Святые бастарды - Тимур Туров

«Из своей крови? – уточнила Настя, дождалась кивка и заметила: – Скорее всего, достаточно ранить одного из них, чтобы вывести из строя обоих. Что он сделал с источником?»

– На Смоленском кладбище… – начал Иво, но «красная» его перебила:

«Там Локка уже снял его художества. Детский лепет, не ожидала подобного от Рамаажиэни. Что он сделал с этим источником?»

Иво попытался собрать мысли, чтобы вспомнить, что говорил альв.

– По-моему, – неуверенно начал он, – Маж применил заклинание «посредник», с помощью которого вы использовали источник. Только теперь все, кто берет энергию из этого источника, заряжают Доппельгангера, а через него и Мажа.

К Иво и Насте подошел пожилой дейвона. Он сел на корточки, сунул руку за батарею и вытащил оттуда три узких черных цилиндра, между которыми был зажат маленький стальной цилиндрик. Дейвона спокойно вынул его и откинул в сторону, а затем что-то спросил у Насти.

«Где и сколько взрывчатки в доме?» – прозвучало в голове у воспитанника слаш.

Вопрос сформулировали так, что не надо было вспоминать про закладки снаружи. А сколько и чего внутри, Иво не знал, в чем сразу же признался.

– На чердаке четыре растяжки с гранатами, – добавил он, радуясь возможности угодить сказочно прекрасной госпоже.

«Это мы уже знаем, – скривилась Настя. – Где прячется Рамаажиэни?»

– В подвале.

«Пойдешь со мной, будешь прикрывать спину, – великодушно позволила верог. – Будь готов умереть по первому моему требо-ванию».

Иво кивнул, радуясь, что он еще сможет послужить госпоже и, возможно, даже умереть на радость ей. Шагнув за Настей, он увидел, как шевельнулся Вереск. Однако оборотень был все еще без сознания, угрозы для Насти не представлял, и воспитанник слаш тут же забыл о нем.

Они прошли по коридору несколько метров, и в кабинете справа Иво увидел связанного, но вполне живого Атаниэля.

Дальше была разорванная железная решетка перед ведущей в подвал лестницей. Тут лежало вповалку несколько тел, у верхнего не имелось ботинок – судя по копытам, это был сатра.

«Рамаажиэни, сдавайся, – предложила Настя. Иво слышал ее голос и знал, что она дублирует специально для него сказанное вслух. – Иво, он говорит, что будет общаться только с Александром. Но в отца всадили три пули, и он временно не склонен к общению».

Воспитанник слаш слегка удивился.

Он помнил одну пулю, которую послал сам, возможно – вторую, хотя не факт, а откуда взялась третья?

– Скажи ему, что убьешь меня, Вереска и Атаниэля, если он не выйдет, – порекомендовал Иво.

«Он не выйдет, – уверенно заявила Настя. – Не дурак же он».

– Выйдет, – настаивал Иво. – Мы – его единственная семья.

Настя что-то сказала, выслушала ответ, сказала еще что-то.

Воспитанник слаш терпеливо ждал приказов от обожаемой госпожи, готовый умереть по первому ее слову или подсказать что-либо, если потребуется.

А затем по лестнице, с внутренней ее стороны, вверх метнулся Доппельгангер. Настя кинула в него заклинание, которое Иво увидел как раскаленную огненную комету, но промахнулась. Тут же началась пальба, голем не пытался уклониться от пуль, но видимого вреда они ему не наносили.

В узком коридоре высоким и крепким бойцам в бронежилетах было очень непросто уследить за маленьким и очень быстрым врагом, поэтому, прежде чем Настя смогла достать его заклинанием, Доппельгангер успел убить троих сатра и одного дейвона, просто свернув им шеи.

Получив в бок огненный шар, Доппельгангер сгруппировался и, прыгая с одной стены на другую, поскакал в сторону холла. Все отвлеклись на него, и поэтому только Иво увидел, как, скрытый каким-то заклинанием, но отлично видимый ему, плывет вверх по лестнице Маж.

Альв выглядел взбешенным.

Он дернул зажатым в правой руке жезлом, направляя его на Настю. Иво едва успел заслонить прекрасную госпожу левой рукой. Он просто не дотянулся, чтобы прикрыть ее всем телом.

Еремей сидел в глубоком мягком кресле. Он отлично все слышал, но ничего не видел. Этому мешала старческая слепота, напавшая на него четыре года назад и полтора года как полностью захватившая его очи.

Демид в последние годы не писал отцу, и вести с Урала приходили через другие, подчас совсем не человеческие руки. Когда шесть лет назад старший сын погиб в сваре за новый источник, Еремей в последний раз за свою жизнь предпринял путешествие – и чуть не сдох от тряски и жары. Повидав вдову сына, передав подарки внучатам, из коих один вроде был способен к магии, а четверо – нет, Еремей вернулся в столицу, поклявшись себе, что дальше строящегося неподалеку от дома Исаакиевского собора никуда не поедет.

Никита, в отличие от старшего брата, являл собой пример хорошего сына. Даже с выбором жены подходил к папеньке, что, с одной стороны, льстило родителю, а с другой, вселяло в него опасение за то, как младшенький жить будет после кончины отца.

В краткое правление Петра Третьего Еремей подсуетился и получил дворянство вместе с наследственной фамилией Отразов, но сразу после отречения и скорой кончины молодого государя над благодетелями нового дворянина и им самим сгустились тучи – впрочем, те дни были не самыми худшими, во всяком разе Еремей тогда еще видел.

– Сбитня, батенька? – спросил Никита.

Под сорок лет мужику, а все при отце живет… Хорошо хоть единственный его сын, Корней, пошел в деда. Без таланта к заклинаниям, но с живым умом и решительностью отрок. Да какой отрок, юноша уже! Именно Корнею переданы все бумаги, все секреты и все мысли Феофана, которому обещано было, что не сгинет его наследие в летах.

После настоящей смерти Прокоповича, через одиннадцать лет после скоморошной, для врагов придуманной, Еремей стал хозяином большого дома на Малой Конюшенной, и тут уже никак он не мог отступить от своего слова.

Хоть и из крепости рожден был, а честь знал и блюл.

– Позови Корнейку, – глухо сказал Еремей сыну.

– Да, да, батенька, – засуетился сын, вызвав у родителя презрительную усмешку.

– Звали, дедушка? – и ходил внук чинно, и говорил степенно. Многое ему сказал Еремей, многое и сам понял, пока пересказывал. Умный слушатель – он ведь куда лучше глупого рассказчика.

– Подыхаю я, – старик и впрямь чувствовал себя хуже некуда. Грудь сдавливало и раньше, но остатние дни случалось это все чаще и длилось все дольше. – Обещание-то не забыл?

– Все выполню по воле вашей, – ответил внук. – И тайны не раскрою кому не след, и передам дальше.

– Ну и славно, – вздохнул Еремей.

И так ему вдруг захотелось сделать это полной грудью, так стало жалко, что нельзя, что тут же сдавит, что гнев прорвался сквозь все страхи. Старик вдохнул воздух, наслаждаясь запахами и хвои, добавленной в свечи, и кулебяки, которую Анютка наверняка сделает отменно и которую уже не попробовать ему никогда.