать. Она не хотела его видеть, она мечтала о нем забыть. Он должен сделать так, чтобы любимая женщина обрела покой. "Или его иллюзию.
Последний вечер они провели втроем — Тамит, Интеб и Уна.
Тамит вспоминал непомерную роскошь Золотого дворца: трон с изображениями сфинксов — знак царского сана — под великолепным балдахином, окруженный телохранителями-египтянами и азиатскими воинами-наемниками, а также носителями опахал и другими высокопоставленными чиновниками; ярко расписанную мебель, толстые ковры. Знал ли он, что сможет прикоснуться ко всему этому великолепию, которое, тем не менее, не будет иметь для него никакого значения!
Ему преподнесли золото, почетный жезл, охранные грамоты и другие важные документы, дали лошадей и повозки и выделили отряд хорошо вооруженных воинов. На рассвете он должен был отправиться в путь.
Уна время от времени вытирала слезы. Интеб, который отбывал в военный лагерь, сказал сыну:
— Не слушай мать. То, что ты уезжаешь, по-своему хорошо. Мне кажется, правление Рамсеса будет великим, но он не из тех фараонов, кто ценит свое окружение. Тебе известна правда о битве при Кадеше; между тем царь не только приписал себе несуществующие победы, он обвинил в поражении своих военачальников. Он нам больше не доверяет, не слушает наших советов. Отныне молодой фараон все решает сам. Всякий царь страдает величием, иначе и быть не может, но человеческая гордыня, как воды Нила, способна разлиться без всяких пределов и затопить все вокруг. Фараон уже распорядился о сотнях построек в свою честь и желает основать новую столицу, город Пер-Рамсес.
Тамит бы поражен. Интеб впервые заговорил о фараоне как о человеке.
— Да, будет лучше, если я окажусь подальше.
Интеб накрыл руку молодого человека своей ладонью.
— Мы прекрасно помним, каким образом он вступил на трон, как приказал стереть все изображения своего старшего брата, хотя именно тот был объявлен наследником! Помним, но не смеем вспоминать.
— Я еду к хеттам. Это тоже не очень надежно, — заметил Тамит.
— Все-таки это лучше, чем угодить в плен дворцовых интриг. Ты можешь не помышлять о величии и власти, но любое неосторожное слово тех, кто приближен к фараону, может сыграть роковую роль.
— Так хорошо или плохо то, что я и фараон узнали правду? — задумчиво произнес Тамит, трогая пектораль.
— На этот вопрос способен ответить только ты сам, и только жизнь может подсказать тебе ответ.
Покидая Египет, Тамит думал о том, что нигде на свете не существует таких волшебных восходов и закатов. Все происходит внезапно, как в сказке. С горизонта срывается туманно-серый покров, и земля, листва, одежда людей мгновенно окрашиваются в золотисто-розовый цвет. По водам Нила струится сверкающая рябь, будто солнце перебирает гладь воды своими золотыми пальцами. Эти мгновения наполняли душу невыразимым счастьем и ускользали так же быстро, как и наступали. Теперь заря и сумерки казались ему медлительными, невыразительными, задумчивыми.