Президенты RU - Александр Минкин

Но радость, увы, минутная; скоро упираемся в хвост пробки, перекрыто… Стоишь и с запозданием приходит в голову: ведь какие виражи! Ведь они предпочитают, чтобы мы разбились, лишь бы скорее убрались с трассы…

Раньше стояли молча. Нервничали, но признавали ваше право. А теперь гудим. Все висит на волоске. Глядишь, скоро поедем. И если поедем, то не остановимся.

Это тот самый случай, когда ваша власть держится только на нашей покорности. Ни на чем больше. Гаишник – символ. Силы у него нет. Если мы выйдем из повиновения, то даже танками не удастся перекрыть. И танков не хватит, и, главное, организовать не смогут.

Что будет, когда передний ряд машин тронется (а за ними сразу двинутся следующие)? Что будет делать гаишник, когда на него поползут десятки машин? Если тронется один из нас – наверное, расшибут ему палкой стекло, а то и голову. Но если поедут несколько сразу… Если мы все вдруг выйдем из рабства и поедем…

Что будут делать эти, с палками? Лица их измучены. Наша ненависть, наша ярость обрушивается на них, и они орут в лицо озверевшим водителям (если стоишь близко к гаишнику, то слышно):

– Я на службе! Это – слуги народа! А я – подневольный!

«Слуги народа» – это он про вас. Он не решается произнести «президент», и мы его понимаем. Но ясно и то, что душою он с нами. Он не идейный ваш, а подневольный. Значит, наш.

И вот, Владимир Владимирович, решаюсь сказать вам то, с чего начал. В вашей пробке звучат наши гудки. Будете проезжать мимо нас – послушайте. Всего год-два назад мы стояли молча. Но все чаще слышу (и сам жму на клаксон) рев сотен гудков. Это мат. Нечленораздельный, но громкий.

Слышно? Если слышно, то, наверное, вам объяснили, что мы вас приветствуем.

Русские уходят

4 апреля 2005, «МК»

Владимир Владимирович! Вы небось думаете, будто русских сто сорок четыре миллиона? Черта с два!

Говорят, к 2050-му нас останется то ли половина, то ли треть (пятьдесят миллионов). Извините за резкость, Владимир Владимирович, но и это чепуха. Нас не останется. Эти миллионы будем совсем не мы. Это будут добыватели полезных ископаемых. И обслуга добывателей – официанты, таксисты, девочки. А белые, или желтые, или черные, раскосые, курносые или носатые – все равно.

…Пишу вам письма, и часто возникает чувство (почти уверенность), что вы меня не понимаете. А почему?

Пишу по-русски, и вы – русский. Но, похоже, говорим на разных языках. Может ли такое быть?

Вот у вас собачка Кони, она русскоязычная («ко мне!», «сидеть!»), но разве у нее были проблемы объясниться с собачкой Буша? Носик понюхал хвостик – любовь до гроба. А мы с вами? Где взаимопонимание?

Вас (и вашего предшественника) упрекают в катастрофической убыли населения. Сокращаемся на миллион в год – это статистики утверждают; без всяких упреков; просто фиксируют положение.

Они же, статистики, сказав про убыль (умерло столько-то, уехало столько-то), в следующей графе утешают: вот прибыль – вот родились, вот приехали, мол, столько-то таджиков, молдаван…

И нам объясняют, что это хорошо и прекрасно. Во-первых, население не так быстро убывает. Во-вторых, если б не они – кто бы копал канавы, чистил выгребные ямы…

Да, если цель России – копать канавы и бурить скважины, тогда можно безмятежно щелкать на счетах: умерло – родилось, уехало – въехало; и все это оно, среднего рода, не имеющее личности, среднеарифметическое, измеряемое в штуках.

Если наша миссия – нефть и газ, тогда мы для мира просто скважина, как Кувейт. Цена барреля – вот и весь интерес.

Но Россия для мира – не для политиков и генералов (для них мы – водородная бомба) – для мира, о котором стоит говорить, Россия – это Чехов, Толстой, Достоевский. Их цена растет уже сто с лишним лет, никогда не падает.

Если хоть чуть задуматься… Уезжает врач, инженер, ученый, умирает старый писатель, старый учитель, старый музыкант, а въезжает дворник, носильщик, молодой продавец.

Это как водка, Владимир Владимирович (самая понятная русскому вещь). Если водка налита в стакан – она выдыхается. Дух из нее уходит; а по-ученому – спирт улетучивается. Но такого дурака нет, который выдохшуюся водку дольет водой – чтоб опять стакан стал полным. Полным-то он станет, только пить это не станешь. Россия улетучивается.

Прежде я писал вам о том, что можно подсчитать: льготы, взятки, пенсии, пробки, электрички… А ведь пора и о душе подумать.

Эти въехавшие никогда не станут русскими. И дети их – вряд ли.

За десять лет население сократилось на десять миллионов. И все, кто занимается демографией и миграционной политикой, объясняют нам (и вам), что поэтому нужны гастарбайтеры. Вся надежда, что они восполнят убыль населения. Тем более что Китай нависает… И нам не удержать обезлюдевший Дальний Восток, Сибирь…

Нам?

Те, кто нас заменяет, – это мы? Да, если мы родили и воспитали детей и внуков, то они – наша смена; в некотором смысле – мы.

Но те бедняги, кого мы наняли в дворники, – они разве мы?

Это они, что ли, пойдут на окраину Империи защищать наши земли, наши рубежи от китайцев? Защищать тех, кто презрительно называет их чурками, унижает, грабит, убивает ради забавы.

Идиотская мысль: восполнить убыль населения гастарбайтерами, дешевой рабочей силой.

Заменять нас ими – это значит представлять себе Россию как нефтяную скважину. Тогда – нет проблем. Тогда все равно, кто бурит, качает, сторожит.

Они необходимы экономике, нашей глупой, жлобской экономике. Но рассчитывать на них как на продолжателей русской миссии… Разве что их внуки – как при Петре, при Екатерине внуки обрусевших немцев, итальянцев… Но тогда их детей надо с малолетства учить, талантливым открывать дорогу… Увы, такие планы – «игра в долгую». А ваша власть, Владимир Владимирович, играет в короткую. В быстрые деньги.

Ваше правительство вложило в русский язык (в издание книг) меньше, чем Сорос, – это стыдно. Говорят, стабилизационный фонд из-за угрозы инфляции нельзя расходовать на зарплату. Но, может быть, стоит поддержать русские школы и учителей в странах СНГ, где они при последнем издыхании?

Как только Армения, Литва и т. д. перестанут говорить по-русски – мы потеряем их навсегда. Кому нужны соседи, с которыми не поговоришь? Они превратятся для нас в покупателей и продавцов – то есть останутся лишь бухгалтерские отношения. А ведь до сих пор еще теплится бесценная эмоциональная связь.

У нас остался последний шанс – максимум лет пять, чтобы спасти запасы языка. Все русскоязычные (в России и за границей) – богатство, которое исчезнет навсегда. Нефть еще найдем, а этого – не будет.

Если Россия – заправка, тогда все равно, кто вставляет шланг, берет деньги, протирает стекло, протягивает руку за чаевыми.

А там, в Америках, наши дети уже не мы, они что-то промежуточное, а уж их дети (наши внуки) даже не говорят и не хотят говорить по-русски, а значит, совершенно не мы.

А те, которые здесь, здешнее население – почти уже не мы.

Когда взяли Зимний, русские братцы-матросики загадили ванны и китайские вазы (хотя канализация работала), изорвали и сожгли книги. Они действовали как крупные обезьяны. Очень смышленые. Оставили себе врачей, ибо болели. Инженеров – чтоб машины ездили. Священник? – лишний (Бога ведь нету, души нету), священников убили.

Это к власти пришли «условно русские». О них в романе Достоевского «Преступление и наказание» следователь Порфирий Петрович предупреждал Раскольникова, объясняя, что бежать тому некуда:

«Куда ему (убийце) бежать?.. В глубину отечества убежит, что ли? Да ведь там мужики живут, настоящие, посконные, русские; этак ведь современно-то развитый человек скорее острог предпочтет, чем с такими иностранцами, как мужики наши, жить!»

Да, наш мужичок – тот еще иностранец.

В Благовещенске били и насиловали целый город – русские? По крови – не знаю. По душе… чужая душа – потемки. А целый город, который дался, чтобы его насиловали, и терпел, и не начал стрелять, – русский?

А столичные? В Москве шестеро студентов журфака (из шести мною опрошенных) не читали «Бориса Годунова». А если они не читали и «Преступление и наказание» – значит, все мои рассуждения мимо. Люди перестают говорить на этом русском языке. Слова остаются, а смыслы исчезают.

В Петербурге – в культурной столице Империи – подростки, для забавы убившие шестилетнюю таджичку (двадцать шесть ножевых ранений), – русские? Они что, верили, что спасают Россию? Их на порог не пустили бы Толстой, Достоевский, Чехов – те, кто олицетворяют, то есть являются лицом России.

…Есть лицо, а есть грязь из-под ногтей.

Такие горячие патриоты могли бы брать пример с израильских евреев. Те селятся на окраинах только ради идеи, хотя это невыгодно и опасно. А наши гуляют по столицам, поглядывая, кого избить, какое кладбище осквернить. И не слыхать, чтоб хоть один ради идеи переселился на Дальний Восток сопротивляться китайскому нашествию.