Девичьи игрушки - Андрей Чернецов

Пару раз попытался заговорить со своими конвоирами, но бесполезно. Только на очередного леща нарывался.

– Ступеньки, – последовало вдруг любезное предупреждение сопровождающего.

Но Иван все едино споткнулся, поскольку не понял, вверх ведет лестница или вниз.

Поднялись по ступеням. Замерли. Раздался противный скрежещущий звук – наверное, открывали ключом замок. Вновь заскрипела дверь. Однако в этот раз повеяло теплом и сильным дурманящим ароматом трав и курений.

Молодого человека усадили в мягкое удобное кресло, привязав руки к подлокотникам.

Повязка пала с глаз. Он сощурился, хотя освещение в покоях, куда его привели, было неярким. Просто глаза отвыкли от света.

Посидел так некоторое время, приходя в себя. Потом, по обыкновению, принялся изучать место, куда его занесла судьба.

Помещение явно было какой-то лабораторией. И одновременно кабинетом.

Посредине стоял большой, в рост человека, стол, больше напоминающий жертвенник, ибо вместо деревянной крышки имел мраморную. На нем громоздились кучи книг, тетрадей, свитков, а также всевозможная утварь, необходимая для химических опытов: колбы, пробирки, реторты, мраморные ступки с пестиками, чашки и плошки с насыпанными в них непонятными веществами. Точь-в-точь как у академика Ломоносова.

Рядом со столом в неприличной позе застыл человеческий костяк. Такое положение скелету мог придать только отъявленный циник. Костяшки левой руки располагались в районе прежней задницы и словно чесали ее. Десница же находилась спереди, там, где у человека находится причинное место. Жест, в котором были закреплены кости, не оставлял сомнений в том, чем именно занимается костяк. Еще и хребет немного согнут, лопатки откинуты назад, а череп осклабился вроде как от удовольствия.

Тьфу, сплюнул поэт. До чего ж надобно не уважать человеческую натуру и самое смерть, чтобы так изгаляться над людскими останками.

Три стены покоев занимали стеллажи. Два из них были заставлены книгами, а третий представлял собой нечто вроде Кунсткамеры.

Стеклянные банки и баночки с заспиртованными уродцами. Крысы о двух головах, пятилапый котенок, трехглазый пес…

Впрочем, представителей собачьего племени было в кабинете превеликое множество и в самых разнообразных видах. Тут тебе и чучело матерого волка, вставшего на задние лапы, и отдельные члены, упрятанные в банки со спиртом. Больше всего было песьих глав – крупных и совсем маленьких.

Это сколько ж живности извели, прикинул Ваня.

А еще тут были зеркала. Но какие-то странные. Черные, будто из полированной бронзы. И ничего не отражавшие. Отчего ж решил, что сие именно зеркала? И сам не мог понять. Подумалось, и все тут.

В носу немилосердно закрутило от острого запаха благовоний. Он громко чихнул.

– На старовье! – тут же пожелали ему.

Парень дернулся с испугу.

Еще минуту назад в комнате не было никого, кроме него самого. А тут словно из-под земли, выросла длинная сухая фигура, одетая в дорогой, но уже какой-то вылинявший камзол. На голове нелепый «рогатый» парик из трех рядов завитых и напудренных локонов. Лицо скрыто бархатной черной маской.

– Благодарствую, – пискнул господин копиист.

– Ну сдравствуй, крестник, – осклабился хозяин кабинета, обнажив пеньки полусгнивших зубов. – Давненько не виделись!

Маска упала на мраморную поверхность стола.

– Ва-ваше высокопре… – перехватило дыхание.

Жаль, что руки были связаны. А то бы точно перекрестился.

– Ох, Ваня, много чудесного открывает перед нами ее величество наука! – Старик отхлебнул из хрустального стакана глоток какой-то мутной, дурно пахнущей жидкости. – Вроде бы и умер человек двадцать с лишним лет насад, а с помощью хитрых селий был воскрешен и жив-здоровехонек…

В выцветших глазах на миг вспыхнул дикий огонь. Гримаса боли перекосила лицо, на котором явственно проступали жуткие шрамы, полученные полвека назад в пыточной князя-кесаря Ромодановского. Раньше они прятались под густым слоем пудры, но теперь настолько потемнели, что скрыть их под гримом стало невозможно.

– Снал бы ты, что я видел там, са гранью небытия… Впрочем, сам все уснаешь, когда придет твой черед… Страшно и жутко… Смерть ушасна, мой друг… Я ведь всегда боялся ее, слодейки… Сатем и посвятил большую часть своих ученых санятий исготовлению эликсира долголетия, коий всегда имел при себе во флаконе… Помню, просил государя Петра Алексеевича, чтоб в случае моей смерти не велел хоронить меня тотчас, но подошдал бы пару ден, влив мне в рот снадобье ис пусырька… Один рас так и случилось… И когда я ошил, его величество сильно испугался и даше на несколько месяцев удалил меня от двора…

Иван слышал эту байку. Много подобных небылиц рассказывали о покойном (хм-хм) фельдмаршале. Большинству из них он не верил, как человек здравомыслящий и сын своего века. Однако выходит, не все то враки, о чем люди толкуют. Доказательство налицо. Сидит перед ним за столом в кресле да попивает свою бурду. Может, тот самый эликсир долголетия.

– Как же вы, ваше сиятельство, очутились здесь, среди этих…

Слов недостало, чтобы пометче припечатать тех, к кому он попал в руки. На ум шли одни матерные выражения. Но не при соратнике же Петра Великого употреблять таковые срамные слова.

– Б….й? – пришел на выручку граф и закашлялся. Нет, не закашлялся. Это вскоре стало понятным. Старик просто смеялся.

– Не суди их строго, крестник. Одуревшие от скуки и бесделья бабы, что с них восьмешь? Играют в глупые игры…

– Хороши игрушечки! – возмутился Барков. – Чуть друга моего не зарезали. Кстати, где он?

– Сдоров и весел. В восточном кабинете трапесничает. С ним твоя подрушка, девица Р…на.

Иван уцепился за нечаянную (нечаянную ли?) оговорку фельдмаршала. Восточный кабинет? Это не тот ли, в котором его обольщала Брюнета во время бала? Значит, они находятся в уже знакомом ему доме поручика Р…на? Как бы Козьму с Дамианом известить о месте, где их содержат?

– Не ревнуй, не ревнуй, – по-своему истолковал его озабоченность граф. – Она хорошая девочка. И любит тебя… Вон как горячо-то защищала…

Парень почувствовал, что краснеет. Его собеседник же снова зашелся клокочущим надрывным смехом-кашлем.

– Что касаемо ритуалов, то все это, как я и молвил, одни пустые икры. Никто вас не собирался ресать всаправду. Ну поисдевались бы чуток, да и спрятали куда подальше до поры до времени… Пока свои дела не сделали бы…

– Дела? Что за дела?

Он весь напрягся.

– Много будешь снать, не успеешь состариться, – переиначил на свой лад поговорку чародей.