Безнадежно одинокий король. Генрих VIII и шесть его жен - Маргарет Джордж

В зал вступил Шапюи. Сколько раз уж открывались перед ним эти массивные высокие двери? Много, всех визитов и не упомнишь! Одно время он зачастил сюда, когда я расстался с Екатериной Арагонской и был в разладе с дочерью Марией. Но после нашего примирения навещал меня лишь изредка.

— Ваше величество.

Он опустился на одно колено. Я заметил, с каким трудом это ему далось. Старость лишает нас плавности движений. Должно быть, ноги его сильно болели.

— Наш дорогой императорский посол, прошу вас, присаживайтесь.

Я показал на стоящее рядом с троном мягкое кресло. Поднявшись с показной легкостью, он медленно направился к нему. Устроившись поудобнее, посол настороженно взглянул на меня.

— Ваше величество посылали за мной?

— Верно, Шапюи, — глубоко вздохнул я. — Мы с вами не нуждаемся ни в каких преамбулах, ибо знаем друг друга очень давно. Поэтому давайте побеседуем начистоту, без дамских околичностей. Дело в том, что один из ваших испанских протеже злоупотребил полученной привилегией. Каковая, господин посол, состояла в дозволении ему присутствовать при исполнении вынесенного королеве приговора… тринадцатого февраля сего года. Он сочинил некое описание данной истории, но, что гораздо более отвратительно, имел наглость трактовать ее по собственному разумению. И поскольку он проник в Тауэр благодаря вашему влиянию, то предал он именно вас, злоупотребив вашим доверием. Ибо отныне, разумеется, вы будете лишены полномочий выдавать подобные разрешения.

Его обезьянье личико сморщилось, и он одарил меня сверкающим взглядом.

— Ах, какая жалость. Неужели в ваших планах еще много таких экзекуций? Печально, что некоторые не смогут насладиться подобным зрелищем.

До чего же он язвителен. Вечно пытается вывести меня из себя!

— Вы уклоняетесь от темы, — спокойно произнес я.

Прошли те дни, когда я взрывался, выдавая свои сокровенные помыслы и обуревавшие меня страсти. Старость. Старость. Надежная броня опыта защищает пожилого человека. Что ж, хоть какое-то преимущество.

— Вопрос в том, как вы могли позволить вашему протеже совершить столь гнусное деяние и осквернить гостеприимную землю Англии! Ведь он накропал настоящий пасквиль.

Сей опус находился у меня под рукой среди государственных бумаг.

— А что, разве законы Англии запрещают печатать пасквили? — вежливо осведомился он. — Или есть какие-то ограничения, закрепленные в законодательстве?

— Печатные станки появились совсем недавно, поэтому у нас не было времени принять соответствующие акты! Но в просвещенном обществе существуют определенные правила поведения, этические законы, и они применимы ко всем сферам жизни, включая и книгоиздание!

Но что, если я не прав? Может, мои понятия о чести устарели и отношение к этому в мире изменилось?

— Простите, но, порвав отношения с Римом, вы сами нарушили традиции и подали пример другим. — Он развел руками. — Как говорится, нынче от былого почтения не осталось и следа. Вы же понимаете, что от оных перемен могут пострадать не только святые отцы, но и короли. — Шапюи пожал плечами. — В сущности, ваше недовольство вызвано лишь тем, что простой обыватель позволил себе написать клеветническую историю? Не успеешь оглянуться, как подобные сочинения станут обычнейшим делом в наш новый век, ведь вы сами, ваше величество, всячески поддерживаете обновления.

— Но в этой книжонке полно несуразицы!

— Да?

— Вот он пишет тут, — я раздраженно перелистал страницы в поисках нужного места, — что Екатерину допрашивал Кромвель. А Кромвеля-то уже нет в живых! Неужели ваш пасквилянт полагает, что покойный воскрес ради такого случая? Кошмар. И это доказывает мою правоту.

— Да уж, тут он хватил. — Шапюи рассмеялся высокомерным довольным смехом, — А сколько еще таких Кромвелей явится нам в эту чудотворную — он едва не сплюнул, произнеся это слово, — новую эпоху, зарождению коей, кстати, способствовали вы сами. Скоро не останется ни малейшего пиетета к власти — Папу готовы сбросить с престола! — а вот криков об уважении к простому человеку будет предостаточно. Лучше всего, ваше величество, свыкнуться с такой мыслью. А в данном случае все зависит от того, какой пирог захочет испечь некий обыватель и съедобным ли он будет, то бишь способен ли выскочка написать грамматически верную прозу и издать ее. Наш бумагомарака присутствовал на казни, и положение очевидца наделяет его известными полномочиями. Его прозаическое сочинение, возможно, лживо, но оно написано прекрасным английским языком. Он сумел оплатить издание из своего кармана. Безусловно, есть еще четвертая составляющая успеха, о которую могут споткнуться первые три: необходим читатель, жаждущий заплатить свои денежки за то, чтобы прочесть его грязную писанину.

Он прав. «Испанская хроника», как назвал свой опус сей наглец, удовлетворила тех, кто обожает сплетни. Но правда не на их стороне.

— Так вы отказываетесь опровергнуть пасквиль или пресечь его распространение? — спросил я Шапюи.

— Увы, это не в моих силах, — развел он руками.

Удобная отговорка.

— А вы найдите в себе силы…

— Хотелось бы, ваша милость. Эта нелепая книжонка к тому же прославляет Екатерину Говард, награждая ее посмертно такой славой, какой она не имела при жизни. Она была… э-э-э… — он нерешительно замялся, словно не хотел говорить о ней, но свойственная ему честность взяла верх, — да… не совсем подходящей супругой для главы католического королевства. Боюсь, ее поведение очернило само понятие католицизма в Англии. Лучше уж пусть помнят благочестивые времена принцессы Арагонской и забудут о том, как выпачкали веру в этой сточной канаве.

Я оценил его откровенность.

— Ну а протестанты замарались в кознях Болейн, — усмехнувшись, ответил я. — Опасно для духовного организма полагаться на добродетели смертного представителя.

Внезапно он разразился восторженным искренним хохотом.

— Конечно, за исключением Его Святейшества, — отсмеявшись, уточнил он.

— Ну уж нет, никаких исключений. — И я тоже позволил себе расхохотаться. — В сущности, он ничем не лучше Анны или Екатерины. Нет, духовное представительство человеку не по зубам!

— Однако, ваша милость… ведь вы сами ныне верховный глава английской церкви!

— Глава, но не образцовый духовный представитель.

Я поднялся с трона. Шапюи, мой старый и верный противник, вызывал у меня большую симпатию. Несмотря на наше противостояние, он принадлежал к моему миру, к привычному кругу, а это сейчас стало необычайно важным для меня. Нас оставалось все меньше и меньше. Я положил руку ему на плечо — костлявое и узкое плечо старика.

Молодые годы позади. Но Шапюи еще ждет счастливое путешествие домой. А меня караулит злое одиночество. Я задрожал от страха.

— Вас знобит, — заметил он почти с нежностью.

Будучи врагами, мы сохранили уважение друг к другу, и оно переросло в глубокое понимание. Ушли из моей жизни принцесса Арагонская, ведьма Болейн, принцесса Клевская и блудница Говард! Но Шапюи остался.

— Такое иногда со мной бывает, — признался я. — В марте мне обычно никак не удается толком согреться.

— Да, у вас в Англии и в июле бывает зябко!

— Вы скоро покидаете нас… — грустно сказал я, зная о его грядущей отставке.

— Да. Наконец-то.

— Южное горячее солнце исцелит все ваши недуги. Я уверен. Долго вам пришлось терпеть северные холода.

— Я уж забыл, каким бывает солнце. Честно говоря, я чувствую себя в Англии, как дома. Мне думалось, что я заехал к вам ненадолго. Что, мол, вот отслужу свой срок и вернусь к жарким дням, пышным цветам, ванильно-шоколадным сиестам. Но я заблуждался, потому что забыл о том, как люблю принцессу Арагонскую. Мне довелось познакомиться с ней еще до отъезда в Англию, тогда она была совсем юной девушкой… и мне захотелось служить ей.

— И вы служили ей верой и правдой, — признал я, снимая с тощего стариковского плеча свою тяжелую руку. — Вы всегда видели в ней молоденькую принцессу, даже когда она стала вдовствующей матроной. В общем-то… — Я зажмурил глаза, но в памяти помимо воли всплывали одна за другой картины давней юности. — Нам всем нужны защитники…

У меня не осталось никого, но никому не следовало знать об этом.

— Ваш господин император полагает, что… — Я задумчиво помолчал. — Что ваше влияние поможет придать особую важность папской булле против меня? Остерегайтесь призывов к священной войне…

— Мы с вами понимаем, что уж если он не поднялся на защиту своей тетушки, то едва ли пошевелится сейчас. Конечно, последнее время, за счет беспорядков в Германии и Нидерландах, император стал более благочестивым и религиозным. Только сражаться ему придется с тамошним протестантизмом… а не с Англией. От козней Карла вы сейчас надежно избавлены, — заключил он. — Только, прошу, не передавайте ему моих слов.