На одной далёкой планете - Олег Лукьянов

…Именем Курнаки называют самый крупный астероид системы, а затем и комету. Жители мегаполиса Бона потребовали от Директората переименовать их город в Курнакий. Аналогичные заявки поступили от нескольких десятков других городов, породив соответственно целый букет однородных названий: Лаки, Лакиполис, Курлаки и другие подобные. Маринерский экспериментальный институт евгеники обратился к Курнаки с просьбой о донорской помощи в виде половых клеток изобретателя, необходимых для изучения и дальнейшего выведения особо ценных пород людей Элиты. И наконец, совет Мудрил клуба СВОЛИЧ, обсудив «некоторые события, связанные с внедрением препарата стажера Курнаки», постановил «в виде исключения отменить десятилетний мораторий на повторное голосование и рассмотреть кандидатуру стажера в следующем году на предмет присвоения ему звания четвертьметра». Лаки только посмеялся, прочтя витиеватое сообщение, переданное ему роботом-посыльным. Опомнились!

Можно было бы рассказать массу интересных и поучительных эпизодов из новой жизни Лаки Курнаки, но не будем делать этого, потому что не в них суть. Суть в том, что наступил момент, когда произошла упомянутая выше мутация…

Среди больших и малых событий живой, вечно кипящей действительности Астры явилось вдруг одно, случайно попавшее на глаза Курнаки и привлекшее его внимание своей необычностью.

Однажды утром, читая газету, Лаки наткнулся на маленькую заметку под названием «Глупый Зюка». Он скорее всего не стал бы ее и читать, но увидел в тексте свое имя и задержал внимание. В заметке сообщалось, что житель мегаполиса Бона Зюка Пискун совершил очень глупый поступок. Он принял пилюлю курнакина последней, усиленной модификации, вызвал экстренную медицинскую помощь и повесился у себя в комнате, зная, что роботы-реаниматоры через пять минут, не позже, вернут его к жизни. А потом, когда возвращение состоялось, Зюка стал рассказывать соседям, что испытал в момент удушья такое удовольствие, что все остальное чепуха по сравнению с ним.

Заметка чрезвычайно не понравилась Лаки. Не хватало еще, чтобы с его именем связывали такое ужаснее явление, как смерть. Встревоженный, он позвонил старому другу Бубе Трубе, который, благодаря Лаки, тоже сделал карьеру и руководил теперь Институтом Общественного Мнения.

— Это какой-то дурак или сумасшедший, — сказал Буба, узнав о заметке. — Считаю, что нужно разобраться. Если хочешь, поехали вместе к редактору.

В редакции их ждала неожиданность. На вопрос, кто написал заметку, редактор набрал код в электронной картотеке, и на экране вспыхнуло слово «Справедливый».

— Это наш анонимный корреспондент. Он всегда присылает заметки под таким псевдонимом, — пояснил редактор.

Буба и Лаки переглянулись. Чем-то знакомым повеяло от этой нарочито претенциозной клички.

— Какое его настоящее имя? — спросил Буба.

— Это неизвестно, господа, — ответил редактор. — Он считает необходимым скрывать его. Все материалы от него мы получаем почтой.

— Все ясно… — многозначительно произнес Буба.

— Думаешь, Рабик? — сказал Лаки.

— А то кто же! Этого мерзавца я узнаю по повадке, как бы он ни подписывался.

Он выдернул из кармана ручку-телефон, набрал номер адресного бюро и попросил назвать адрес гражданина Астры Зюки Пискуна, проживающего в городе Боне. Через минуту они услышали тихий, отчетливый голос автомата-ответчика:

— Зюка… Пискун… умер… два… года… назад… в возрасте… двухсот восьмидесяти… лет.

— Странно, — заметил редактор, явно обескураженный ответом. — Мы уже много раз получали от Справедливого информацию о различных происшествиях, и не было случая, чтобы она оказывалась ложной.

— Ничего странного, — сказал на это Буба. — Классический прием подобных мерзавцев. Девять раз сказать правду, чтобы усыпить бдительность, а на десятый соврать. Эта дрянь что-то затевает.

Для усмирения противника Буба тут же предпринял решительный демарш. Он набрал номер телефона Рабика и, когда аппарат откликнулся осторожным «вас слушают», рявкнул в микрофон:

— Господин Справедливый? Лучший друг покойного Зюки Пискуна?

— Кто это говорит? — испуганно вякнул Рабик.

— Главный Сторожила Свистуна, — громыхнул Буба. — Доводится до вашего сведения, господин Справедливый, что за гнусную дезинформацию вы будете удавлены публично без предварительного приема курнакина!

В аппарате часто запикало.

— Больше не будет писать пакостей, — сказал Буба, смеясь. — Пусть теперь только попробует!

А смеяться-то было рано! Друзья и предполагать не могли, какой разрушительной силы заряд таился в крохотной заметке. Через несколько дней в другой газете появилось сообщение еще об одном удавленнике, Буне Пупке, который якобы тоже решил с помощью курнакина получить пикантное удовольствие и тоже был возвращен к жизни роботами-реаниматорами. Снова оба поехали в редакцию и, возмущенные, набросились на редактора, грозя ему неслыханным скандалом за распространение ложных сведений. Не тут-то было! Редактор, аккуратный, уравновешенный господин, огорошил их, сказав, что редакция тщательнейшим образом проверяет все материалы, готовящиеся к публикации. Материал о Буне, разумеется, тоже проверен, и если уважаемый изобретатель Курнаки желает в этом убедиться, то может съездить по такому-то адресу и лично поговорить с удавленником.

…Разговор с Буней Пупком вызвал у Лаки ощущение надвигающейся беды. Розовощекий, голубоглазый юнец лет пятидесяти лежал у себя дома на кровати в окружении кучки приятелей и приятельниц и делился с ними впечатлениями от проведенного опыта. Увидев знаменитого изобретателя, компания радостно загомонила.

К Лаки полезли за автографом, но он оттолкнул руку с электронными автографокопилками и спросил экспериментатора:

— Зачем ты это сделал?

Буня заулыбался во весь рот, решив, что высокий гость доволен его поступком.

— Это… чтобы приятно было… Эх, как приятно! Так приятно!

Он даже глаза зажмурил от удовольствия, вспоминая, как приятно ему было удавиться.

— Ты дурак! — сказал ему Лаки сердито. — Разве ты не знаешь, что курнакин изобретен совсем для других целей? Вот если бы тебе нужно было удалить зуб или сменить желудок..

Буня растерянно захлопал глазами, забормотал, оправдываясь:

— Это… я не знал… в газете писали про Зюку Пискуна… Дай, думаю, тоже попробую.

— Настоящий дурак! — подтвердил Буба. — Ты что, газетчиков не знаешь? Не было никакого Пискуна, это все вранье. Ты первый человек, который по-настоящему удавился.