Через Кордильеры - Иржи Ганзелка

Пышная роскошь, которой окружены несколько иностранцев в Касапальке, тем более бьет в глаза, что здесь нет перехода между нею и нищетой всех жителей горняцких поселков. Здесь не хватает среднего слоя, который в европейских странах удерживается на поверхности жизни мелкой торговлей, ремеслом или службой на высоких должностях. Здесь существуют только две крайности. Пропасть между ними непрерывно углубляется колониальным неравноправием заработной платы.

Горняк в Касапальке за день работы — при условии, что он ее найдет, — заработает самое большее десять солей. То есть три сотни в месяц. Иностранцам на этих шахтах платят долларами. Зарплата начальников достигает 1500 долларов в месяц, то есть примерно 30 тысяч солей, а стоимость проживания в отеле обходится в заработок шахтера. Таким образом, соотношение окладов и заработков — сто к одному, но бывает и хуже.

Стоит ли удивляться, что средняя продолжительность жизни здесь 32 года. И как после этого не поверить тому, что пишут Соул, Эфрон и Несс в своей книге «Latin America in the Future World»: «В Перу 95 % жителей в возрасте от 17 до 30 лет больны туберкулезом».

Большинство перуанцев работает и кое-как сводит концы с концами, в то время как плоды их трудов уплывают за границу, в те самые руки, которые захватили бананы Центральной Америки, малайское олово, египетский хлопок, западногерманские автомобили, каучук Индонезии, нефть Среднего Востока и урановую руду Бельгийского Конго.

Крест над Перу

Вероятно, во всем виновата ошеломляющая, жестокая и непостижимая перуанская природа, которая в сочетании с распространенным и искусственно поддерживаемым невежеством и остатками язычества питает в этой стране суеверия, бытующие даже среди тех людей, от которых их меньше всего можно было бы ожидать.

В Лиме, пожалуй, нет ни одного автобуса или такси, в котором у шофера над головой не висели бы талисманы и безделушки — от мешочков с женскими волосами до детских башмачков и стертых подков. А рядом иконки, под которыми горит неугасимый огонь лампадок. При этом для большинства жителей Лимы дело вовсе не в вере, а скорее в суеверии. Резко бросается в глаза, до какой эксцентричности может довести человека религия, если она постоянно заставляет его придерживаться лишь пустой формальности, за которой вместо этических основ христианства она искусно скрывает борьбу за политическую и экономическую власть.

Чехословацкий католик в Латинской Америке пришел бы в ужас при виде христианина, исповедующего ту же веру.

У перуанцев, как и у католиков Боливии или Аргентины, куда-то исчезли содержание, первоначальная цель и смысл христианства, в них осталось лишь бездушное идолопоклонство, почитание статуэток и икон.

Всю эту глубокую разницу отношения к вере раскрыло нам гневное письмо чехословацкого католика, который из одного нашего очерка узнал о статуэтке Девы Марии в аргентинской Формосе, включенной специальным правительственным распоряжением в состав генералов аргентинской армии. В середине XX века! С генеральским окладом и с внесением в именной список офицеров действительной службы!

Тем не менее это подлинный факт, подтвержденный в своде аргентинских законов и распоряжений подписью главы государства и четырех министров, которым было предписано лично участвовать в торжественном присвоении генеральской перевязи деревянной статуэтке Девы Марии в приходском храме в Формосе.

Для перуанцев, так же как и для большинства латиноамериканцев, понятие религии свелось к внешней форме, которая поклонением статуэткам и идолам и рабским послушанием представителям церкви в этих странах так сильно напоминает язычество.

На человека с европейским образом мыслей производит потрясающее впечатление вид духовенства на трибунах лапасской и лимской арен среди возбужденных зрителей, наблюдающих бой быков. В Мексике церковного облачения не увидишь на арене только потому, что в свое время мексиканское правительство запретило носить духовные и орденские одеяния вне церквей и монастырей. Священники и монахи сидят здесь среди прочих зрителей в гражданском платье.

Лимские арабы несколько лет назад испытывали затруднения со своей мусульманской религией. Многочисленная колония арабов-торговцев остро чувствовала противодействие фанатиков-католиков в самом больном месте: при подсчете ежедневных доходов. Необходимо было разрушить стену, воздвигнутую духовными врагами. Тогда арабы, воспитанные кораном, подарили верующим неверным города Лимы огромную каменную статую Христа. Они поставили ее на самой высокой горе над городом, на вершине Трес Крусес, где каждую ночь ее заливают светом целые батареи прожекторов. Более выгодного способа капиталовложения они выдумать не смогли.

В той же Лиме на одной из главных авенид, на хироне Абанкай, на улицу выходит временная глухая стена старинного храма Консепсьон. Несколько лет назад лимские градостроители запроектировали расширение авениды, чтобы она могла вместить растущий поток городского транспорта. Тщетно протестовали католики и историки против вмешательства правительства, которое без малейших колебаний объявило храм своей собственностью и позволило отрезать от него и снести 18 метров здания с алтарем и притвором.

Доходные дома и остальные жилые здания на противоположной стороне улицы остались нетронутыми.

Случись такое в Чехословакии, тотчас же по первым страницам лимских газет прокатилась бы целая волна нападок на социалистическую страну, а случай, произошедший в их собственной стране, обошелся без комментариев, потому что распоряжение было отдано католическим правительством Перу.

В этой стране диктатор имеет право разрушить половину храма. Но он не осмелится посягнуть на извечные позиции церкви в государстве и экономике. Против них не отважились выступать даже испанские короли. В 1620 году, то есть спустя восемьдесят пять лет после основания Лимы, Филипп III жаловался своему вице-королю, что здания монастырей занимают места больше, чем весь остальной город, и что людей, которые не платят церкви ренту за свои дома и поместья, остается очень немного. В конце колониального периода церковь владела половиной всех богатств в Перу, Колумбии, Эквадоре и в ряде других областей Латинской Америки. Вторую половину она контролировала в значительной мере с помощью ипотек[26]. Церкви принадлежали рудники, дубильни, верфи и мануфактуры; она была крупнейшим кредитором во всех испанских колониях. Как самый богатый на континенте владелец латифундий, церковь владела и большинством рабов и была самым ярым защитником черного рабства.