Приручить Сатану - Софья Бекас

отец смог взять под контроль этот хаос, заставил всех нас, скошенных гневом, алчностью, завистью, унынием, взять себя в руки и начать строить. И мы строили. Долго и упорно. Видишь этот сад? Когда-то на этом месте раскалённой лавой плескалась ненависть, камень плавился от ярости. Рука сама так и тянулась к ножу, чтобы вонзить его в спину друга или брата, но твой отец перехватил подлую руку, и кинжал упал прямо в кипящее жерло вулкана. Мы все благодарны ему, потому что если бы не он, мы бы съели друг друга. Постепенно магма вражды застыла, и теперь на месте зависти и гордыни возвышаются необычайной красоты горы. Это не означает, что грехи куда-то исчезли, вовсе нет; мы всё ещё в чём-то завидуем Небесам, но мы так же всё ещё горды — мы все тут гордые, без этого никак. Идти на уступки значит быть не гордым, а это не наш удел. Мы разные. Мы другие. Самое главное, чего мы добились — мы укротили грехи, а не грехи укротили нас. Понимаешь? И тот, благодаря кому мы это сделали, — твой отец. Творец не смог приручить его, а значит уже никто не сможет этого сделать, — Бесовцев на мгновение замолк, вглядываясь в глаза Аглаи, словно пытаясь понять, уловила ли она его мысль: Аглая выглядела напуганной. — Но иногда, — глухо продолжил он, — мы устаём. Физически, морально — не важно. У нас немного праздников, но на один из них — на Вальпургиеву ночь — мы исполняем танец, который должен наполнить нас силами на следующий год, тот самый волшебный вальс, который мы репетируем. Нельзя, чтобы кто-нибудь из нас опустил руки, не сейчас, потому что может рухнуть империя. Мы не умрём, нет: твой отец обязательно начнёт строить заново, но если так будет всегда, мы никогда не достигнем счастья. А ты говоришь: «Пусть грустит»…

Бесовцев немного остыл и с сочувствием посмотрел на Аглаю: шёлковые чёрные крылышки мелко дрожали, то ли на ветру, то ли от страха — неясно. Она ничего этого не застала, и все рассказы взрослых о былых временах были для неё не более, чем рассказами, хотя и производили на Аглаю сильное впечатление. Бесовцев глубоко вздохнул, подошёл к девушке и крепко её обнял, прижав к груди.

— Поверь мне, будет время, когда нам не нужно будет танцевать волшебный вальс. Оно обязательно настанет, просто не сейчас. Сейчас нужно собраться с силами… Один танец, и тогда их будет гораздо больше.

Бесовцев заглянул в лицо Аглаи и, увидев всё те же широко распахнутые изумрудные глаза, улыбнулся своим мыслям. Знал он этот взгляд: нет, Аглая вовсе не прикидывалась, но именно так пугается маленький лисёнок, а затем страх проходит, и лисья натура берёт своё.

Аглая глубоко вздохнула и опустила глаза вниз. Бесовцев снова протянул руку в приглашающем жесте; Аглая грустно посмотрела на раскрытую ладонь, вложила в неё свою, и уже через пару секунд пара опять закружилась в стремительном вальсе.

— Это воспоминание, — прозвучал прямо над Евой чей-то женский голос: у неё за спиной стояла Аглая. — Одно из моих любимых, кстати. Почему-то мне кажется, что важно помнить, как всё начиналось, — девушка опустилась рядом с Евой на траву, окинула насмешливым и немного надменным взглядом её растерянное лицо и отвернулась, переключив внимание на танцующую себя. — Не волнуйся, никто не будет ругать тебя за то, что ты подслушивала и подсматривала, а, наоборот, даже похвалят. Как говорит Мария, «упрекать чёрта в грехах то же самое, что хвалить». Ты быстро учишься.

Ева смутилась, но не нашлась, что ответить.

— А ведь я ещё даже не была в него влюблена тогда, — продолжила Аглая, мечтательно глядя на Бесовцева. — Так, просто друг отца. А потом, как раз после этой репетиции, кое-что поменялось… Уже не помню, как точно это было, помню только, что в какой-то момент я осознала, кем именно он приходится отцу. Он не просто друг отца. Он лучший друг. Тот, кто был с ним, как говорится, от начала до конца. Тот, кто видел отца и в счастье, и в отчаянии. Тот, кто помогал вставать ему с колен, когда его свергли с Небес. Ты представляешь себе, что такое — помочь Сатане подняться с колен? Сатане, которого столкнули с облаков за гордыню? Я раньше не придавала этому значения… Он тот, с кем отец начал строить новый мир в прямом смысле слова с нуля, разделил триумф, когда мы получили нашу гордую свободу. «Мы все тут гордые, без этого никак». Это правда… В конце концов, Бесовцев видел, как я росла — нет, он не нянчил меня, лишь незаметно наблюдал со стороны за тем, как я взрослею, и иногда, когда я становилась уж очень приставучей — а я всегда любила, чтобы мне уделяли много внимания, — играл со мной. Отец научил меня большинству из того, что знает сам — не всему, потому что не в правилах демонов раскрывать свои карты. Я стала почти взрослой… Однажды мне в голову взбрело побороться с Бесовцевым: мои крылья ещё не привыкли к длительным полётам, были довольно слабыми, но тогда меня это нисколько не смущало и я была вполне уверена, что смогу одолеть его, потому что я, как любая порядочная лиса, собиралась выигрывать вовсе не силой, а хитростью. Сейчас, когда мы вспоминаем этот эпизод, то дружно смеёмся, но в тот момент мне было совсем не смешно. Это было… Тебе интересно? — вдруг перебила сама себя Аглая, с удивлением посмотрев на внимательно слушающую Еву.

— Конечно, — встрепенулась она от неожиданности. — Не в каждом сне тебе рассказывают историю Ада и своей любви.

Аглая искренне засмеялась, поправила волосы и продолжила говорить.

— Так вот, это было ближе к зиме. Я хотела подшутить над Бесовцевым, украв у него что-нибудь ценное, потом заманить в горы и там запутать, только я не учла, что он в превосходстве мог управлять природой; точнее, я просто этого не знала.

— Погоди-ка, — опять встрепенулась Ева и подалась вперёд. — Метель около двух месяцев назад — его работа?

— О, ты оценила? — радостно воскликнула Аглая и широко улыбнулась. — Шикарная метель! И это всё — один демон, представляешь?! Невероятно… Но вернёмся к моей проделке. Я благополучно украла у него… Я даже не обратила внимания, что именно, но что-то очень важное, пропажу чего он обнаружил буквально через три минуты. Я, как и планировала, заманила в его горы и уже хотела, как самая настоящая лиса, заметать хвостом следы, чтобы оставить Бесовцева в