Путь Никколо - Дороти Даннет

— Будь ты, к примеру… стряпчим… ты женился бы на мне? Столь обезоруживающе, столь жестоко.

Со всей нежностью он взял ее за руку и промолвил:

— Даже если бы я был стряпчим, вы все равно были бы слишком хороши для меня.

Она закрыла глаза и открыла их вновь.

— Мне говорили, ты очень умен. Сдается, ты еще умнее, чем даже они думают. Ты вполне мог бы добиться для себя места в какой-нибудь торговой конторе. Так почему — ремесленник?

— Потому что мне это нравится, — отозвался Клаас. — Я выучился буквам. Но моя мать умерла. Теперь у меня есть все необходимое.

— Мне кажется, что ты лгал, когда сказал, что хочешь когда-нибудь жениться.

— Да, лгал. Но это не означает, что я могу вновь встать между вами и вашим будущим мужем.

С детской обидой она воскликнула:

— Ты больше этого не хочешь?

Он сел и задал вопрос напрямую:

— Вы готовы потребовать этого от меня? Как от слуги?

Она тоже села на кровати.

— Ты не слуга. Для меня ты — Николас.

Он повел плечами.

— Потому что я сделал то, что сделал, вы не смеете думать обо мне как о Клаасе. Но я слуга, и плохой слуга. Я слишком сильно пробудил вас, Кателина. Но то, что оказалось сильнее меня, в один прекрасный день окажется сильнее и кого-то еще. Вы не нуждаетесь в жалком подобии мужа. Вы несете наслаждение в своем собственном теле, и вы это знаете.

Она не ответила. Она смотрела, как он одевается, должно быть, впервые в жизни наблюдая за тем, как мужчина скрывает свое тело. Должно быть, сейчас она задается вопросом, не в последний ли раз… Но он ничего не мог добавить или с этим поделать. Когда он был готов уходить, то остановился у кровати, глядя на нее сверху вниз, и лишь тогда она заговорила:

— Если бы он об этом узнал, то, думаю, Джордан де Рибейрак убил бы тебя.

Эта мысль уже приходила ему на ум.

— Он не узнает. Не тревожьтесь.

Ее лицо казалось мертвенно-бледным.

— Почему он нанес тебе эту отметину?

— Он хотел, чтобы я для него шпионил за Саймоном. Я отказался.

— Почему?

— Почему отказался? Потому что если Саймона убьют, то я не хочу, чтобы меня обвинили в этом. Очаровательное семейство. Все ненавидят один другого. — Он ненадолго задумался над этим.

— Клаас? — каким-то странным голосом вдруг окликнула его Кателина, но когда он посмотрел на нее, сказала лишь: — Будь осторожен.

— Разумеется. Мне пора.

Она сидела неподвижно, кутаясь в покрывало, словно в монашеский плащ, и он не сделал попытки обнять ее. Вместо этого склонился и, поднеся ее пальцы к губам, поцеловал руку на придворный манер.

Она содрогнулась, и он поспешил уйти.

Он даже не помнил, что один раз назвал ее Кателиной. Он не понимал, даже в самой малой степени, что он сотворил.

Глава 21

Первый день Великого Поста выдался пасмурным и мутным, как головная боль, и дым лишь нехотя начал подниматься к небу из печных труб Брюгге. В светлом чистом доме Адорне детей подняли с постели, умыли, одели и отправили к мессе в Иерусалимскую церковь вместе с родителями, домочадцами и гостями. Чуть позже гости позавтракали и удалились восвояси, включая вдову Шаретти и обеих ее дочерей, которые на прощанье в изящном реверансе присели перед хозяевами дома и были расцелованы демуазель Маргрит.

Обе дочери, непривычно притихшие, отправились домой вместе с лакеем, тогда как их мать свернула в городскую ратушу, где город отмечал начало этого дня легким банкетом из свежепойманной рыбы и хорошего вина Она не ведала и не интересовалась, где сейчас находились мужчины из ее дома, и как они провели ночь.

Тильда проплакала до утра. Никто не мог винить отца Бертуша за то, что он отправил домой четырех девочек, — сам он сегодня слег с жесточайшей простудой. Досадно, конечно, что младшая ван Борселен так бесцеремонно присоединилась к ним, но, несомненно, Клаасу удалось быстро от нее избавиться. Кто-либо — слуга или, возможно, ее сестра Кателина? — отыскал Гелис и отвел домой. Марианну де Шаретти это ничуть не волновало.

Она полагала, что Феликс всю ночь провел со своей новой подружкой. Теперь, когда он всерьез увлекся женским полом, вероятно, ей следует серьезно поговорить с ним, иначе половина служанок в Брюгге скоро станут утверждать, что понесли от него. В отсутствие отца лучшим ограничителем в такой ситуации могла стать жена.

С Феликсом ей необходима была помощь. Но у жен имеются отцы. А пока она на каждом шагу натыкается на ростовщика Уденена. Вернувшись домой после обеда, для ежегодной проверки весов и мер, она обнаружила, что Клаас опередил ее и уже возится во дворе, облаченный в одну лишь рубаху и очень старый дублет. Не беспокоя его, она направилась на кухню, где обнаружила Феликса, пристававшего к одной из горничных. Он выиграл мешок колокольчиков в лотерею и хотел, чтобы их пришили на одежду Клааса.

Вещи Клааса уже были здесь, и служанка гладила их, после того как зашила огромную прореху. Его столкнули в канал, заявила та и явно верила в это. Феликс, у которого от недосыпания блестели глаза, явно придерживался иного мнения. Марианна де Шаретти — тоже. Клаас выглядел не лучше Феликса; красный шрам у него на щеке почти совсем затянулся, и блестел, как смазанный маслом.

Пепельная Среда. Она всегда ненавидела этот день.

Чуть позже последовало короткое представление, когда Клаас вернулся за своими вещами и обнаружил колокольцы на дублете и куртке. Феликс с приятелями заставили его одеться. Он направился прямиком к дверям, и вскоре вернулся с целым стадом коз, которых со звоном провел по всему дому прямиком в комнату Феликса, где они принялись блеять и гадить с перепугу. Феликс был очень зол, но его дружки, захлебываясь от хохота, пришли в восторг от этой шутки. Человек, услуги которого позже, несомненно, будут внесены в список расходов на обучение Феликса, явился чуть позже, дабы убрать в комнате, в то время как кто-то срезал все колокольчики, и Клаас, вновь в своей обычной одежде, взял ключи от одного из подвалов и принялся снаряжать подводу.

Чуть погодя вдова увидела, как телега с грохотом выезжает со двора вместе с Клаасом и одним из младших подмастерьев.

Феликс ушел из дома, не повидавшись с матерью и не спросив у нее дозволения. Хеннинк, также видевший, как уехала повозка, заявил, что ничего хорошего не выйдет, когда из подмастерья пытаются сделать солдата. Полгода назад у них был славный паренек, которому бы никогда и в голову не пришло уехать из дому на хозяйской подводе в рабочее время без всякого разрешения.

— Но зачем это ему? — спросила Марианна де Шаретти.

— Отправился забирать свой выигрыш, — пояснил Хеннинк. — Он получил латную перчатку, но это только залог. Может, там еще щит или шлем.