Великий магистр (Тамплиеры - 2) - Октавиан Стампас

Они поднялись по лестнице в комнату, где сидело человек семь стражников, распивая вино и играя в кости. Их оружие, мечи и алебарды, стояли в углу, прислоненные к стенке.

- Сидеть! - приказал Роже, отсекая стражников от оружия, а Виченцо и Греналь занесли над их лицами алебарды.

Бизоль выбрал себе два меча и посмотрел на самого толстого из охранников.

- Сколько караульных во дворе? - спросил он.

- М-много! - заикаясь ответил тот.

- А где лошади?

- Там ж-же.

- А ворота?

- От-ткрыты.

- Пойдешь с нами, покажешь.

Уходя, Роже повернулся к столу и посмотрел на кости.

- Во что играете, ребята? - спросил он.

- На большее, - ответил один из них.

- Давайте так, по честному, - предложил Роже. - Я не хочу вас подводить. Выигрываете вы - мы возвращаемся в подвал; побеждаю я - мы бежим. Согласны?

- Идет! - хмыкнул стражник. Он взял в руки кости и бросил. Выпали шестерка и пятерка. Его приятели возбужденно вскрикнули, заулыбались.

- Жаль, не повезло тебе! - улыбнулся Роже, метая кости. Они покатились по столу, а он, не дожидаясь пока они остановятся, вышел за дверь. Стражники наклонились над столом, уставившись на две выпавшие шестерки.

Толстяк вывел пленников во двор, и они неторопливо пошли вдоль забора к привязанным возле столбов лошадям.

- Молчок! - посоветовал Роже толстяку, когда они уже садились в седла. - И не ешь на ночь много жареной спаржи с мясом - не будет так пучить!

Стегнув лошадей, узники помчались к воротам, поднимая столбы пыли, смешавшейся с воплями очнувшейся охраны.

3

Раймонд посторонился, пропуская в рыцарский зал даму, лицо которой было скрыто густой вуалью. Судя по ее порывистым движениям, изящному стану, гибкой фигуре, - она принадлежала к тому счастливому возрасту от восемнадцати до двадцати трех лет, когда любовь и безрассудство берут вверх над разумом и достоинством. Одета она была весьма изысканно и богато, кисти рук и тонкую шею украшали золотые браслеты и ожерелье из редких жемчужин, видно она относилась к знатному роду.

Гуго де Пейн и Милан Гораджич, встав с кресел, почтительно поклонились ей; она же, сделав несколько коротких шагов, в растерянности остановилась.

- Раймонд, оставь нас, - попросил Гуго де Пейн. - Слушаю вас, сударыня? - и так как она молчала, поглядывая из-под вуали на сербского князя, он добавил: - Вы желаете, чтобы мы разговаривали наедине?

- Да! - ответила девушка. Голос у нее был звонкий, а из под бархатной шляпки с искусственными розами выбивалась прядь черных волос. Милан Гораджич пожал плечами и пошел к двери. Только когда он скрылся, девушка осторожно подняла вуаль, блеснув темными глазами, горящими как два агата на мраморном лице.

- Принцесса Мелизинда? Что привело вас сюда? - спросил Гуго де Пейн, предлагая ей кресло.

- Желание помочь вам, - уклончиво ответила она. - Вам и вашему другу. Я знаю, что он сейчас в тюрьме Мон-Плеси.

- Людвиг фон Зегенгейм обвинен несправедливо, благодаря интригам барона Жирара, - сказал Гуго де Пейн. - Но вскоре ошибка будет исправлена, и он выйдет на свободу.

- Дай-то Бог! - согласилась Мелизинда. - Я уверена в его невиновности. Только не было бы слишком поздно.

- Что вы имеете в виду?

- Тюрьма Мон-Плеси - ужасное место.

- Любая темница мало напоминает курорт.

- Но эта - худшая из всех тюрем. И кроме того, я слышала, что на графа надели железо.

- Негодяи! - воскликнул Гуго де Пейн. - Мне следовало это ожидать! Неужели ваш отец отдал такой чудовищный приказ?

- Нет, это сделано вопреки его воле, по распоряжению барона Глобштока, - ответила принцесса. На ее лице вспыхнул слабый румянец, распространившийся от щек к вискам; он сделал ее лицо еще более привлекательным. Гуго де Пейн осторожно рассматривал ее, а она, почувствовав его ненавязчивое внимание, еще сильнее зарделась, но продолжала смотреть прямо в глаза. В них прочитывалось многое, потому что девушка еще не умела скрывать своих чувств, а может быть - не хотела этого. Словно повинуясь неудержимой силе, владевшей ею, она шагнула навстречу рыцарю. Взгляд ее слегка затуманился, а губы чуть приоткрылись, обнажив маленькие белоснежные зубки. Гуго де Пейн несколько отступил в сторону и поспешно произнес, избегая опасного момента, который мог возобладать над разумом:

- Вы могли бы помочь мне в тайном свидании с Зегенгеймом?

Мелизинда словно очнулась, услышав его ровный голос.

- Для этого я и пришла, - так же торопливо ответила она, отводя взор.

- Когда вы можете устроить встречу?

- Сегодня. Сейчас. Дежурящий в тюрьме офицер - преданный мне друг.

- Тогда не будем терять времени?

- Не будем, - согласилась принцесса. Но ни она, ни Гуго де Пейн не двинулись с места, продолжая смотреть друг на друга. И вновь, - гипноз ли, самовнушение или воплощение девичьих грез? - потянули Мелизинду к рыцарю; а он, чувствуя тающий искусственный холод, окружавший его с тех пор, как он покинул Константинополь, вдруг увидел перед собой - будто в преломившемся свете, отраженном от зеркал, - другое лицо, обрамленное золотистыми волосами, сверкающее вишневым цветом глаз, близкое и родное, плывущее ему навстречу. Потерявши на какие-то мгновения чувство времени и пространства, пронесясь над охваченной огнем землей, он коснулся обеими ладонями пылающих нежных щек, ощутил на своих губах вкус ее губ.

- Боже мой! - выдохнула Мелизинда, обвивая его шею руками, и он очнулся, отрезвел, сознание вернулось к нему, а вместе с ним - колющая сердце горечь. Гуго де Пейн мягко отстранился, освободил ее руки, ласково произнес:

- Мы должны поспешить, милая принцесса.

- Да, да, конечно, - согласилась она, тряхнув головой, будто сбрасывая с себя чары. - Идемте. Моя карета ждет.

- Почему вы помогаете нам? - спросил Гуго, когда они спускались по лестнице.

- Потому что... потому, - запнувшись ответила Мелизинда с очаровательной, женской логикой.

- Ну тогда понятно, - отозвался рыцарь, поддерживая ее локоть.

То, что произошло между ними несколько минут назад, - было как вспышка молнии в ясный день, не предвещающий грозу. Но за молнией, по всем законам природы должен был последовать гром, а затем - небо должно было расколоться - и смывающие все на своем пути потоки воды хлынуть на землю. Эти потоки могли унести и их, увлечь за собой в водоворот из вспенивавшихся волн любви и страсти. Гуго де Пейн понимал это и старался забыть о своей минутной слабости, стереть обозначенный в воздухе знак, который своей волшебной властью мог погубить его; Мелизинда, еще до конца не пришедшая в себя, послушно следовала рядом с ним, опираясь на его сильную руку, чувствуя какой-то испуг и наполняющую ее радость, ожидая наркотического продолжения своего безумства.