Американская история - Анатолий Тосс

* * *

Я просыпаюсь ночью. В темнотесознанье опознать себя не может,не ведая, кому принадлежит,какому телу, имени, стране,как Вечный Жид,оно неловко мечется. Но все жеему в укор в конце концов замрет,как бабочка на кожеруки.Своим прикосновением оноее доводит зябкостью до дрожи,и даже свет, проникнувший в окно,ее не успокоит.Параноик,сознание боится потерятьсяв причудах сна,который может свести с умасвоей реальностью.

Мне снова снилась мама.Она рассказывала что-то и быласвоим рассказом слишком беззаботноувлечена,и это было странно.

Странно было то, что я не спал,хотя, должно быть, только что проснулся.я это понял по дрожанью пульса.— Ты так во сне стонал, —она сказала.— Мне снился страшный сон, —я вдруг запнулся, -что ты, ты умерла.И этот сон едва не свел с умаменя своей реальностью.

И мне так было больно,как будто тебя больше никогда...—Сейчас прошло? — она меня легонькок себе прижала, как бы обняла,И боль прошла, мне стало вдруг легко,казалось, первый раз за много лет,как будто кровь разбавил свежий снег,и даже свет, проникнувший в окно,меня узнать не смог,хоть он был яркий свет.Я повторил: — Так ты не умерла?— Какой ты глупый, ну, конечно, нет.— Но яже видел...— Просто я спала.И этот очевиднейший ответнастолько был естественным, что яоткрыл глазаи ощутил побегиз тела моего живого сна,сводящего с умасвоей реальностью.

Сознанье вздрогнуло, не в силах разобраться,куда ему нырнуть,что есть кратчайший путьв действительность.Догнать ушедший сон,казавшийся реальностью?или остаться в реальности текущей,которая еще мгновение назадс такойживущейсилойсама являлась сном?И только лишь луна своим пустым лучомего освободила,и оновошло в меня и стало разбиратьсяв структуре мозга.Видно, слишком поздноя посмотрел на лунное пятно,на этот умерщвленный свет,мгновение назад проникнувший в окноеще живым. И тусклый его след,раздавленный по пустоте стены,опять, в который раз,не снял с меня вины.

* * *

Когда б мы были счастливы,и я, проснувшись ночью, ощутил на шеетвое дыханье,и моя рука, скользнув под бесконечность простыни,впитавшей с покорностью чертытвоего тела,его влажный запах,проникнув в мои поры, растворилсяпо паутине вен,заставших в ожидании, не зная,что дать взаменза эту ласку.И коснувшись глади прохладной кожи,я распознал бы по ее чуткой дрожи,что мы,мы счастливы.

Но мы,мы не счастливы,мы вновь разделены пространством, временеми языками стран, которых мы не знаем,и к тому женам знать не хочется.Наш мир —разлука.Закон его движенья —разводить нас дальше,и подчас, мне кажется,в природе существуетодно лишь направленье —друг от друга.Бессонница, ближайшая подругамоей фантазии, лишь нас соединяет.Как слух соединяет голоса,как связывает мозг со словом «будет»свои надежды,только лишь тогдапонятно мне, что страны, города,как и вплетенье в наши жизни судебслучайных нам людей,нам не помеха.Только лишь годавсе расставляют на свои места,выветривая эхоиз слова обнаженного «судьба».

Дом

Полузасохший дом, морщинами изрытый,Окошки впалые, припавшие к земле,И вата между рам причудливо застылаСугробами в стекле.

Дверь чахлую, в щелях, тихонько приоткрою,И мрак сырых сеней вдруг поглотит меня,Ведро в углу, колоночную водуЯ кружкой зачерпну, с кусками льда.

Шагну вперед, в забытый запах кухни,И зарево огня в пробеленной печи,И керосинки свет скользнет по груде угляУсталым фонарем в ночи.

Я в комнату пройду, под красным абажуромСтол скатертью накрыт, а слева у окнаСплетенных нитей цвет на деревянном чудеВязального станка.

Большой старик в побитой телогрейкеТяжелым лбом склонился над столом,Непознанная мысль, дрожа, замрет навекиПод медленным пером.

Седая женщина, с морщинистым лицом,Высокая, с веселыми глазами,К двум мальчикам приникла и на что-тоУказывает за окном.

А за окном черемуха лишаетВозможности дышать, цветов стенаНадежно укрывает палисадникОт сутолоки дня.

Подъехала машина, из нееКрасивый офицер, смеясь, выходит.Он беззаботен, весел и находит,Что -жить ему забавно и легко.

С ним женщина, они заходят в дом,и все в нем вдруг мгновенно изменилось,шум, беготня, посуды легкий звонсмягчает детский смех,и женский разговор,стремительно меняя темы,раскрагаивает мерный баритонмужского спора,с жаждой переменызастыли шахматы,и будто бы с трудом,с акцентом новости читает радиола.

Я пристально смотрю и все хочу понять,Но голова моя мутится от бессилья,Я знаю все про них, я знаю, что случитсяЧерез пятнадцать лет и через двадцать пять.

Но в знании моем ни жизни нет, ни силы,В нем лишь одна печаль и лишь одна тоска,Загадки Бытия мне не понять причины,Как и никто ее не понял до меня.

Я отступил к стене, где теплые обоиМеня принять хотят и растворить в себе,Но нету в том нужды, их кружево простоеПо памяти я повторю во сне.

Полузасохший дом, морщинами изрытый,Окошки впалые, приникшие к земле...Я вновь вернусь сюда, и вновь все повторитсяВ моей судьбе.

* * *

Вчера я встретил девушку,у которой волосы были, как у тебя.Я подошел к ней и спросил: «Как дела?»Она посмотрела на меня, в ответи сказала: «Да пошел ты, нахал»,что, очевидно, означало «нет»,хотя я ей нечего еще не предлагал.Впрочем, я не расстроился — не в первый же раз.К тому же, как застоявшейся лавине требуется обвал,мне порой требуется заведомый отказ.Он забирает энергию,которой у меня такой навал,что я не успеваю спускать ее в унитаз.

Видимо, поэтому ты приснилась мне ночью.Дело даже не в том «кончу не кончу»,для полюции уже возраст не тот.Просто сначала стало щекотно щеке, потом висок.Я провел рукой, чтобы смахнуть, как казалось, твой волос,а потом сразу голос.Он был тих, одинок,как будто просил прийти.«Заезжай, — говорила ты, — тебе ведь почти по пути.Подумаешь, какой-то час или два...»Я открыл глаза.В воздухе было темно. Лишь едва-едвабелела плывущая на ветру занавеска.«Как невеста», —зачем-то подумал я.Потом промелькнуло нечто подобие тени,вроде как грудь, плечи, контур шеи,особенно понравился переход от талиик ширине отточенного бедра.Как будто это не линия, а чья-то от ленине вполне законченная игра.

А потом я снова заснул,и утром проснулся хмур,разбит и разлит,как будто прямо сейчас опятьпора нагружать кроватьеще одним сном.Я глядел в потолок и думал,что сегодня, но позже, потом,где-нибудь после обеда,надо снова встретить ту девушкус волосами, похожими на твои.Так она все утро и маячила впереди,как обещенная тобою ночью победа.Ведь вряд ли она меня два раза пошлет,в конце концов, я забавен,и женщины ценят, то,что я, в отличие от многих других,не вполне законченный идиот.

Разлука

Как удержать,когда расстояние, врезаясь в пространство,расскалывает его на куски,невзирая на то, что оба они сродни,и в обыденной размеренной жизнидаже создают ощущение постоянства?Это напоминает ледоход,когда уже оторвавшиеся льдыперемалывают еще нетронутые,хотя и те и другие имеют одинаковую ледяную природу,это приводит к мысли,что тела, опущенные либо в воду,либо в другую субстанцию и находящиеся в движении,ориентированы на акцию разрушения.

Так и я сам, так и расстояние между намиимеет сходство с отпущенным на волю цунами,обрушенное на неподвижный островс одиноко брошенным там маяком,в результате, оставляя его не только разрушенным,но и вообще как бы ни при чемни к проходящим кораблям, ни к мигающему свету...А потом,как бы празднуя свою удавшуюся победу,устремляется дальше,даже не пытаясь скрыть своего простого коварства...Так и я сам,так и расстояние между нами разрушает пространство.

Как удержать,когда если протянешь руку,то упираешься в воздух?И рука, почувствовав бессилие и скукубесформенной пустоты,которая давно перешла с тобой на фамильярное «ты»и пытается стать еше ближе,не хочет менять на нее уходящую чуткость пальцев.Чуткость, существующую теперь толькодля примитивного дела.Чуткость, давно разучившуюся трогатьнежность твоего тела.И в этом предчувствуя схожесть своей судьбыс судьбой давно вымерших неондертальцев.

Как удержать, когда взгляд выхватываеттолько конкретные очертания конкретных предметови не может растечься по твоемутоже плывущему взгляду,выделяя только слова:«нет, нет, так очень сильно, пожалуйста, не надо».И отсутствие реальных границпозволяло ему вобрать в себя фантастическоесмешение тели никогда не виданных лиц,и еще приоткрытый в удивленной страстности рот...Но сейчас, когда все стало наоборот,и взгляд различает только переднюю ножку столаили плохо окрашенный подоконник,он чувствует себя,как чувствует покойник,вернее, как чувствует его чуть приподнявшаясякверху душа,что больше, к сожалению, ей никогдане придется войти в это тело...Так и я, так и мой взгляд, пусть и несмелоУже не может соединить тебя со словом «судьба».

Можно ли удержать,когда бесконечность разлукне рождает больше ночного желания.И любой, смешавшийся с ночью звуклегко выводит сознаниеиз ненужности снов.Когда слово «вновь»наслаивается на еще одно «вновь»и так без конца,и губы забывают черты твоего лицаи боятся уже никогда не вспомнить. Когдаодиночество настолько становится частью тебя,что даже окутывает уютом и паутиной тепла...

Только тогда память пытается воскресить и вернутьнеизбежность не только разлук, но и встреч,и мозг снова начинает нашептыватьсначала слово «путь»,а потом «сберечь».

* * *