«Девочка, катящая серсо...» - Гильдебрандт-Арбенина Николаевна

96

Аресты «по делу об убийстве Урицкого» начались сразу же после задержания Каннегисера в доме № 17 по Миллионной ул., куда он забежал, пытаясь скрыться от погони. Арестовывали всех, упоминавшихся в записной книжке Каннегисера (ср. эпизод с арестом генеалога и нумизмата А. А. Сиверса, лично Каннегисера не знавшего, однако бывшего клиентом одного с ним мебельного магазина, телефон которого был записан Каннегисером: Аксакова-Сиверс Т. А. Семейная хроника. Paris, 1988. Кн. 1. С. 301–302). «В связи с арестом убийцы комиссара М. С. Урицкого, студента Каннегисера членами чрезвычайной следственной комиссии по борьбе с контрреволюцией был произведен ряд обысков особой важности, — сообщала „Петроградская правда“. — <…> Сейчас выясняется вопрос, имели ли какое-нибудь отношение к преступным замыслам Каннегисера его домашние. Все они находятся под арестом. При обыске в квартире Каннегисера взята переписка» (1 сентября. № 189. С. 2).

Ю. И. Юркун был арестован утром 31 августа 1918 года. Дневниковые записи Кузмина позволяют восстановить обстоятельства его ареста и почти трехмесячного задержания. 31 августа Кузмин записал: «Я еще спал, слышу шум. Обыск. Начали с Юр. комнаты. <…> „Юр. увели“. Бегу. Сидит следователь, красноармейцы. „Юр., что это?“ — „Не знаю“. Арестовывают, говорят, что ненадолго, недоразумение. <…> Побежал к Ляндау. Оказывается, Урицкого убил Леня Каннегисер. Отмстил за расстрел Перельцвейга. Все родные арестованы. <…> Посылку не приняли. Нету в списках. Смотрел списки. Нет. Но сколько знакомых <…> Горький хлопотать отказался и думает, что я сам сижу». 3 сентября арестованные (и Юркун в том числе) были переведены в Дерябинские казармы, о чем Юркун известил Кузмина в письме, полученном им в тот же день. На следующий день Кузмин записывает: «Ходил в тюрьму. Там лучше, насколько может быть лучше в таких местах». С середины сентября начинаются хлопоты по освобождению арестованных; некоторые из них освобождены — 12 сентября Кузмин фиксирует в Дневнике: «Надеждин говорит, что „следственная комиссия“ мягче, чем в начале. (Непосредственно после убийства Урицкого расследование возглавлял прибывший из Москвы Ф. Дзержинский. — Г. М.) Сиверса отпустили». 18 сентября: «Вчера Горький подал Зиновьеву список, там и Юрочка. <…> Слег, еле добился, чтобы Луначарский послал бумагу <…> Некоторых знакомых Каннегисера уже выпустили». 26 сентября: «Многих освобождают». Задержание Юркуна, однако, продолжается. 14 октября Кузмин записал: «Дело с Юр. все затягивается. Все врут безбожно. Яковлева уехала в Москву ликвидировать дело Каннегисера и „попутно“ будут освобождать ранее амнистированных. Ленечку не расстреляют». Следующий месяц проходит в ожидании освобождения и фиксации слухов о его сроках: 19 ноября «Жак <Израилевич> уверяет, что распоряжение освободить Юр. уже дано». Наконец 23 ноября Юркун был освобожден.

97

6 сентября 1918 года было опубликовано сообщение о расстреле «в ответ на белый террор» 512 человек и одновременно начата публикация списков заложников (общей численностью 476 человек), продолжавшаяся 7, 8 и 10 сентября (см.: Петроградская правда. № 193–196; ср. также: Смолин А. У истоков красного террора // Ленинградская панорама. 1989. № 7. С. 27). О событиях, сопутствовавших аресту и заключению Юркуна, см. также: Морев Г. А. Из комментариев к текстам Кузмина <1> («Баржи затопили в Кронштадте…») // Шестые Тыняновские чтения. Тезисы докладов и материалы для обсуждения. Рига; М., 1992. С. 25–30.

98

О встрече с Чернявским в эвакуации, в Новосибирске, зимой 1943 года вспоминает Д. Н. Журавлев (см.: Журавлев Д. Н. Жизнь. Искусство. Встречи. М.,1985. С. 153).

99

Un реи gaga (фр.) — впавший в слабоумие.

100

Близкие Л. Каннегисера — мать, отец и сестра, арестованные 30 августа, были освобождены в конце декабря 1918 года. 24 декабря следователь Н. Антипов подписал «Постановление по делу убийства тов. Урицкого» с выводом — «всех арестованных по этому делу освободить, возвратив им все отобранное при аресте» (Шенталинский В. Преступление без наказания. С. 181; см. также: Отечественная история. 1993. № 6. С. 60). М. А. Алданов в очерке «Убийство Урицкого» рассказывает о визите Р. Л. Каннегисер к умирающему Г. А. Лопатину в день ее освобождения; Лопатин скончался 26 декабря 1918 года (см.: Алданов М. Собр. соч. Т. 6. С. 508). О четырехмесячном пребывании родственников Л. Каннегисера в Дерябинских казармах упоминает и H. Н. Каннегисер в биографическом очерке своего отчима — переводчика И. Б. Мандельштама, также подвергшегося аресту и заключению (Минувшее: Исторический альманах. Вып. 11. Paris, 1991. С. 386). В марте 1921 года, вскоре после подавления Кронштадтского мятежа, Каннегисеры и И. Б. Мандельштам были вновь арестованы, но вскоре — возможно, после заступничества М. Горького — освобождены (см. дневниковые записи Кузмина от 26 и 28 марта и 14 апреля 1921 года // Минувшее: Исторический альманах. Вып. 12. Paris, 1992. С. 456, 457, 462). Родство с семьей Каннегисеров — И. Б. Мандельштам был двоюродным дядей Леонида — сыграло роковую роль в его судьбе: И. Б. Мандельштам позднее неоднократно арестовывался и умер в казахстанской ссылке.

101

«Лордом» в очерке Цветаевой назван Иоаким Самуилович Каннегисер.

102

Неточная цитата из стихотворения А. Ахматовой «Встреча» (цикл «Новоселье», 1943).

103

Паллада Олимповна Богданова-Бельская.

104

Возможно, имеется в виду один из братьев П. Богдановой-Бельской — Кронид или Леон Олимпович Старынкевич. О пребывании самой Паллады в 1920 году в Крыму см. в воспоминаниях Б. О. Берга (Русская мысль. 1990. 2 ноября. Лит. приложение № 11. С. XI. Публ. Р. Д. Тименчика); там же см. выразительные свидетельства о «ее мятущейся и непосредственной натуре, поставленной вне рамок и привычных условностей».

105

Роза Львовна Каннегисер.

106

Сохранилось несколько свидетельств о ранних стихотворных опытах О. Н. Гильдебрандт; важнейшее из них — ее письмо к В. Я. Брюсову от 7 сентября 1917 года с благодарностью за отзыв о присланных ему ранее стихах (стихи, как и ответное письмо Брюсова, неизвестны) и стимулированными этим отзывом признаниями: «<…> Я вряд ли перестану „писать“… Но я никогда больше не осмелюсь назвать мою чепуху — стихами.