Читая «Лолиту» в Тегеране - Азар Нафиси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Война с Ираком закончилась, но государство не прекращало битву с внутренними врагами, с теми, кого считали представителями упаднической культуры и «про-западниками». Кампания по подавлению этих веяний не ослабила их и не устранила, а, напротив, сделала сильнее. Неугодные политические партии запретили, политических врагов посажали, но в культуре – в литературе, музыке, искусстве и философии – звучали светские голоса; исламская элита так и не сумела утвердиться в какой-либо из этих сфер. Культурная борьба ожесточилась, когда радикальная мусульманская молодежь, интеллигенты, журналисты и деятели образования стали уезжать за границу. Разочарованные в Исламской революции и столкнувшиеся с идеологическим вакуумом, образовавшимся с распадом Советского Союза, они не нашли ничего лучше, чем примкнуть к западным демократиям, которым некогда столь яростно противостояли. Оказалось, что тех, кого режим пытался уничтожить или заглушить, обвинив в «прозападничестве», невозможно уничтожить и заглушить; они являлись такой же частью иранской культуры, как и ее самопровозглашенные стражи. Но больше всего исламская элита боялась, что эти самые «элементы» станут примером для подражания все большего числа разочарованных бывших революционеров и молодежи – так называемых «детей революции».
В Министерстве исламской культуры и ориентации многие начали вставать на сторону писателей и художников и допускать к публикации книги, которые прежде сочли бы «немусульманскими». В 1994 году при поддержке ряда просвещенных деятелей этого министерства опубликовали мою книгу о Набокове. Прославленные режиссеры, чьи фильмы после революции запретили, вновь могли демонстрировать свои ленты благодаря прогрессивному начальнику Кинематографического фонда Фараби, которого позже сняли с должности реакционеры. В самом министерстве разворачивались бои между фракциями – реформаторами и теми, кого сейчас мы назвали бы «приверженцами жесткого курса». Многие бывшие революционеры взялись читать и интерпретировать работы западных философов и мыслителей и начали сомневаться в своих ортодоксальных методах. Они менялись под воздействием идей и систем, которые сами некогда желали уничтожить, и это внушало надежду, хотя, конечно, доля иронии в этом имелась.
Не в силах расшифровать и понять неоднозначность и любое отклонение от курса, чиновники злились на тех, кого считали предателями в своих рядах, и были вынуждены применить свои примитивные формулы к вымыслу так же, как применяли их к жизни. По аналогии с тем, как они цензурировали цвета и оттенки реальности, подстраивая ее под свое черно-белое видение, из литературы убирали все проявления рефлексии; опасными провозглашались все литературные произведения, которые не несли политического посыла, что являлось парадоксом как для самих цензоров, так и для их идеологических противников. Следуя этой логике, в писательнице вроде Остин они, естественно, узрели бы противника, хотя могли об этом и не подозревать.
7
«Хватит винить Исламскую Республику во всех наших проблемах», – сказал мой волшебник. Я нахмурилась и поковыряла снег носом ботинка. Мы проснулись и увидели за окном снег и солнце – прекрасную тегеранскую зиму. Деревья укрыло шелковым покрывалом, а сугробы на тротуарах искрились миллионом маленьких солнц.
В такие дни радуешься, как ребенок, несмотря на все жалобы на загрязнение воздуха и менее явные, но не менее важные проблемы, которые мы носим в уме и сердце. Я пыталась жаловаться, но смутное воспоминание о том, как мама в детстве смешивала домашний вишневый сироп со снегом и делала мороженое, никак не давало мне впасть в угрюмость. Однако сдаваться я не собиралась; мысли о муже Азин и женихе Саназ не давали мне покоя. Я уже пятнадцать минут пыталась рассказать о проблемах моих девочек волшебнику, пересыпая свой рассказ оправданными и неоправданными обвинениями в адрес корня зла – Исламской Республики Иран.
В первую неделю после возвращения из путешествия Саназ явилась на занятия, еле сдерживая восторг, но все же держа себя в рамках приличий. Она разложила на стеклянном столике фотографии: ее семья в лобби отеля; Саназ и юноша с темно-каштановыми волосами и ласковыми карими глазами стоят, облокотившись о балюстраду; на нем джинсы и голубая рубашка. Вечеринка в честь помолвки: Саназ в красном платье, ее великолепные волосы рассыпались по плечам, она стоит и смотрит на того же представительного юношу в темном костюме и бледно-голубой рубашке, и он отвечает ей ласковым взглядом; он надевает ей на палец обручальное кольцо, она разглядывает его задумчиво (жаль, что его родители купили кольцо, сперва не посоветовавшись с ними, говорит она). А вот ее тетя-бунтарка, депрессивная мать и несносный братец. Поездка быстро пролетела – не успела она оглянуться, и ему пора было возвращаться в Лондон, а ей в Тегеран. Она с недовольством сообщает, что им с Али почти не удалось перемолвиться словечком наедине – рядом всегда были родственники.
Прошло две недели. Мы обсуждали книгу, и я заметила, что Саназ ведет себя тихо, что было ей несвойственно. Во время перерыва несчастная Саназ со слезами на глазах, смахивая со лба невидимую прядь волос, сообщила, что все отменяется – свадьба отменяется. Жених ее бросил. Позвонил ей и сказал, что с ним она не сможет быть счастлива. Он был простым студентом; как он будет содержать семью? Когда они смогут воссоединиться и жить вместе? Это несправедливо, твердил он, несправедливо по отношению к ней; он придумывал всякие оправдания. И я его понимаю, сказала она; у меня были те же сомнения, но все же как мне хочется, чтобы он был чуть менее рассудительным! Он сказал, что будет любить ее всегда. А что еще он мог сказать? Чертов трус, подумала я.
В итоге все начали проявлять к Саназ усиленную заботу. Ее родные, само собой, страшно разозлились на жениха. Мать сказала, что годы, проведенные среди холодных бесчувственных англичан, его развратили. Они – западные люди – не чувствуют так тонко, как мы. Он еще передумает, убежденно произнес отец; дай ему время. Родители не понимали, что решиться на этот шаг юношу, вероятно, заставило давление и вмешательство с их стороны.
