Гений из Гусляра (Сборник) - Кир Булычев

Минц ответил не сразу.

Удалов взял бутыль с газированной водой «Гуслярский источник». Отпил из горла, дал другу.

Длинноногая нимфа верещала в кустах, видно, ее щекотали.

– Ты затронул важную тему, Корнелий, – произнес задумчиво Лев Христофорович. – Я тоже об этом думал.

– Вот именно, – согласился Удалов. Пока он еще не понял, о чем говорит Минц, но привык не противиться другу, потому что со временем из рассуждений Минца вырастали великие изобретения и открытия, а Удалову было приятно чувствовать себя причастным к таким делам.

– С какого момента дитя становится полководцем, развратницей или многодетной мамашей? Когда это открывается?

– Когда?

– Когда оно начинает пользоваться речью и свободно передвигаться, – сказал Минц. – Я проводил наблюдения в яслях, детских садах и школах. Это потребовало не один месяц полевых исследований.

– Чего же мне не сказал, – упрекнул его Удалов. – Мы бы с тобой вместе полевые исследования проводили.

– Скучное для непосвященного дело, – возразил Минц. – Но со временем дало свои плоды. У меня есть несколько дискет с обобщениями.

– Публиковать будешь?

– Рано, – ответил Минц. – И, можно сказать, опасно для человечества. Если мое открытие попадет в руки нечистоплотного мошенника, а еще хуже, политика, могут произойти совершенно неисправимые катаклизмы. Дай еще «Гуслярского».

– Может, искупаемся? – спросил Удалов.

Он делал вид, что очередное открытие Минца его никоим образом не интересует. Потому что заинтересованность всегда охлаждала профессора, и он мог прекратить рассказ.

– А тебе что, неинтересно? – обиделся Минц. – Ведь это не хухры-мухры!

– Интересно, Левушка, – поспешил с ответом Удалов. – Но если не хочешь, не рассказывай.

– Почему же это я не буду рассказывать?

– А может, ты подписку дал.

– Где еще я подписку дал! – совсем уж осерчал профессор. – Кого я боюсь?

– Прокуратуру, – невинно ответил Удалов.

И тут Минц взревел так, что лежавший за деревом Никита Борисович поджал ноги.

Минц глубоко вздохнул, помолчал, переживая гневный пароксизм, а потом заговорил:

– Я задумался о том, насколько непроизводительно работает природа. Наблюдаю я ребенка, вижу – вот вам генетически обусловленный военный, офицер, а может, и генерал. Потом гляжу на малыша, лепящего пирожки из песка, – он же готовый труженик! Я вижу будущее любого малыша по его обычному поведению в детском садике.

– Ты гений, Лев Христофорович, – искренне заметил Удалов.

– Да не о гениальности речь! – возразил Минц. – А о том, какие это беды или радости может принести человечеству.

За стволом дерева Блестящий внимательно слушал. Конечно, не исключено, что старики несут чушь – на то они и старики. Но ведь дедушка Никиты Борисовича до позднего девяностолетнего возраста сохранял ясный ум и даже говорил: «Не доведет вас до светлых высот демократия. Насмотрелся я ее в годы Гражданской войны. Народу она не нужна!» С этими словами и помер, перед смертью позвав в дом жреца зороастринской религии, так как все Прохановские в Харькове исконно придерживаются зороастризма.

– А какие беды? – донесся до Никиты Борисовича голос курносенького собеседника.

– Эх, не хотел я забивать тебе голову научной чепухой, – вздохнул второй старик, тоже лысый, но толстый и нахальный. – Но придется.

Глядя в небо, он продолжал:

– Природа действует расточительно и неумно. Заданность детеныша определена. Но природа растягивает взросление человеческого существа на полтора десятка, а то и более лет. Расточительно?

– Организму сложиться надо! – сказал Удалов.

– Ошибка. На деле получается наоборот. Внешние факторы не помогают природе, а нарушают ее начинания. Ну, посмотри. Мы имеем дело с талантливым скрипачом. А у родителей нет денег ему на скрипку, к тому же его папа всю жизнь играет на гармошке. И вместо нового Ойстраха мы получаем еще одного пьяненького гармониста.

– Ну, это исключение, – возразил Корнелий. – Настоящий талант превозможет.

– Ты уверен?

– Еще как!

– И какой же талант был у тебя, Корнелий, в три года от роду?

– Нормальный талант, – не нашелся что ответить Удалов. – И если что, я его сам загубил.

– Правильно. Природа не могла угадать, что ты станешь послом доброй воли, известным в Галактике борцом за мир и, главное, самым средним из всех жителей Млечного Пути. А вообще-то говоря, я тебя проанализировал...

– Так ты любого человека можешь проанализировать?

– Задним числом.

– И без ошибки?

– Без ошибки, но с разочарованием. Природа зря отпускает людей взрослеть самостоятельно.

– Так скажи обо мне, не томи!

– В машинисты паровоза готовила тебя природа.

– Не может быть! – воскликнул Удалов и вдруг закручинился.

Минц заметил это и спросил:

– Что с тобой?

– Ты не поверишь... Я у внука паровозик украл и всю ночь с ним в коридоре играл.

– Почему не поверить? Конечно, поверю, – улыбнулся Лев Христофорович. – И я задумался, – продолжал Минц, глядя в небо, не слыша и не видя ничего вокруг. – Я задумался, нельзя ли помочь природе. Тогда люди будут счастливее. Они же будут заниматься тем делом, к которому их произвела природа.

– Не понял, – сказал Удалов и почувствовал, как ему хочется гуднуть.

– Мы должны сократить до минимума тот непроизводительный период, в ходе которого человек взрослеет, в то время как увеличиваются шансы, что он станет вовсе не тем, кем ему следовало бы стать.

Минц сорвал травинку и принялся ее грызть.

Никита Блестящий был сам слух.

– Почему надо взрослеть много лет? – задач сам себе вопрос профессор. – Надо взрослеть за три года.

– И кто же получится? Генерал мне по пояс?

– Я не так наивен, – возразил Минц. – Нам нужно, чтобы человек стал совершенно нормальным, двадцатилетним, работоспособным и даже готовым жениться.

– В пять лет жениться? Ну, тебе покажет наша милиция!

– Какая еще милиция, – заметил Минц. – Никому не нужна твоя милиция, когда все будут заниматься своим делом.

– Неужели ты уже испытал это средство? – испугался Удалов.

Беда великого ученого заключалась в том, что его изобретения и открытия далеко не всегда выполняли задуманную роль. Порой они становились катастрофически опасны для окружающих. И приходилось переизобретать изобретенное.

Удалов как представил себе шестилетних генералов, ему чуть дурно не стало.

– Все проще, – сказал профессор. – Я изготовил совершенно безвредное средство, которое ускоряет физические развитие организма. Если дать мои порошки пятилетке, то еще через три года, а то и менее, он станет взрослым и займется своим любимым делом.

– И останется внутри дурак дураком? – предположил Удалов.

– Тебе дается три года. Так вот, за эти три года научи ребенка всему необходимому. Мы с тобой такие школы ускоренного профиля организуем, японцы будут приезжать за опытом!

– Ты меня не убедил, – сказал Удалов и закрыл глаза. Солнце пекло, но милосердно.

2

Никита Борисович уже не ощущал жары и томления духа. Он почувствовал, что наткнулся на большое, настоящее дело.

Стараясь не шуметь и не привлекать к себе внимания, он немного оделся и отошел к другому дереву, под которым сидела мирная выпившая компания и говорила о футболе.

Никита Борисович незаметно присоединился к компании, а потом, познакомившись с женщиной средних лет, на которую произвел положительное впечатление, спросил у нее, показывая пальцем на двух лысых друзей, заснувших под дубом:

– Это местные?

– Как же не местные? – удивилась женщина. – Разве вы их не знаете?

– А я недавно приехал, – признался Никита Борисович. – Не успел всех узнать. Да оказался рядом с вашими земляками, и чем-то они возбудили во мне подозрение. Не жулики ли они?

Вопрос был провокационный. Разумеется, Удалов с Минцем не могли произвести впечатление жуликов. Но раздраженная женщина всегда выдает на-гора куда больше информации, чем женщина, находящаяся в состоянии покоя.

– Ах! – воскликнула женщина, которую звали Вандой Савич, и была она директором универмага на пенсии, а также женой фармацевта Савича, человека в Гусляре не последнего. С Удаловым она прожила бок о бок интересную жизнь, а к Минцу, как и все старожилы Великого Гусляра, испытывала благоговение.

– Ах! – воскликнула Ванда Савич. – Как вы посмели заподозрить Минца и Корнелия Ивановича! Вы или сумасшедший, или дурак.

– Спасибо, – вежливо ответил Никита Борисович. Он был человеком воспитанным и миловидным, женщины его любили иногда платонически, а некоторые страстно, хотя он им взаимностью не отвечал. Но успех у женщин обычно воспитывает в мужчине умение владеть собой. – Спасибо, я не дурак и не сумасшедший. Но один из ваших земляков нес какую-то псевдонаучную чушь.

– Это кто из них?