Бумажный грааль - Джеймс Блэйлок

– Надо же, словно нарочно для нас! – воскликнула Сильвия, когда Говард подошел, хромая, и толкнула створку французского окна, выходившего на океан. Ветер подхватил ее и, распахнув, с размаху ударил о край стола. Отступив на шаг, Сильвия указала на открытую дверь.

Оказалось, что взять и войти для Говарда не так-то просто. Весь дом был словно исполнен присутствия мистера Джиммерса, пусть даже сам он уехал в город за покупками.

– Как можно быть таким небрежным? – удивился Говард. – На нашем месте мог оказаться кто угодно. А ведь его недавно ударили по голове.

– Но мы же не «кто угодно», правда? – ответила вопросом на вопрос Сильвия, подталкивая его через порог внутрь дома. – Ты смотришь в зубы дареному коню. Ты чего хотел, разбить окно, вышибить дверь?

– Ну… – протянул Говард. – Сама знаешь, о чем я.

В доме было холодно и сумрачно, пахло плесенью, солнечный свет едва-едва пробивался сквозь грязные стекла.

– Может, проверим под камнем в камине? – спросила Сильвия.

– Его там нет.

– Ты уверен? А что, если он все же там? Мы через пять минут могли бы уже уехать.

– Его там нет. У меня был сон, в котором я видел, где он спрятан. Я же тебе говорил.

Сильвия только усмехнулась.

– Обожаю такие сны, – сказала она. – У меня был однажды сон, в котором огромная голова медного пупса посоветовала мне позвонить по некоему телефону, чтобы установить контакт. Пупс так и сказал «контакт». Это был сон про инопланетян, ты же помнишь, я такие видела. – Поднимаясь за ним по темной лестнице, она взяла его за локоть.

– И ты позвонила? Должно быть. Не могла не позвонить.

– Конечно, позвонила.

Говард подождал, но Сильвия молчала.

– Ну? И кто там был?

– Не знаю. Судя по голосу, китаец. Я решила, что попала в прачечную, и повесила трубку.

Он еще подождал.

– И это все? Ничего больше?

– Ага. Я на что-то отвлеклась и напрочь про него забыла. Кажется, мне надо было помыть посуду.

Мистер Джиммерс приложил некоторые усилия, чтобы прибраться на чердаке или, во всяком случае, закрыть дверцу шкафа. Но половина вещей, которые Говард оттуда вытащил, все еще лежала на полу, а разрезанное на полосы одеяло валялось возле моррисоновского кресла. Стол, которым Говард пытался перегородить дверь, отодвинули боком к середине комнаты, и на нем тоже был свален всякий хлам из шкафа. Говард потянул на себя дверцу, открывая сводчатую прореху в задней стенке из гипсокартона и темную каморку за ней.

– Это он? – с сомнением спросила Сильвия.

– Потайной ход.

– А что, если мистер Джиммерс не уехал в город? Что, если он ждет нас где-то внизу?

– Зачем, скажи на милость, ему нас ждать? – спросил Говард, встревоженный мыслью о том, что Джиммерс притаился где-то в темноте. – Не говори так.

Сильвия посветила фонариком внутрь, тусклые золотые полосы легли на ступени.

– Может, у него внизу топор припрятан.

– Да замолчи же!

– Ты читал про головы, насаженные на столбы ограждения вдоль шоссе? Их нашли всего в двух милях отсюда. Я бы сказала, что Джиммерс съел тела.

– Посвети-ка вот сюда, – попросил Говард, – и брось эти разговоры.

– Готова поспорить, топор у него такой острый, что волос может перерубить, совсем как в мультиках. И первой полетит твоя голова. – Сунув ему фонарик, она подтолкнула его вперед.

– Тогда закрой за собой дверь, – сказал он. – Не стоит оставлять следы.

Не выпуская из руки палку и слегка пригнувшись, он нерешительно ступил в проход, где обвел фонариком стены. В желтом свете он увидел, что стены и потолок обшиты вагонкой и побелены, а прибитые сверху рейки складываются в узоры из кругов и крестов. Дерево было потертым, грязным и во вмятинах, словно тут полвека вверх-вниз таскали мебель или какие-то механизмы. Потайной ход был неотъемлемой, функциональной частью дома, а не просто прихотью эксцентричного архитектора.

Углы были затянуты паутиной, на ступенях, сбоку, виднелся крысиный помет, а сами ступени были стерты шагами множества ног. Значит, ход был оживленной, торной дорогой. Говард едва не пожалел о полнейшей темноте, в которой он шел тут два дня назад и которая скрывала следы пауков и крыс.

Когда ступени закончились, они пошли по туннелю в скале. С потолка свисали корни, и ярда через три-четыре после последней ступеньки на стенах появились оставленные кайлами отметины: сами стены как будто закрепили брусьями. Но вскоре утоптанная земля под ногами сменилась камнем, и Говарду показалось, что туннель открывается в естественную пещеру – темную, сырую и холодную. Тут и там стены были прочерчены жилами беловатых кристаллов, блестящих и гладких, почти похожих на отвердевший склизкий след улитки. До них доносился приглушенный грохот волн о камни, и через несколько минут в лицо им пахнуло океаном – они свернули за последний уступ, ведущий вокруг темной заводи слева от высокого прилива. Наконец они вышли на солнечный свет, лившийся из отверстия туннеля.

– Не вижу никакого «студебекера», – сказала Сильвия.

– Не так громко, черт побери, – попросил ее Говард.

– А кто нас услышит? Чайки? – Взяв его за руку, она оперлась на нее, глядя в пустой океан. Откуда-то с севера загудела пароходная сирена, этот отдаленный вой донес ветер. – А ты совсем как взведенная пружина, правда?

Он промолчал, но все же кивнул. Правду сказать, происходящее немного напоминало его сны, самое их начало, когда фрагменты были еще туманными и бессвязными, и тем не менее даже во сне он ощущал приближение чего-то значительного. Сильвия, напротив, выглядела посвежевшей и жизнерадостной, ее щеки порозовели от ветра, который растрепал ей волосы.

– Романтично, да? – сказала она. – Люблю пустынные пляжи.

Он кивнул, тоже это чувствуя. Казалось, всегда была какая-то адская спешка: четыре дня подряд вечно отчаянно нужно куда-то попасть, и стрелки все бегут, бегут по кругу. Впрочем, до возвращения мистера Джиммерса у них еще добрых три часа. Времени достаточно.

– Надо было прихватить с собой одеяло и корзинку с провизией.

– Об этом и я думал не далее как полчаса назад. Почему мы их не взяли?

Если не считать их двоих, мир был совершенно пуст. Не было ничего, кроме каменистой бухточки и крохотного пятачка пляжа, укрытого от ветра и глаз людей наверху. За ними поднимались отвесные голые скалы, от которых слабым эхом отдавались крики чаек и рокот волн. Над колышущимся океаном сияло солнце, освещая светло-зеленые волны, рыщущие по рифам, взметающиеся в воздух каскадами пенных брызг.

Сильвия молчала, держала его за руку и, глядя на океан, быть может, ждала, чтобы он сделал первый шаг или заговорил. Ничто не мешало ему поцеловать ее прямо здесь же, вот только внезапно он снова почувствовал себя подростком: сердце в груди трепыхалось, во рту пересохло, а мысли будоражило то, что, возможно, ждет его в бардачке разбитой машины. Испытанная во сне тревога вернулась, и он нервно поглядел на каменистый уступ, отделявший их от «студебекера».