Затаив дыхание - Адам Торп

Она расстегнула юбку и сбросила ее на кухонный пол. После чего опустилась на четвереньки.

На ней были только трусики «танга», что еще больше удивило Джека. Веревочка скрылась между ягодицами, — так нож утопает в большом шаре голландского сыра «гауда». Милли призывно, по-звериному завиляла задом.

— Бери меня, — приказала она.

В кухне горит свет, опустить жалюзи никто не позаботился; любой прохожий может заглянуть в окно. Сейчас на Уиллоу-роуд ни души, но рано или поздно кто-нибудь непременно пойдет мимо.

— Что?

— Давай быстрее, врач-консультант велел не упускать время. Нам, сказал, очень кстати была бы доза адреналина. Испуг, говорит, тут только на пользу. Видно, адреналин в таких случаях помогает. Это же основной звериный инстинкт. Заложен природой в каждое живое существо. Тебя при этом могут съесть. Если накинется саблезубый тигр.

— Что еще за консультант?

— Новый. Хуан-Карлос. Не сдавайтесь, говорит. Здесь все решает психофизический фактор. Понятно, почему он такой дорогущий. А сегодня как раз благоприятный день. По лунному календарю.

— Нас могут увидеть через окно, — заметил Джек.

— За дело, блин. Представь, что я шлюха. Или твоя любовница. Трусики не стягивай. Трахни меня по-собачьи, как кобель сучку.

— У меня нет любовницы.

Опершись на локти, Милли опустила верхнюю часть тела еще ниже и положила голову на пол. Теперь ягодицы возвышались двумя большими бледными дынями. На правой краснел прыщ.

— Пожалуйста, — торопила его Милли. — Ну, пожалуйста.

Прохожим обзор закрывают шкафы и полки возле окна, прикинул Джек, но дело куда хуже, если кто-нибудь вздумает заглянуть в дом с холма по другую сторону улицы; к вечеру там в кустах любят собираться девчонки-школьницы: курят, хихикают и сплетничают. А вдруг одна из них влезет на дерево? Но ей понадобится бинокль. Ошеломленный, испуганный, но уже возбужденный, Джек согнулся, стал на колени и стянул с себя брюки вместе с трусами.

— Не туда! — вскрикнула она и, протянув руку, направила его мимо хлопчатобумажной веревочки в нужное отверстие. — Мы же делаем мне ребеночка! Боже ты мой, мы же делаем ребеночка!

По улице, болтая и смеясь, прошла группа людей; казалось, их каблуки топают прямо по кухне. Слава Богу, никто не заглянул в окно. Стоя на коленях, Джек как можно ниже склонил голову. Милли вскрикивала и стонала, даже не пытаясь сдержаться, а он, чувствуя, как его сжимают влагалищные мышцы, ускорял темп. Он был уже сильно возбужден и получал немалое удовольствие.

И тут в окне он увидел Эдварда Кокрина.

Эдвард махал ему с улицы, держа в другой руке сумку из винного магазина «Оддбинз».

— Что случилось? — выдохнула Милли.

— Там Эдвард.

— Не обращай внимания. Ох, как здорово! Ну же, дорогой, кончай!

— Не могу. Вот уставился, черт его дери.

— Ах, как хорошо, останься, не выходи, золото мое! Адреналин сработал! Чувство опасности! Саблезубый тигр. Погладь мне груди! Погладь!

Джек сдержанно кивнул Эдварду, не меняя неловкой скрюченной позы и обхватив измазанными маслом и отдающими рыбой ладонями груди жены; он все еще двигался в ней, только темп убавил — чтобы верхняя часть тела, которая, по его расчетам, только и видна Эдварду, оставалась неподвижной. Сосед, однако, был явно озадачен. Наверно, хорошо нагрузился во «Фляге», своем любимом кабаке. Что, если Эдвард подойдет к входной двери и заглянет в окно возле крыльца? Кошмар.

— Ну, дорогой! Давай, кончай!

— Кокрин все еще там, — почти не шевеля губами, прошипел Джек. — Поднял вверх сумку со спиртным. Наверно, приглашает нас зайти.

— А ты кончай, глядя на него! Вся опасность в нем! И адреналин от него! Он и есть саблезубый тигр!

Она протянула между ног руку и кончиками пальцев сыграла на его яичках несколько арпеджио — настолько восхитительных, что его смущение стало таять. Удивляясь собственному самообладанию, он учтиво покачал головой и одними губами произнес: «Нет». В ту же секунду Милли издала глубокий стон, содрогнулась всем телом и уронила голову на руки.

— А ты-то кончил?

— Почти.

У него ломило поясницу. Он все же не гимнаст.

— О, мой дорогой!

Милли так мощно вращала задом, что Джек с трудом сохранял равновесие; где уж тут держать голову и плечи в полной неподвижности.

— Осемени меня своим семенем, наполни до краев!

Эдвард уныло пожал плечами; в ту минуту он был очень похож на Тони Ханкока[118].

— Я уже почти кончаю. Не вертись так.

Вдруг, неожиданно для себя, он дернулся и выскользнул из нее; она попыталась запихнуть его обратно, — и тут все их надежды выплеснулись ей в ладонь.

Глава восьмая

На следующее утро он сидел в кабинете, глядя в пространство; в груди зияла пустота. Его оцепенение прервал звонок в дверь.

На пороге стоял Эдвард Кокрин, уже без сумки из «Оддбинз». Часы показывали десять утра, но Эдвард был явно навеселе.

— Ты ее все-таки открыл?

— Ты о чем?

— О бутылке, о чем же еще! Пробка, что ли, тугая попалась? А может, рука ослабла? Винцо наверняка было славное. Я в таких случаях использую вакуумный насос.

— Славное, но не очень, Эдвард.

— Хуже нет распивать хорошую бутылочку в одиночку. А я было поначалу решил, что ты жену трахаешь — аж весь скрючился.

— Слушай, я сейчас работаю…

— Ты за ней смотри в оба. Не то останешься с носом, как я. Будешь пить в одиночку. Всё — в одиночку. У меня — гляди — руки не слабые. — Издав отвратительный смешок, Эдвард заговорил вдруг с выговором итонского выпускника пятидесятых годов. — Кстати, в любой момент можешь сдать мне ее напрокат. Она ведь жутко аппетитная, а тебе и невдомек. Кто произвел на свет трех пригожих ребятишек? Я! Без проблем. Уж по этой части недостатков — ноль.

— Слушай, Эдвард, прости мою прямоту, но ты даже на забавного клоуна уже не тянешь. Обыкновенный хам, блин, и точка.

Джек раздраженно захлопнул дверь. Перед носом у соседа! — досадовал он на себя, расхаживая взад и вперед по кабинету. Еще и облаял Кокрина. Слово «недостатки» не выходило у него из головы.

Говард счел, что хитрость с замочной скважиной удалась на славу. Джек в этом не уверен. Нет, он, конечно, Яану не отец; вообще говоря, он и Кайе никто. Возможно, он несостоятелен во всем. Но это не мешает ему чувствовать свою причастность к этой истории.

Он немного опасается Кайи — кто знает, что у нее на уме? Стало быть, ему нужно участвовать в происходящем. Она приехала в Лондон, разыскала Говарда, вторглась в его мир, потому что надеялась — нет, точно знала, что встретит здесь его. В конце концов, у них состоялся разговор. Она сказала «возможно». Зачем? Это же вранье. Яан не имеет к нему никакого отношения. Он более прямой. Очень своеобразный. Его сын.