Я живу в этом теле - Юрий Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А для меня…
Я вздрогнул, на экране сменилась заставка, появился диктор, торжественно и печально, но скороговоркой, чтобы конкуренты не опередили, сообщил о небывалом землетрясении. Тут же пошли кадры, переданные со спутников и уже обработанные, телерепортаж вылетевших на место катастрофы операторов на самолетах, вертолетах, спасательных и аварийных.
По экрану шли снимки, задерживаясь надолго. Огромные волны в океане. Это были двигающиеся горы кипящей воды, везде звучали предупреждения, намечали их маршруты и указывали – волны двигаются медленно! – в какое время они достигнут материка. Специалисты уже информировали, как избежать катастрофы кораблям, что решатся встретить исполинскую волну в открытом море, предупреждали жителей прибрежных городов о самых срочных мерах, а я все ждал репортажа с Черепаховых островов.
Во мне было пусто, словно я хотел есть, сосало под ложечкой. На всякий случай изжарил яичницу из шести яиц, проглотил, не чувствуя вкуса, но пустота оставалась. И непонятно было, осталась ли Лена с Галчонком на островах, пренебрегши моим воплем, и теперь исчезла вместе с островами…
Судя по снимкам и комментариям, произошло в самом деле нечто небывалое. За всю историю планеты более мощной катастрофой была разве что та, погубившая динозавров. Этой ночью произошел сдвиг земной коры, кора лопнула, по всему разлому вырвалась на поверхность лава. Проснулись давно погасшие вулканы.
К счастью, вся линия разлома прошла по дну Тихого океана. Со спутников все демонстрировали новые пятна горячей воды, погибших рыб. Появились первые снимки глубоководных тварей, неизвестных науке, что взрывом выбросило к поверхности океана.
В некоторых местах океана вода бурлила, как в котле. Рыба плавала кверху брюхом уже на мили вокруг. Облака пара ветром сдвигало, и тогда было видно сквозь толщу воды красное пятно близкого к поверхности жерла с выплывающей лавой. Один вулкан и вовсе оказался на поверхности: в том месте дно два века назад поднялось настолько, что там образовались острова, течение нанесло кокосовых орехов, проросли, туда переселились перелетные птицы, а на грязных лапах занесли семена всяких растений, икру лягушек. Словом, к наплыву первых туристов острова уже назывались Черепаховыми за обилие этих животных, там поднялись отели, в бассейнах начали плескаться перед телекамерами экзотические красотки…
…и все это сейчас оказалось сперва погребенным под толстым слоем кипящей лавы, а после второго толчка погрузилось почти на десяток метров ниже уровня океана.
Я вздрогнул, только сейчас дошло, что так вскользь, как о незначительной мелочи, говорят именно о тех самых островах!
– Только бы уехала, – прошептали мои губы. – Только бы… Наверное, там все спаслись! Иначе так спокойно бы не стали…
Все сроки прошли, но Лена не звонила. Самолет за это время уже трижды бы облетел вокруг этой планеты. Я даже пытался сказать себе, что мне на самом деле до этих двух существ, ведь с одной я всего лишь однажды гнездовался, а второе – производное от этого гнездования. Даже не я гнездовался, а это тело, в котором я живу!
Черт, я в самом деле пророс в него всеми жилками. Вернее, это он пророс в меня всеми звериными инстинктами. И те меня бросают из стороны в сторону, начиная от простейшего коитуса до вот этих ох каких интеллигентских метаний… что тоже скорее всего простейший инстинкт Сверхсущества. Сделан крохотнейший шажок – очередной! – по усложнению своей структуры, что я гордо называю сверхразумностью!
– А почему нет? – сказал я вслух и подумал, что стоило бы, как Робинзону, завести хотя бы попугая. Я среди людей все равно как на необитаемом острове. – А почему нет, если этот крохотнейший шажок – я?
Три окошка пошли волнами, на одном зажглась крохотная надпись: «Не забудьте выключить телевизор». Я смахнул их, зато остальные сделал крупнее, в награду за то, что не спят и ночью.
На одном тяжело зашагали рептилии, я переключил звук, за кадром растекся бархатный голос популяризатора от науки, вальяжно рассказывающий, почему и как погибли динозавры.
Я поймал себя на том, что начинаю прислушиваться. Ведь все, что до сегодняшнего дня… до возникновения меня в этом существе, было сказано наукой, религиями, культурой и всеми прочими видами человеческой деятельности, не отвергается… вовсе нет, а служит надежным фундаментом для нового скачка вперед. Или вверх.
Так же, как и это объяснение внезапной гибели динозавров. А настоящая причина в том, что динозавры полмиллиарда лет правили миром, сами уже не развиваясь и не усложняясь. Но главное – не давали развиваться другим. И тогда Сверхсущество слегка шелохнулось… нет, это слишком, оно смутно ощутило некое неудобство, некое недовольство. Ощутило как бы потребность слегка почесаться, что ли. Словом, что-то сделать чисто инстинктивное, после чего зуда не станет. И вот в глубинах космоса неспешно сформировалась комета размером с астероид… или уже готовая слегка изменила курс, прошла пару раз навылет сквозь систему некой крохотной желтой звездочки, словно примеривалась… так это с интервалом в два-три миллиона лет, а в третий раз попала все-таки в этот крохотный глиняный шарик, что мечется с безумной скоростью по сложнейшей траектории вокруг Солнца, а вместе с ним мчится сквозь рукав галактики.
И вот уже на руинах мира динозавров возник мир млекопитающих и почти сразу же – человеков. Для Сверхсущества это мгновения. Ведь галактические сутки содержат в себе что-то около трехсот миллионов лет, а о вселенских страшно и подумать, не то что вышептать…
Звонок раздался почти под утро. Я метнул пальцы к трубке, перед глазами встал образ Лены, испуганной и дрожащей, к ней прижимается сонный Галчонок…
– Алло?
– Егор, это я, – донесся слабый голос. – Мы в Шереметьево… Только что прилетели! Была еще одна посадка для дозаправки… Егор, как ужасно! Мы все слышали по радио…
Железные обручи, что стягивали грудь и мешали дышать, лопнули с металлическим звоном. Воздух хлынул в легкие с такой мощью, что я закашлялся, как под струей водопада.
– Лена, – прохрипел я. – Как хорошо… Доберешься сама? Или встретить?
– Ты что? – пропищало слабо сквозь шорохи. – Здесь автобус довезет прямо к дому. Через сорок минут будем у себя.
– Как хорошо! – повторил я. – Как хорошо…
В мембране щелкнуло. Я только с третьей попытки попал трубкой в ее ложе, весь сразу отяжелевший, с недостатком кислорода в тканях, с тяжелой головой, откуда распухающий мозг едва не вылезал через уши.
Уже на алгоритмах завалился на постель. У нас всех, проплыла вялая мысль, в каждом человеке, смутно дремлет это ощущение общности со всем миром и особенно с другими людьми. К чему это я? Ага, с самкой Леной и ее… детенышем моего разумоносителя уже решено, там благополучно, мысль уже на издыхании все же упорно возвращается к поразительному откровению… Откровению ощущения общего организма. Это смутное чувство общности еще с первых проблесков сознания инстинктивно не давало чему-то, какой-то части нас самих исчезнуть без следа… Плоть исчезала, против этого факта не попрешь, все видят, как мертвяков черви едят, а потом даже обглоданные скелеты в пыль, но что-то… нечто… по твердым убеждениям всех племен, народов и наций – в зверей, птиц, рыб, насекомых, даже в деревья и камни. Не сговаривались же между собой древние египтяне и дикие викинги, майя и аборигены Австралии? Но у всех нечто от человека оставалось, эту часть называли душой, эта часть оставалась жить и потом…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});