Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски - Александр Алексеевич Другов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какая еще встреча? Какая гостиница? Я вас не знаю и не понимаю, что вам от меня нужно.
Эрнесто разевает рот:
— Как это?
Что, сукин сын, удивился? Ишь, как глаза забегали. Подожди, то ли еще будет. Вы здесь со мной горя хлебнете, уж я постараюсь.
Впрочем, потрясен не только Эрнесто. Два наблюдателя у окна наплевали на конспирацию и уставились на нас, глуповато открыв рты. Это не люди, а позор конторы. Правда, некоторые пассажиры, приостановившись, тоже с любопытством глядят в нашу сторону. Они правы, тут есть на что посмотреть. Чем не бенефис двух коверных в мраморном интерьере аэропорта? Плохо только, что мне выпала роль белого клоуна, которому, на радость публики, достаются все колотушки и затрещины.
Убитый нелюбезным приемом, Эрнесто вяло пытается опять схватить меня за рукав. Подобное амикашонство, то есть панибратство, следует пресекать в корне.
— Да что же это, черт возьми, такое? Ну и нравы! Пристают прямо в аэропорту!! Полиция!!!
Вот так хорошо на верхних нотах сорваться в хрипло-пронзительный петушиный крик. Моего привязчивого встречающего как ветром относит на несколько шагов в сторону. Там он и застывает в растерянности. Возмущенно фыркнув, оставляю его и быстрым нервным шагом направляюсь к эскалатору, который ведет к пригородным поездам.
На платформе пустынно и тихо, только серое бетонное эхо бегает от перрона к перрону. Точно так же гулко и пусто у меня в голове. За всплеском эмоций наступает неизбежная реакция. Не прошло и часа после прилета, а я уже проигрываю по всем статьям. Надуть-то Эрнесто я надул, но что дальше? Он был единственной ниточкой, и ту я под сиюминутным влиянием настроения оборвал.
На ярко освещенном крытом перроне только одна-фигура. Темноволосая девушка с длинной косой, вджинсахи кедахсидит на рюкзаке. Она курит и иногда искоса поглядывает на меня.
Подходит ее поезд, и я вижу, как она забрасывает рюкзак на полку и садится у окна. Прежде чем поезд тронется, я успеваю ей подмигнуть, и она улыбается в ответ.
Еще один человек, мелькнувший в моей жизни и исчезнувший навсегда. Вечерний этюд на залитом желтым электричеством перроне. Я слегка грущу и по привычке прикидываю, что именно вмоей неброской внешности могло заинтересовать девушку. Не скрою, подобное внимание приятно, но я не люблю выделяться в толпе. Даже когда толпы нет вообще, как в данном случае, людям моего рода занятий предпочтительно не привлекать взгляды окружающих. Впрочем, о чем это я? Судя по всему, в этой профессии мне долго не быть.
Можно передохнуть и закурить. Неторопливо затянувшись, оглядываю перрон. Пусто вокруг, совсем пусто. Ну и славно. Но на всякий случай не помешает задержаться на площадке вагона и еще раз оглядеть бетонное нутро вокзала. Ну вот, так и есть. По лестнице на перрон, легко прыгая, каучуковыми мячиками скатываются двое молодых людей и в последний момент перед отправлением успевают заскочить в наш поезд.
За окном вагона быстро плывут в темноте огни городов, желтые пятна теплиц, лучи автомобильных фар. Как всегда в новой стране, быстро меняющийся пейзаж исполнен неясного значения и таинственности. Уже через два-три дня тайна исчезнет, заметнее станут надписи на бетонных ограждениях у дорог, дома в придорожной полосе превратятся из средоточия чужой и загадочной жизни в недорогие и не очень ухоженные жилища. Однако пока все еще продолжается вечер знакомства, волнующий и таинственный.
Кстати, насчет волнений и тайн. У меня в этом поезде есть одно небольшое дело. Приветливо улыбаюсь пожилой даме в строгом летнем костюме, сидящей через проход от меня. Она слегка кивает в ответ. Вот оно, кратковременное братство пассажиров. Теперь я могу отлучиться минут на пять-десять, не опасаясь за свой багаж. При первой попытке стороннего человека покуситься на него, дама поднимет шум не хуже корабельной сирены.
Покачиваясь, неторопливо иду полупустыми вагонами. За окнами исчезли россыпи огней города, и только вдали светятся окна сельских домов. Редкие пассажиры читают или дремлют. Не спят и смотрят в черное окно только двое резвых молодцев в спортивных куртках, что имеют опасную манеру прыгать в вагон перед самым отправлением. Спать им не дозволяет характер работы, а к чтению у них, видимо, особого пристрастия нет. Неподвижной сосредоточенности этих молодых людей могли бы позавидовать мыслители древности. Плохо только, что эти два изваяния будут мотаться за мной по всей Голландии, связывая мне тем самым руки и усложняя и без того незавидное положение.
Сев перед ними, фамильярно беру ближнего за мускулистую коленку, обтянутую новыми темно-синими джинсами. Он аккуратно отстраняется.
— Как дела, орлы? Набегались? Напрыгались? Ну не молчите, скажите что-нибудь, а то я решу, что вы и на самом деле голландцы, а не представители славного и героического племени российских разведчиков.
При упоминании разведки глаза у обоих становятся матовыми, как обкатанные морской волной бутылочные стеклышки, и такими же выразительными. По ряду причин собеседники из них никакие, и вести разговор дальше мне предстоит одному.
— Скажите начальству, что я в курсе проблемы и что я не тот, кто вам нужен. Сегодняшняя встреча в аэропорту — провокация, и я попытался вам это показать. Вас дурачат, а вы и купились. Запомните, мои молодые друзья, — доверчивость в нашем деле губительна. Я мог бы рассказать вам на этот счет массу поучительных историй из своей богатой практики, но, нет времени. Я еще в Москве понял, что руководство решило повесить всех имеющихся собак именно на меня. И сюда приехал сам во всем разобраться. Дальше слушайте внимательно.
Оба истукана неохотно скашивают глаза на мой назидательно поднятый палец. Затем они переводят взгляд на меня, и в их глазах столько насмешливого презрения, что становится нехорошо. От этого сказанное дальше звучит гораздо резче, чем хотелось бы.
— Что смотрите? Повторяю, я постараюсь все сделать сам. Не стреляться же мне теперь.
Судя по лицам этих двоих, у них нет уверенности в полной неуместности подобного шага. Но такой радости ни они, ни другие коллеги не дождутся.
— Короче говоря, не надо мне мешать, не крутитесь под ногами. Будете за мной таскаться — вот честное-благородное слово, с легкой душой сдам вас полиции. С вашими одухотворенными лицами и крепкими шеями вы вполне сойдете за русских мафиози. «Контора», конечно, непременно заступится, но карьера ваша будет на веки вечные загублена. И последнее: передайте, что я хочу связаться с
