Крещение огнем - Гарольд Койл

Он все еще посмеивался про себя, когда из Овального каби­нета появился советник президента по национальной безопасно­сти и направился прямо к нему. Уильям Хэстерт, который до того как войти в администрацию Белого Дома, был профессо­ром в колледже, являл собой редкостный экземпляр зануды. "Можно ли ожидать от президента толковых решений, если у него такие советники?" — в который раз удивился Эд. Когда Хэстерт подошел к конгрессмену поздороваться, ни в его руко­пожатии, ни в улыбке не ощущалось ни малейшей доброжела­тельности. Он пробормотал дежурную фразу о том, как они с президентом рады, что Льюис, при всей своей занятости, сумел найти время и так быстро откликнуться на приглашение, при­чем от Эда не ускользнуло, что советник поставил себя впереди президента.

Желая выяснить заранее, о чем пойдет речь, Льюис, после официального рукопожатия, задержал руку Хэстерта в своей, что явно не понравилось советнику, и спросил:

—      Кто еще приглашен, мистер Хэстерт?

Высвободив руку, советник посмотрел на свою ладонь, потом — на Льюиса:

—        Больше никто, конірессмен Льюис. Гфезвдент пожелал побеседовать с вами наедине. Он готов вас принять.

Так и не сумев ничего добиться от Хэстерта, Эд решил поло­житься на удачу и свое умение быстро ориентироваться в любой обстановке.

—        Что ж, советник, тогда не будем заставлять президента ждать.

Вслед за советником Льюис миновал приемную и двух охран­ников, стоявших у дверей Овального кабинета. Оказавшись внут­ри, он увидел, что президент неподвижно стоит у балконной двери и с отсутствующим видом смотрит на Розовый сад. "Что- то он совсем не похож на довольного собой человека", — поду­малось Эду. Ссутуленные плечи, скрещенные на груди руки, опу­щенная голова — все это говорило о тяжелом бремени забот. Когда Хэстерт доложил о приходе конгрессмена, президент не сразу повернулся к вошедшим. А повернувшись, продолжал сто­ять, скрестив руки и опустив голову, глядя на Льюиса исподло­бья опухшими глазами, обведенными темными кругами.

—     Спасибо, Эд, что так быстро откликнулись. — Даже опус­тив руки, чтобы указать Льюису на кресло, президент не поднял головы, так что подбородок его почти касался іруди. — Приса­живайтесь, пожалуйста. Не выпьете ли кофе?

Льюис хотел отказаться, но передумал. С тех пор, как Аманда повела кампанию против кофеина, он никогда не упускал случая перехватить чашечку Настоящего кофе, если был уверен, что жена об этом не узнает. Она умудрилась проводить свою линию даже в его кабинете в здании Конгресса, строго-настрого нака­зав его сотрудникам давать ему только кофе без кофеина. Со­знавая, что поступает глупо, Льюис все же по привычке опасли­во огляделся: нет ли в кабинете посторонних, которые донесут на него Аманде.

Когда они сели, и Льюис получил возможность насладиться запретным напитком, президент приступил к делу.

—       Вчера, Эд, вы с присущим вам красноречием отметили, что я неосторожно схватил смоляное чучелко и увяз обеими руками.

Льюис вздохнул. Он уже почти жалел, что сказал эту фразу. В конце концов, это был дешевый ход, которого не заслуживал даже этот президент. Но теперь он уже был бессилен что-либо изменить. У Льюиса даже мелькнула мысль — не извиниться ли, но он не стал этого делать. Пусть ход был дешевым, зато он ни словом не погрешил против истины.

—     Я попал в скверное положение, Эд, и вам это известно.

Подняв глаза от чашки, Льюис усмехнулся:

—    Да, положеньице у вас, как у того парня, который защемил свое хозяйство "молнией" от ширинки: делать что-то надо, при­чем срочно, но делай — не делай, боль все равно адская.

Эд выжидательно смотрел на президента. Ему не нравились ни его политика, ни те методы, которыми он пользовался. Пре­зидент не нравился ему даже как человек. И все же он — прези­дент и, вдобавок, человек, который попал в беду и нуждается в помощи. Хватит ждать, пока он будет ходить вокруг да около, пытаясь спасти остатки самолюбия. Пора сделать шаг навстре­чу. К тому же, негоже использовать положение президента в политических или личных целях. Все равно, удовольствие будет испорчено угрызениями совести, которые не оставляли Эда даже после пяти лет пребывания в Конгрессе.

—     Чем могу быть полезен, господин президент?

Испытав облегчение от того, что можно, наконец, говорить начистоту, президент с готовностью открыл свои карты:

—    Мне нужен человек, который отправился бы в Мексику, — человек, имеющий военный опыт и, в то же время, не связанный с армией, который сможет дать мне четкое и непредвзятое пред­ставление о том, что думаіют командиры строевых частей и как они оценивают создавшуюся ситуацию.

Льюис искоса взглянул на президента:

—      Уж не хотите ли вы сказать, что не доверяете докладам Объединенного комитета[5]?

—      Эд, дело не в том, что я им не доверяю. Просто я не счи­таю, что они способны объективно отвечать на мои вопросы. Они, как и ЦРУ, не могут оправиться of шока после битвы при Монтеррее и известия об участии в ней никарагуанцев. Вашинг­тонские стратеги, стараясь оправдать собственные промахи и как-то спасти существующий план военных действий, в суете упустили из вида конечную цель: национальную безопасность. Мне нужны решения — реальные решения — а не фантазии. Но прежде чем принять эти решения, я должен иметь надежную, неприукрашенную информацию.

Подавшись к Льюису, президент заглянул ему в глаза и, обло­котившись на колени, чуть ли не в молитвенном жесте сложил ладони:

—      Вы согласитесь поехать, Эд?

Льюис на миг задумался. Какой отличный способ убрать с дороги противника! Уж не решил ли президент воспользоваться старой истиной: лучше заводить новых друзей, чем умножать число врагов? Может, он решил выиграть время, надеясь, что, отослав несговорчивого конгрессмена в Мексику, избавится от его нападок и сумеет подмять под себя мексиканское правитель­ство? Или он говорит искренне? Ищет реальный выход?

—     Кого, господин президент, вы хотите послать со мной, кому я подчиняюсь и какие ограничения налагаются на мои передви­жения внутри Мексики?

Президент развел руками:

—        Выбирайте сами, кого взять с собой. Просто сообщите мне, когда решите окончательно. Что касается передвижений, вы вольны ездить куда угодно и разговаривать, с кем сочтете нужным. Вам предоставляется полная свобода действий.

"Что ж, перспектива заманчивая", — подумал Эд. Отхлебнув больщой глоток кофе, он обдумал ситуацию и решил выдвинуть дополнительные требования. Если уж на то пошло, он хочет действовать осмысленно, а не выполнять роль манекена. Он по­вертел чашку в руках:

—     Вели верить этой журналистке, Джен Филдс, мы не сумели сделать все, что от нас зависело, чтобы разобраться в пробле­мах, стоящими перед Советом тринадцати, и правильно оценить их. — Бросив взгляд на Хэстерта, конгрессмен продолжал: — Если иностранное правительство вынуждено обратиться к теле­репортеру, чтобы доставить нам свое послание, это говорит о многом..

Не обращая внимания на советника, который пытался не пока­зать, что уязвлен этим выпадом, Льюис обратился к президенту:

—    В любом случае, нам придется как-то договариваться с мексиканцами. Мы уже убедились, что односторонние действия ни к чему хорошему не приводят. И если я поеду в Мексику, то хочу вместе с Джен Филдс побывать в Мехико, и от вашего лица начать диалог с новым правительством.

Отвечая, президент даже не взглянул на Хэстерта, будто зара­нее предвидел такую возможность:

—    Не скрою, Эд, это больше, чем я ожидал; тем не менее, вы правы.

Хотя он не был в восторге от идеи Льюиса отправиться в Мехико в сопровождении известной журналистки, выбора у него не оставалось. На самом деле президент еще до прихода конгрессмена решил пойти навстречу всем его требованиям. Как метко заметил Эд, что ни делай, все равно будет больно.

—      Мы тут как раз обсуждали, как лучше ответить на посла­ние Совета. Не откажите в любезности захватить с собой мое личное послание мексиканскому правительству. Когда вы смо­жете выехать?

—     Сегодня вечером не будет слишко рано?

—     Сегодня вечером — как раз то, что нужно. Могу я чем-то помочь вам, кроме улаживания всех формальностей?