Пленница - Виктория Холт

— Чертовски похоже на историю Робинзона Крузо.

— Ну, положим, все, кто пережил кораблекрушение и оказался на острове, в чём-то похожи на него.

— И ты… влюбилась в этого… Саймона!

— Между нами возникла сильная… привязанность.

— Вы поделились своими чувствами друг с другом?

Я отрицательно покачала головой.

— Нет… мы не говорили об этом. Надо было побывать там, чтобы всё понять. Все наши помыслы были направлены на то, чтобы выжить в тех условиях. Когда мы оказались на острове, то решили, что обречены. Ведь не было в достатке ни еды, ни питья… а потом нас подобрали, но не было возможности поговорить друг с другом.

— Он расстался с тобой в посольстве, после чего ты вернулась домой, а он продолжает находиться где-то там.

— Если бы он вернулся тогда, его бы немедленно арестовали.

— Да, конечно. И Лукас тоже во всём участвовал… в определённой степени.

Я кивнула.

— Лукас всегда нравился мне, — задумчиво проговорила Фелисити. — А когда он вернулся, на него больно было смотреть. Его всегда переполняла жизнь. Джеймсу он тоже очень нравился. Джеймс говорил, что у Лукаса есть вкус к жизни. Думаю, он любит тебя, Розетта.

— Да, я знаю.

— Он не просил тебя выйти за него замуж?

— Просил, но как-то не очень серьёзно… Я бы даже сказала, слишком легкомысленно.

— Думаю, он может напускать на себя легкомыслие, чтобы скрыть свои самые потаённые мысли и чувства. Ты могла бы многое сделать для него сейчас, да и он, наверное, для тебя тоже. Да, я знаю, ты думаешь, будто не нуждаешься в нём, хотя он нуждается в тебе, но ты ошибаешься: он нужен тебе. Всё, через что вы прошли вместе… Ну ладно, дорогая моя, конечно, ты не смогла бы пережить всё то, что было, и остаться прежней.

— Нет, не смогла бы.

— Лукас был с тобой вместе тогда. Он многое мог бы понять. — Я промолчала. И Фелисити продолжила. — Ты думаешь, что Саймон ведь тоже был там. И между вами возникли особые отношения.

— Это началось раньше, когда он мыл палубу.

— Да, я знаю. Ты ведь рассказывала не об этом. И теперь ты посвятила свою жизнь тому, чтобы доказать его невиновность.

— Я должна это сделать, Фелисити.

— Если бы он вернулся… если бы ты увидела его рядом с Лукасом, тогда ты могла бы всё решить. Лукас по-настоящему чудесный человек.

— Знаю, Фелисити. Я уже поняла это. Перенести такую операцию, когда были опасения, что он может не выдержать её… Я поняла, как много значит для меня его дружба. Знаешь, я призналась ему, что пытаюсь сделать, и он решил помочь мне. Он послал Дика Дювейна на поиски Саймона. Если ему повезёт, он собирался вернуть его домой… Лукас рассчитывал, что, может быть, удастся освободить Саймона за выкуп, как и его самого в своё время. Но так он думал ещё до того, как узнал, что Саймон не может вернуться.

— А ты, разумеется, никогда не успокоишься, если не увидишься с ним вновь. Его образ будет преследовать тебя всю жизнь. Ты постоянно терзалась бы воспоминаниями… и, вполне возможно, придумала бы для себя то, чего в действительности никогда не было.

— Он не может вернуться домой до тех пор, пока не будет доказана его невиновность.

— Но, находясь вдалеке от дома, как он надеется осуществить этот замысел?

— А как он смог бы это доказать, если бы находился в тюрьме в ожидании казни?

— Следовательно, это ты должна найти нужные доказательства.

— Я хочу это сделать. И ни за что не оставлю своих попыток добиться этого.

— Понимаю. Я помню, каким упрямством ты отличалась раньше. — Она рассмеялась. — Кто-то назвал бы это решительностью.

Мы продолжали говорить обо мне. Полагаю, мы снова и снова возвращались всё к той же теме, но Фелисити заявила, что ей это необходимо для того, чтобы составить точную картину тех событий. И это было характерно для неё — целиком вникнуть в мои дела.

— Было бы ещё интересно выяснить, почему сэр Эдвард ввёл его в свою семью, — сказала Фелисити.

— Очевидно, для того, чтобы подтвердить права Саймона как своего сына.

— Звучит убедительно.

— Но странность заключается в том, что сэр Эдвард был строгих правил и придерживался норм традиционной морали.

— Но и те правила имели свои исключения.

— То же самое говорит и Лукас. Но из того, что я слышала о самом сэре Эдварде, можно заключить, что он-то как раз был особенно непреклонен в отношении тех, кто нарушал нормы морали подобным образом.

— Конечно, и, как я уже говорила, так часто бывает, но возможно, что ключ к раскрытию этой тайны надо поискать в обстоятельствах рождения Саймона. Поэтому, узнав, как появился Саймон на свет, мы, возможно, узнаем и имена всех действующих лиц той драмы. Подумай, может быть, тебе удастся вспомнить ещё что-нибудь о рождении Саймона и его детстве.

— Я уже рассказывала тебе об Ангеле. Видишь ли, он даже не мог сказать толком, была ли она его матерью. Для него она была просто Ангелом.

— Ну, это как раз можно объяснить. Полагаю, что это она называла его своим ангелом, как поступают многие матери. Вероятно, этот эпизод относится к его ранним детским воспоминаниям. Потом у него в памяти это слово трансформировалось в её имя. Насколько мне известно, такое часто случается с детьми. Я знаю это по собственному опыту. Была ли она его матерью? Или она была женщиной, которая усыновила его? Это тоже возможно.

— А какое значение это имеет?

— Возможно, что никакого. Но нам это неизвестно, или я не права? А каждая мелочь может иметь очень важное значение в нашем расследовании. Так что ещё тебе известно о его детстве?

— Была ещё какая-то злобная тётка. Её звали тётушка Ада. Саймон боялся её, но когда Ангел умерла, та вознамерилась забрать его к себе. По-видимому, сэр Эдвард догадывался о страхе мальчика и вмешался в это дело. По крайней мере, Саймон запомнил те события именно так.

— А ты ничего не помнишь о той тётке? У неё должна быть ещё фамилия, не просто же она Ада.

— Я знаю только это. Саймон считал, что она была ведьмой, и он с Ангелом как-то был у неё. То место называется Уичес Хоум[3], и, возможно, из-за того, что это был дом той тётки, маленький Саймон и счёл её ведьмой.

— И он ничего не говорил, как выглядело это место?

— Рассказывал, что там был сад, а в Конце сада, по-моему, был какой-то водоём. Да, точно. Вероятно, то была река.

— Это всё?

— Да. Ему, должно быть, не было тогда ещё и пяти лет, потому что в Пэрривале он оказался в возрасте пяти лет.

— Ну, ладно, — проговорила Фелисити. — Итак, у нас есть местность, называемая Уичес Хоум, предположительно, река поблизости от неё и тётка Ада.