Письмо живым людям - Вячеслав Рыбаков

Однажды смена не вышла в положенное время на связь. Патруль, посланный немедленно, нашел станцию пустой, а Шара уже и в помине не было. Инцидент был расценен как повышение агрессивности Шара: прежде он только ждал добычи, теперь стал подманивать ее — на пульте рубки станции был найден кристаллофон, и десятки ученых самых разных специализаций часами вслушивались потом в заикающийся от волнения голос: «Он сам позвал, и мы пошли. Как мы могли не пойти, раз он сам?! Меня он отпустил, но Чэн и Джошуа остались, они меня ждут. Ваш проклятый патруль уже рядом, он все испортит! Но мы вернемся, я знаю, он сказал, мы уцелеем, мы вернемся!» Они не вернулись.

Грузовой планетолет Андрея, везший на Меркурий тяжелое оборудование, встретил Шар между орбитами Меркурия и Венеры три года назад. Оставив груз болтаться в пространстве, Андрей взял Шар в гравизахваты и, не сообщая на Землю, на большом ускорении поволок к Солнцу. Едва не возник бунт. Но Андрей подавил его в зародыше, просто заперев людей в каютах, хотя решиться на это было едва ли не тяжелее, чем на само уничтожение Шара. Он продолжал разгонять Шар далеко за орбитой Меркурия и лишь вблизи короны выпустил его. Перегрузка при торможении и повороте была почти предельной, но Андрей в течение нескольких часов не отрывался от телескопа, чтобы Шар не ушел, — врачи поражались потом, как он не потерял сознания. Уже далеко в глубине верхней фотосферы Шар начал разрушаться. Отчетливо было видно — эти кадры потом смотрела не раз вся Земля, — как он, прокалывая бушующие слои твердого пламени, медленно начал оплывать, а потом вдруг упруго распался на вереницу ослепительных громадных капель, которые со страшной, все увеличивающейся быстротой, соскальзывали в огненную глубину.

Он очнулся.

Совсем стемнело, над сонной громадой моря вспорхнули первые звезды. «Искупаться, что ли», — вяло подумал Андрей и тут же вспомнил, как они с Лолой, совсем молодые, купались в ночном море, как теплая вода баюкала их, мягко разъединяя и вновь поднося друг к другу, как сумеречно вскипало в них желание от прикосновений… Сейчас он ничего не почувствовал — как будто кино вспомнил.

Он достал фон, машинально подбросил его на ладони, а потом набрал номер справочной и запросил данные на Соцеро.

— Место пребывания — Меркурий, станция слежения, — ответил автомат после очень долгого молчания. — Должность — пилот-оператор. Беседа в настоящее время невозможна, поскольку доступ персонала станции к меркурианским переговорным пунктам в силу специфики осуществляемых работ затруднен.

— Что это за работы?

— Информация отсутствует. Станция находится в процессе ввода в строй, информация пока не полная. Приносим свои извинения.

«Ну вот, — подумал Андрей. — Что за станция объявилась? Из-за станции закрывать планету?» Его вдруг зазнобило, почему-то стало тревожно. Он несколько раз подбросил фон на ладони, а потом позвонил приятелю из Бюро Спецработ.

— А, привет, — обрадованно сказал Семен, растолстевший еще больше с момента их последней встречи. Он совсем стал похож на Винни-Пуха. — Ты как снег на голову. Я, знаешь, думал, тебя и не Земле-то давно нету…

— Я по делу. Что вы там строите на Меркурии?

Семен заморгал.

— Может, нужны пилоты-одиночки?

— А ты что… — осторожно спросил Семен. — так все и бездельничаешь?

— Ну, нет, конечно. Мы работать приучены. Всю весну вот у вулканологов отбарабанил. Побираюсь, где придется… Но это ж — летать, Семен.

— Побираюсь… Экий ты, знаешь, ядовитый, Андрюха. Ты ж добряк был!

— Добряк с печки бряк, — буркнул Андрей.

Семен тяжело вздохнул.

— С Лолой так и не видишься?

— Так и не вижусь.

— И с парнем?

— И с парнем. Есть там мне работа?

Семен шевельнул губами, будто собираясь что-то спросить еще, но смолчал; через мгновение открыл было рот и опять закрыл.

— Слушай, черт возьми, — проговорил Андрей. — Я же люблю его. Не годится человечку… Однажды он подошел ко мне и спросил: папа, почему тебя никто не любит? К пяти ему шло… Я так и сел. Как же, говорю, а мама, а дядя Соцеро. А он говорит: ты, когда уходишь, мама, если думает, что я не вижу, плачет и спрашивает: за что мне такое наказание. — Он помедлил. Больно было складывать эти мысли в слова. — Я ведь до сих пор не знаю, может, я и впрямь сделал это неправильно. Значит, не имею права сказать ему: они не поняли, а ведь я у тебя самый лучший. Но, с другой стороны, не годится человечку с малых лет знать, как жестоко иногда наказывают тех, кто совершает поступки. — Он запнулся, словно закончил фразу, но потом все же добавил: — Необычные. — Опять запнулся. — Знать, что такое остракизм. Рабом вырастет, сможет лишь повторять за другими, а сам — ни-ни… И хватит, говори дело!

— Нахватался слов умных, — проворчал Семен. — Остракизм, остракизм… Лола твоя до сих пор эдак небрежно, знаешь, осведомляется, как ты… здоров ли… модны ли рубахи, которые тебе подружки твои подбирают…

— Подружки? — сквозь внезапно вспухший ком в горле спросил Андрей, а потом надтреснуто рассмеялся.

— Га-га-га! — передразнил его Семен. — Враг ты себе, чудила. Ты бы с парнем поцацкался хоть пару дней… по грибы сходил бы, или что… Знаешь, как с ними здорово? Сразу бы сообразил, что настоящее, а что — так… из пальца высосано…

Андрей молча смотрел ему в глаза. Семен опять тяжко вздохнул.

— Нет там для тебя работы, — почти мстительно сказал он. — Черт его знает, что за станция, я сам толком не знаю. Она не по моему отделу шла. Астрономы что-то вынюхали на Солнце и взбесились. Из-за станции этой, знаешь, два объекта законсервировано, а еще у семи отложено начало работ на неопределенный срок.

— Ого! Но туризм-то с чего закрыли?

— Какой туризм?

— На Меркурий.

— Откуда я знаю? — Семен развел руками. — Впервые слышу, туризм… У меня, знаешь, своей работы навалом! Да и дочурки в основном на мне… Если я еще туризмом начну… Станция и станция! Не поставили меня в известность, не сочли нужным — и спасибо от всей моей души! Если я еще туризмом и станциями начну заниматься, кто тогда мою работу сделает?

Надо делать свое дело! Как можно лучше! Между прочим, сам-то ты, знаешь, на этом и сгорел! А теперь мне советуешь!

— Да угомонись! — опять засмеялся Андрей. — Я слова не сказал!

— Я вижу, куда ты гнешь. Полез не в свое дело — вот как твой подвиг называется. Я даже голову не хочу, знаешь, себе ломать — стоило Шар жечь или нет. Но наказали тебя… я, знаешь, давно собирался тебе сказать по-дружески… наказали тебя справедливо. Потому что взялся не за свое дело. И, разумеется, дров наломал. А как иначе? Для каждого дела есть специалисты. И не смей, знаешь, меня обвинять, что я про туризм твой слыхом не слыхал!

«Твой Шар», — вспомнил Андрей Симу. Теперь и туризм уже «мой».

— Ладно, — сказал он. — Счастливо оставаться, прости, что вторгся.

— Погоди, — запнувшись, пробормотал Семен. — Ты бы, знаешь, зашел как-нибудь?..

— Да что я тебя отрывать буду…

— Оторви ты меня, пожалуйста, — вдруг тихо попросил Семен. — Знаешь, как все… Изо дня в день, изо дня в день одно. И так ведь до конца. Оторви, а?

— Хорошо. — Андрей улыбнулся, и Семен нерешительно улыбнулся в ответ. — Обязательно.

Андрей бросил погасший фон на столик. Непонятный ужас все усиливался. И вот все тревожные намеки собрались воедино, и догадка режуще, жгуче хлестнула Андрея.

Солнце!!!

Да нет, не может быть, что за бред! Разве мог Шар… Я же видел сам, как он расплавился!

Что я знаю? А если при разрушении оболочки раскрылся подпространственный канал? И теперь отсасывает плазму неведомо куда?!

Полный бред… Почему я не подумал об этом тогда? Ведь даже в голову не пришло!

Не может быть, слышите? Быть не может!!

Он позвонил в ближайшую гелиообсерваторию. Директор был в командировке на неопределенный срок. Где? На Меркурии. Он позвонил в Космологический отдел Европейского Космоцентра. Там ничего тревожного не знали. Он позвонил на Гиндукушскую Обсерваторию. Трое ведущих ученых, занятых исследованиями Солнца, в командировке на неопределенный срок. Где? На Меркурии.

Он позвонил в космопорт.

И через пять минут убедился, что ему ни под каким видом не попасть на Меркурий. Почти бегом он вырвался на набережную.

Где-то там… в ста пятидесяти миллионах километров отсюда… в непостижимой, сверкающей глубине… Что там? Что?!

Вот они, неконтролируемые последствия! Лысая голова в маске… Цена может оказаться слишком высокой…

С таким трудом подавили планетарный кризис экологии — так теперь без Солнца останемся по моей милости? Андрей даже застонал.

Вот почему мне не дает покоя сгоревший Шар! Он — такая же часть природы, как человек, как планета, и только наша вина, что мы сдуру подвернулись под его «не так».