Дорога смерти - Илья Бушмин

Нестеров чувствовал, как он истекает кровью, но ничего не мог с этим поделать. Жуткий липкий ужас сковал все его тело. В глазах потемнело. Последней его мыслью было понимание того, что его достали гораздо раньше, чем он мог предположить. А потом Нестеров рухнул на стол. Он снес своим телом тарелку с макаронами, которая, звеня, отлетела в угол камеры, и начал медленно сползать со стола. В этот момент Нестеров чувствовал лишь конвульсию, которая родилась где-то в груди и выталкивала кровь из его организма, которой он заливал себя и привинченный к сырому полу тюремный стол.

Когда Нестеров сполз со стола и рухнул на пол, он был уже мертв.

Глава 18

Жизнь продолжалась.

Еще через несколько дней Рябцев привез Бегину в палату небольшой телевизор. Довольно старенький, — по словам Рябцева, это был их первый с Викой телевизор, который отправился в кладовку и пылился там четыре года с тех пор, как они купили плазму. Рябцев даже приволок антенну и потом долго ее крутил и настраивал, ловя сигналы. Все, чтобы отвлечь Бегина от многочасового созерцания больничного потолка.

В один из дней к нему в больницу приехал Кашин, прямой руководитель — шеф отдела по расследованию особо важных дел главного следственного управления СК. Кашин чувствовал себя неуютно, через каждое слово смущенно кашлял и боялся встретиться взглядом с подчиненным.

— Как… Как самочувствие, Саш?

— Бывало и лучше.

— Но бывало и хуже, да?

Бегин улыбнулся.

— Да, Матвей Геннадьевич. Бывало.

— Говорят, у тебя эта твоя дисфункция пропала? Не знаю, хорошо это или плохо. Но на всякий случай, наверное, поздравляю.

— Боль — не самое приятное в жизни ощущуние. Но она хотя бы дает тебе понять, что ты действительно существуешь. Так что спасибо. Как дела на работе? Что нового?

— Как обычно, Саш, ты же знаешь. Работаем. Меньше работы не становится. Такая служба.

— Что нового по делу?

Кашин тяжело вздохнул, снова кашлянул.

— Тут такая история, Саш… Нелегко говорить. Но я решил, что тебе лучше узнать это от меня, чем от кго-то еще.

Бегин насторожился.

— Что?

— Тебя… Тебе придется уйти из комитета. Из-за ранений. Ты пойми… Тогда, десять лет назад, для тебя сделали исключение. Ты был молод, ты восстановился, а еще ты уже тогда был хорошим специалистом, лучшим в своем подразделении. Я забрал тебя к себе, под свою ответственность. И ни разу не пожалел об этом. Хоть ты и своенравный парень, с заскоками иногда… — Кашин вздохнул. — А теперь тебя снова едва вытащили с того света. Я очень рад, что ты выкарабкался, пойми. Но боюсь, что по состоянию здоровья ты не сможешь больше работать. Это не мое решение, мне велели просто донести до тебя. — Кашин снова вздохнул и повторил: — Мне очень жаль, Саш.

Бегин молчал, он был в прострации. Половину его сознательной жизни работа была для него всем. Той единственной отдушиной, ради которой вообще имело смысл жить такому, как Бегин. Теперь его лишили и этого. Бегин понимал, что это справедливо — после последних ранений он вряд ли сможет бегать, как молодой. Но чувство, что его предали и лишили всего, от этого понимания меньше не становилось.

Но жизнь, как ни удивительно, продолжалась. Просто теперь она оставила Бегина за бортом.

Рябцев больше не вспоминал о первом и последнем громком уголовном деле в ходе своей полицейской карьеры. Его жизнь шла своим чередом, размеренно и однообразно. Рябцев уже начал привыкать, что утром ему не нужно было подскакивать и нестись на службу. Он начал привыкать, что он больше не полицейский. И что дома его никто не ждет. Каждый день он видел лишь пустые стены. Это было невесело — но Рябцев начал привыкать.

Каждый день он навещал Бегина. Через несколько дней стало понятно, хотя вслух этого так никто и не произнес, что общение начинало тяготить обоих. Кроме банды ДТА, странным образом объединившей их на довольно короткое время, у них не было практически ничего общего. Тогда Рябцев стал приезжать реже, но все равно появлялся. Он был обязан Бегину жизнью.

С Викой он не виделся. Лишь один раз они созвонились: после того, как Рябцев обнаружил в своем почтовом ящике письмо. В нем говорилось, что Виктория Рябцева подает на развод. Рябцеву предлагалось явиться через несколько дней в здание ЗАГСа, где они могли обсудить со специалистом все формальности, необходимые для расторжения брака. Тогда Рябцев позвонил ей. Слыша ее холодный голос, бывший опер, к своему удивлению, обнаружил, что ничего не чувствует. Вика для него умерла.

Он был рад. Теперь можно было попытаться начать жизнь заново.

Жизнь продолжалась.

Федор Уколов покинул стены больницы в Москве, где лежал последние несколько недель. Здесь его каждый день навещали друзья. Окрепший и уже забывший о ранении в ногу Нос и остальные ребята. Они живо обсуждали дела их сообщества стритрейсеров, которое за время отсутствия Федора пополнилось новыми людьми. Историю банды ДТА, которую все-таки поймали. Все были уверены, что они приложили к этому свою руку, и гордились собой. Травили байки и анекдоты. Громко смеялись — так, что дежурная медсестра ругалась и угрожала больше никого не пускать. Друзья были рядом все время, но забрать его из больницы Федор все-таки попросил Свету.

Всю дорогу домой Пашка принюхивался к сидевшему рядом, на заднем сиденье маминого красного «пежо», Федору.

— Чем от тебя пахнет, Укол?

— Больницей, чем же еще.

— Я когда лежал в больнице, от меня так не пахло.

— Это ты так считаешь! — хмыкнула Света. Паша насупился. — И хватит называть его Укол. Как гопники какие-то, честное слово. Дядя Федор.

— Как в «Простоквашино», что ли?

— Как в паспорте, что ли.

Федор смотрел в окно на проплывающие мимо дома. Он только сейчас понял, как безумно соскучился по городским улицам. По дороге. По своему автомобилю, который стоял в гараже Носа и ждал возвращения хозяина, который сразу же после выписки рассчитывал приступить к восстановлению своего железного коня.

— Что на работе нового, Свет? — спросил Федор.

Она широко и радостно улыбнулась.

— Я до последнего тянула, не говорила.

— О чем?

— Меня в информационное агентство берут.

— Да ладно, — поразился Федор. — В то самое, куда ты хотела?

— В то самое! Круто, правда?

— Как тебе удалось?

— Повезло. Я несколько недель назад тиснула им несколько эксклюзивов. По банде ДТА как раз, это же топовая тема последние три месяца. Они на моих новостях заработали себе кучу ссылок со всех ресурсов. И решили, в общем, что такой сотрудник им нужен. Вчера только на собеседовании была. С понедельника выхожу. Сначала выпускающим редактором, потом обещают в отдел происшествий взять.

— Офигенно. Поздравляю, Свет. Ты заслужила. Как удалось-то те эксклюзивы взять?

Света поколебалась.

— Долго рассказывать. У меня свои источники, ты же знаешь.

Света помогла поднять в квартиру Федора пакеты с его вещами, захваченными из больницы. Они заказали еду, в ожидании которой Света даже сподобилась закинуть в машинку все грязное. Сам Федор принял душ и лишь после этого почувствовал наконец наслаждение от возвращения домой во всей красе.

Света и Пашка вечером уехали домой. Федор сам не заметил, как сел за компьютер. Первые несколько часов он проверял почту и читал скопившиеся за время его отсутствия посты в их паблике в соцсети. Их было немерено. Добрая треть была посвящена ему, Федору. Здесь было все: от простых пожеланий выздоровления и возвращения в строй до шуток и стеба, от хохота над которыми Федор не мог удержаться.

А потом его мысли переметнулись к банде ДТА. Он искал все новости последних недель. Все, что пропустил. Зайдя на любимый ресурс с удобным поиском, Федор ввел «банда ДТА» в поисковую строку и отправил запрос. Статей было не меньше 20. Лента пестрела заголовками: «Банда ДТА поймана», «Обезврежены последние члены банды ДТА», «Оборотень в погонах — главарь автоманьяков с трассы М-4» и другие. Федор пробегал глазами каждый материал. В числе прочих он открыл и статью с громким заголовком «Тройное убийство в Подмосковье». Подзаголовок гласил: «Банда ДТА пошла в разнос: убиты авторитетный предприниматель и полицейский».

Это была статья об убийстве некоего Воронцова, который, по данным газеты, был лидером одной из крупнейших в Подмосковье банд угонщиков. Причем Ворон, так он проходил по полицейским сводкам, занимался угонами с 90-х — целых 25 лет.

Прокручивая колесо компьютерной мышки, Федор бегал глазами по строчкам. Он собирался уже закрыть ссылку и перейти к следующей, когда на мониторе появилось фото убитого «авторитетного предпринимателя».

Федор застыл, стеклянными глазами неотрывно пялясь на фото. Он узнал сразу. И словно бы не было последних лет, словно он не вырос, не позврослел, не преобразился из напуганного жизнью пацана в бизнесмена и предводителя одного из крупнейших в Москве движений фанатов стритрейсинга. Его разом отнесло в прошлое. В день, когда он уже видел это лицо.