Сны в Ведьмином доме - Говард Лавкрафт

Размышляя обо всем этом, я смотрел на простирающееся передо мной неопрятное море разрушенных кровель, залитое светом уже пошедшей на убыль луны. Справа панораму рассекало черное устье реки, зажатое с двух сторон заброшенными фабричными корпусами и железнодорожной станцией. Далее в той стороне тянулись полотно ржавой железной дороги и шоссе на Ровлей, проходившие по плоской болотистой местности с островками кустарника и сухой высокой травы. Слева и немного ближе, на изрезанной рукавами реки пригородной местности, белела в лунном свете узкая дорога на Ипсвич. Единственное, чего я не мог видеть со своей стороны отеля, так это южный маршрут на Аркхем, который был предпочтительнее всех прочих. Пока меня одолевали сомнения и раздумья, неясные шумы внизу уступили место новым и более тяжелым скрипам на лестнице. Дрожащее мерцание света появилось во фрамуге над дверью, а доски коридорного пола застонали под непомерной тяжестью. Послышались неопределенные бормочущие звуки, которые сменил резкий стук в наружную дверь моего номера.

С минуту я простоял, затаив дыхание. Казалось, прошла вечность, и как-то вдруг и сразу тошнотворная рыбья вонь проникла в атмосферу моего номера. Затем стук повторился еще громче и настойчивее. Я понял, что время действий настало, и, открыв задвижку северной внутренней двери, приготовился ее протаранить. Стук усилился, и я надеялся, что этот грохот перекроет шум от моих действий. Начав приступ, я наносил левым плечом все новые и новые удары в дверную филенку, не чувствуя боли. Дверь сопротивлялась упорнее, чем я ожидал, но и я не сдавался. А шум возле внешней двери все нарастал.

Наконец дверь поддалась, но с таким треском, что я понял: неприятель мог это слышать. Тотчас стук снаружи перерос в безумный грохот, а в холле возле дверей номеров по обе стороны от моего зловеще загремели ключи. Ворвавшись в только что открытый смежный номер, я успел, прежде чем замок внешней двери отперли, закрыть ее на задвижку; но, едва сделав это, услышал, что к наружной двери следующего номера — того, из чьих окон я надеялся спрыгнуть на нижнюю кровлю, — тоже примерялись ключом.

В какой-то момент я почувствовал полное отчаяние: номер, в котором я находился, уподобился ловушке, ибо его окна не подходили для моей задачи. Волна ужаса окатила меня, когда в луче фонарика я мельком увидел следы, оставленные на пыльном полу незваным гостем, пытавшимся недавно открыть мою дверь из этого номера. Затем с отчаянием обреченного я бросился к двери нужного мне номера, чтобы прорваться туда и запереть задвижку внешней двери, пока ее не открыли из коридора.

Тут мне повезло, ибо намеченная к атаке дверь была не только не заперта, но даже приоткрыта. Войдя в номер, я сразу метнулся к наружной двери и прижал ее коленом и плечом как раз в тот момент, когда она начала отворяться внутрь. Действие это оказалось весьма своевременным, ибо мне удалось захлопнуть дверь и закрыть плотно подогнанную задвижку, потом я сделал это и с дверью, в которую только что вошел. Не успев толком перевести дыхание, я услышал, что удары в две другие двери ослабли, зато началась усиленная возня за той боковой дверью моего номерa, которую я ранее подпер кроватью. Очевидно, большая часть преследователей вошла в южный номер и предприняла массированную фланговую атаку. В тот же миг скрежет ключа в замке донесся от внешней двери северного номера, и я понял, что главная опасность теперь исходит оттуда.

Северная внутренняя дверь была широко открыта, но времени на то, чтобы добраться до отпираемой из коридора двери следующего номера, уже не оставалось. Все, что я мог сделать, это закрыть и запереть на задвижку внутреннюю дверь, так же как и дверь напротив: одну забаррикадировав кроватью, другую комодом, — а к наружной двери перетащить умывальник. Понимая всю ненадежность этих укреплений, я все же надеялся с их помощью выиграть время, чтобы успеть вылезти из окна и спрыгнуть на крышу корпуса, выходящего на Пейн-стрит. Но даже в этот напряженнейший момент более всего ужасался я не очевидной слабости своих оборонительных сооружений. Самым пугающим было то, что мои преследователи, кроме каких-то отвратительных пыхтений, хрюканий и приглушенных, со странными интервалами, взлаиваний, за все время не издали ни единого членораздельного звука.

Когда, покончив с передвижкой мебели, я бросился к окнам, из коридора донесся ужасающий топот в сторону номера, находившегося севернее меня, а шум в южном номере стих. Видно, большинство моих преследователей решили сконцентрировать силы против слабой внутренней двери, которую, как они думали, им легче будет выломать. Лунный свет играл внизу, на коньке крыши, и я увидел, что из-за крутизны ската, на который мне нужно было попасть, прыжок предстоит весьма рискованный.

Оценив ситуацию, я выбрал более южное из двух окон, планируя приземлиться на скате кровли поближе к слуховому окошку. Внутри этого обветшалого кирпичного корпуса тоже могли оказаться преследователи; но я надеялся на удачный спуск, а там, прокравшись затененным двором, я смогу добраться до Вашингтон-стрит и выскользнуть из города в южном направлении. Стук во внутреннюю дверь северного номера стал теперь просто ужасающим, и я видел, что слабые дверные панели начинают растрескиваться. Осаждавшие, очевидно, принесли какой-то тяжелый предмет и использовали его как таран. Кровать, однако, пока держалась, так что мой шанс еще не был потерян. Открывая окно, я обратил внимание на тяжелые бархатные портьеры, укрепленные на перекладине с помощью медных колец, а также на большой крюк для ставен, торчавший с внешней стороны. Увидев средство избежать опасного прыжка, я дернул что есть силы и сорвал шторы со всей крепежной арматурой, а затем быстро зацепил пару колец за крюк и перекинул портьеру наружу. Тяжелые складки достигли крыши, примыкающей к стене отеля, а кольца и крюк казались достаточно прочными, чтобы выдержать вес моего тела. Таким вот образом, выбравшись из окна и спустившись по импровизированной веревке на крышу, я навсегда оставил позади кишащее ужасами здание «Гилмэн-хаус».

Я приземлился на расхлябанный шифер крутой кровли и благополучно достиг черного проема слухового окна, умудрившись при этом не поскользнуться. Взглянув вверх, на покинутое мною окно, я убедился, что в нем все еще темно, тогда как севернее, за полуобвалившимися башнями и кровлями, зловеще светились огни в резиденции Ордена Дагона, а также в бывших баптистской и конгрегационалистской церквях — воспоминание о последней заставило меня содрогнуться. Внизу, во дворе, как будто никого не было, и я понадеялся, что успею сбежать до того, как поднимется общая тревога. Посветив фонариком в слуховое окно, лестницы я не увидел, но там было невысоко, так что я повис на руках и спрыгнул на пыльный пол чердачного помещения, загроможденного ящиками и бочками.