Брэдбери - Геннадий Прашкевич

— Любовь — это всё?

— Всё! Ваше присутствие здесь — акт любви. И я отвечаю на эту любовь, и я объясняю, каково для меня значение страсти. Ведь умом жизнь не постигнешь. Ум порой принимает неверные решения. Я хожу на приемы в Голливуде, вижусь со знаменитыми режиссерами и продюсерами. И по возвращении спрашиваю у своего желудка: “Ну как?” И бывает, желудок отвечает “э-э-э”. И если так, я больше туда ни ногой. Я ничего не решаю здесь, я все решаю здесь. Мой желудок знает, смотрю ли я в лицо лжеца или вора или просто глупого человека. Поэтому надо избегать решений холодного разума, надо поступать по страсти. Надо посмотреть в лицо человека и спросить свою интуицию: можно ли ему доверять? Мне как-то предложили написать сценарий для телесериала. Ходили вокруг меня несколько лет, они предлагали деньги, обещали то-сё. Но я смотрел в их лица и понимал, что я им не доверяю. У продюсера были такие мелкие острые зубы, как у барракуды. Дай ему волю, он съел бы меня заживо. В конце концов я позвонил ему и сказал: “Не буду я с вами работать”. А другой продюсер пришел ко мне и сказал: “Я сниму сериал так, как вы захотите”. Я спросил: “Вы что же, позволите мне написать шестьдесят серий, всё, что я захочу? И пустите меня на площадку с моими советами?” И потом мы целый год регулярно встречались, обедали вместе, я смотрел другие его картины и по прошествии года сказал: “Да, вы можете снять сериал по моему сценарию”. Но на это ушел целый год. Я не был в нем уверен. Ведь интуиция тоже дает порой промашку. Но время всё прояснило. И сериал вышел удачный. Очень хороший.

— А что, собственно, произошло за этот год?

— Он заговорил, как вы сейчас. Вот вы только что упомянули рассказ, который никто никогда не вспоминает, — историю Элен Лумис и Уильяма Форрестера, обычно все спрашивают про прогнозы на будущее. Значит, мы с вами говорим на одном языке. Потому что вы упомянули сюжет, который я сам люблю больше всего. И вот если вы когда-нибудь придете и скажете: “Есть у вас один рассказ, который я люблю и хочу снять фильм по нему…” Знаете, что я вам скажу?.. Я скажу: “Да. У вас может получиться. Отправляйтесь на съемки”».157

В 1992 году в издательстве Альфреда А. Кнопфа вышла книга Рея Брэдбери — «Зеленые тени, белый кит» («Green Shadows, White Whale»).

Писатель еще раз вернулся к печальному году, проведенному им в Ирландии.

Даже сейчас многое в этой далекой стране казалось ему необыкновенным, волшебным, но многое до сих пор по-настоящему пугало.

Ну вот зачем, например, гонять на велосипеде во весь опор, при этом выключив фары, да еще хорошенько глотнув местного виски? («Страшная авария в понедельник на той неделе».)

Или зачем в такой ужасной дыре, как городишко Голуэй, под ледяным дождем бегать в поисках развлечений именно в паб Гибера Финна, зная, что твой спутник именно там попадет в дурную историю? («Дикий разврат в городишке Голуэй»).

Или зачем так безответственно играть с огнем в самый разгар Великого Пасхального мятежа? («Ужасный большой пожар в усадьбе»).

Или какой смысл подавать в Дублине милостыню? («Нищий с моста О’Коннелла»).

А если старого лорда Килготтена однажды убила молния, надо ли столь буквально выполнять задолго до того высказанное им желание — отправиться в могилу с огромным запасом превосходного вина, которое он целыми бочками скупал в течение многих лет? («За хозяина глоток да глоток на посошок!»).

Рей Брэдбери вспомнил каждую деталь, каждого человека.

Он вспомнил знакомых ирландцев — пьющих и непьющих (чаще пьющих). Он вспомнил баньши — злобных женщин-плакальщиц, являвшихся тревожить больное воображение Джона Хьюстона…

и старый отель «Ройял Иберниен», в котором только и жди какого-нибудь дурацкого подвоха…

и кинотеатр, из залов которого за несколько минут до просмотра выходили все ирландцы, не желая слышать обязательно исполняемый перед показом фильма британский гимн…

И все такое прочее.

Толчком для создания этой необычной книги («Зеленые тени, белый кит») послужили появившиеся в печати записки знаменитой актрисы Кэтрин Хепбёрн (Katherine Hepburn),158 тоже когда-то работавшей с Джоном Хьюстоном.

«Иногда я чувствовала себя сходящей с ума».

Кэтрин Хепбёрн говорила это о работе с Джоном Хьюстоном.

Не зря жена сценариста Петера Вертела предупреждала когда-то Рея Брэдбери: «Не ездите в Ирландию, этот ваш Джон Хьюстон — настоящий сукин сын!»

Кэтрин Хепбёрн тоже убедилась в этом. Правда, насколько могла, удержалась в рамках приличий.

А вот Рей разделался с Джоном Хьюстоном жестко.

Он даже обложку придумал специальную: писатель стоит над убитым китом (читай: Джоном Хьюстоном) и сжимает в руке вместо гарпуна — перо со стекающей по нему кровью.

Рей вообще становился резким.

К тому же довольно часто стал прикладываться к бутылке.

В интервью уважаемому им журналу «Playboy» писатель без всяких экивоков называл американскую политкорректность «дерьмом собачьим». О женщинах высказывался с определенной долей юмора, но тоже весьма сурово: «Больше никакого секса с ними!» А всех мужчин называл чудаками. «Послушайте, да все мужчины на свете являются именно чудаками, а молодые — так те вообще психи». Компьютеры, так прочно вошедшие в жизнь общества, казались Рею Брэдбери опасными игрушками. Они не бомба, конечно, но нужно быть осторожнее, мы ведь плохо представляем себе последствия наших изобретений. «Мы любим игрушки, правильно? У меня дома, например, их сотни (игрушек, конечно, а не компьютеров. — Г. П.). Так вот, на мой взгляд, компьютеры — это те же самые, только привередливые игрушки, вокруг которых мы только и носимся, чтобы чувствовать себя творцами».

«— Но разве компьютеры, эти, как вы говорите, самые что ни на есть привередливые игрушки, не являются ключом к будущему?

— Игрушки — ключ к будущему? — возмущался Брэдбери. — Да это же чушь собачья! Я вам прямо говорю: держитесь от компьютеров подальше. Ну да, Интернет позволяет вам трепаться с людьми всего мира, но зачем терять бесценное время? Билл Гейтс нас всех дурачит. Это же чистое надувательство!

— Почему вы считаете это чистым надувательством?

— Да потому что компьютер не дает нам ничего нового. А потом, купив эту штуку, мы должны купить еще с десяток сопутствующих вещей. А это — сотни и сотни долларов, которые вытягивают из каждого попавшегося на крючок. Вот кто мы: молодые и старые психи, обожающие игрушки!

— А как насчет Бога, Дарвина и всего прочего?

— Я одновременно верю и в Бога, и в теорию Чарлза Дарвина. И то и другое довольно загадочно. Возьмите Вселенную: она была и будет всегда, что в принципе невозможно. Нет ей ни края, ни конца, что выглядит как-то подозрительно. Разве нет? Но факт, что Солнце однажды дало жизнь планетам, потом планеты остыли, пошел дождь — и мы рыбами выползли на сушу из Мирового океана, обрели руки, ноги и стали ходить и бегать, а не ползать. Но как это, скажите мне, в давние времена некое неживое вещество решило вдруг стать живым? В чем тут дело?»