Голдфингер. Операция «Удар грома». Шпион, который любил меня - Ян Флеминг

Шаги и хруст веточек приближались. Я уже слышала тяжелое дыхание. Очень близко голос Стрелка тихо произнес:

— Выходи, крошка. Или папа тебя очень сильно отшлепает. Игра в пятнашки окончена. Пора возвращаться домой к папе.

Маленький луч фонаря начал шарить под деревьями, аккуратно исследуя их одно за другим. Он знал, что я где-то рядом. Затем луч остановился и уперся в пространство под моим деревом. Стрелок произнес тихо с удовлетворением:

— Хай, детка! Папа нашел тебя!

Нашел ли? Я лежала тихо, едва дыша.

Раздался грохот выстрела, сопровождаемый пламенем, и в ствол дерева над моей головой впилась пуля.

— Это чтобы поторопить тебя, крошка. Следующим выстрелом я отшибу твои маленькие ножки.

Так вот что было видно из-под дерева! Устав от страха, я сказала:

— Хорошо, выхожу. Только не стреляй! — и на четвереньках я выползла из-под дерева, истерически думая о том, что это прекрасный способ передвижения на собственную казнь.

Стрелок стоял рядом. Его тускло освещенная голова вся была в черно-желтых пятнах от света и теней, падавших на нее сквозь лес, пронизанный лучами фар. Его наган был направлен мне прямо в живот. Затем он показал мне вперед:

— Ладно. Иди. И без глупостей, а то врежу по твоей смазливой мордашке.

Униженная, натыкаясь на деревья, я побрела к горящим впереди глазам автомашины. Бессилие и жалость к самой себе сжали мне горло. За какие грехи мне все это? Почему Бог выбрал меня в жертву этим двум головорезам? Теперь они действительно обозлятся. Они будут мучить меня, а потом почти наверняка убьют. Но полиция по пулям, извлеченным из моего тела, найдет их. Интересно, что же за преступление они совершили, если им безразлично, останутся ли улики против них после моего убийства? Каким бы ни было их преступление они должны быть абсолютно уверены в том, что никаких улик не останется. Потому что меня просто не будет! Они похоронят меня, скинут в озеро с камнем на шее!

Я вышла на опушку леса. Худой высунулся из машины и обратился к Стрелку: — Порядок. Посади ее назад. И не будь с ней грубым. Оставь это мне. — Он включил заднюю скорость.

Стрелок сел рядом со мной и свободной рукой стал похотливо меня ощупывать. Я только и смогла сказать: — Прекрати. — У меня больше не было воли сопротивляться.

Он тихо произнес:

— Тебе не повезло, крошка. Страх — подлый парень. Он сделает тебе очень больно. Сейчас ты скажешь мне «да» и пообещаешь, что сегодня ночью будешь вести себя со мной хорошо, а я может быть смогу его чуть-чуть урезонить. Ну, как, крошка?

Я собрала остатки сил:

— Лучше умру, чем разрешу тебе дотронуться до меня!

— Хорошо, сладенькая. Не хочешь по-хорошему, буду действовать сам. Считаю, что ты сама накликала на себя тяжелую ночь. Ты меня поняла?

Он ущипнул меня так сильно, что я вскрикнула. Стрелок довольно рассмеялся:

— Так-так. Пой, крошка! Тебе полезно попрактиковаться.

Он толкнул меня через открытую дверь черного хода в коридор, закрыл дверь и запер ее на ключ. Комната выглядела как и прежде — огни сияли, по радио передавали какую-то веселую танцевальную музыку, огни мерцали и переливались на полировке. Я вспомнила, как счастлива была в этой комнате всего несколько часов назад. О своих размышлениях в этом кресле — отчасти приятных, отчасти печальных, какими мелкими выглядели теперь мои детские печали. Как глупо было думать о разбитых сердцах и о ушедшей юности, когда из-за угла на меня выскочили из темноты эти головорезы. Кинотеатр в Виндзоре? Да это была просто небольшая интермедия, почти фарс. Цюрих? Там было как в раю. В том мире мало кто знает о настоящих джунглях и населяющих их чудовищах. Хотя они всегда рядом. Делаешь неверный шаг, разыгрываешь не ту карту — и попадаешь в них. А там уж ты пропал, потому что мира этого не знаешь и не владеешь ни оружием ни знаниями для борьбы с ними. И у тебя нет компаса, чтобы выбраться из него.

Человек, которого называли Страхом, неподвижно стоял в центре комнаты, в расслабленной позе, опустив руки вдоль тела и бесстрастно разглядывал меня. Затем поднял правую руку и согнул палец. Мои озябшие, покрытые синяками ноги стали непроизвольно переступать — двинулась в его сторону. Когда до него оставалось всего несколько шагов, я вышла наконец из транса и вдруг вспомнила о ломике. Я потянулась рукой к промокшему поясу брюк и нащупала конец ломика. Будет трудно вытащить его, взявшись за рукоятку. Я остановилась перед Страхом. Он продолжал смотреть мне в глаза, и вдруг его правая рука как атакующая змея вылетела вперед и ударила меня по правой, а затем по левой щеке. У меня из глаз потекли слезы, но я опять вспомнила о ломике и «нырнула», делая вид, что стараюсь увернуться от следующего удара. Одновременно, пользуясь моментом, я правой рукой нащупала ломик и, выпрямившись, бросилась на обидчика, стараясь нанести ему самый страшный, какой только могла, удар по голове. Удар достиг цели, но оказался скользящим, в то же время кто-то сзади схватил меня за руки и оттащил в сторону.

Из раны над виском на сером лице струилась кровь. Я смотрела и видела, как кровь стекала к подбородку. Но выражение лица не изменилось. По лицу не было видно, что ему больно. Только где-то в глубине черных глаз промелькнула красная искорка. Он сделал шаг в мою сторону. Рука у меня разжалась и ломик со стуком упал на пол. Это случилось непроизвольно — ребенок уронил оружие. Все! Сдаюсь! Мир!

А потом медленно, словно лаская, он начал бить меня, сначала ладонью, потом кулаком, выбирая места для удара с утонченной эротической жестокостью. Сначала я качнулась, затем согнулась пополам и отлетела в сторону. Потом начала визжать, серое лицо с подтеками крови и черными дырами вместо глаз смотрело на меня, а руки продолжали молотить и молотить.

В себя я пришла в душе своего коттеджа. Я лежала обнаженной на кафеле пола. Изорванные, грязные остатки моей красивой одежды валялись рядом. Стрелок стоял, прислонившись к стене, держа руку на кране с холодной водой и посасывая деревянную зубочистку. Вместо глаз у него были блестящие щелки. Он выключил воду и я кое-как встала на колени. Я знала, что сейчас меня начнет тошнить. Это меня не волновало. Я стала прирученным, скулящим зверьком, готовым умереть. Меня начало рвать.

Стрелок рассмеялся. Он нагнулся и похлопал меня по заднице: — Давай, крошка. После битья всех первым делом рвет. Потом почисть себя хорошенько, надень красивое новое платье и приходи к нам. А то яичница сгорела, пока ты бегала. И без фокусов! Хотя, я думаю, у тебя не хватит храбрости попытаться еще раз. Я позабочусь, чтобы черный ход был закрыт. Не волнуйся, крошка. Крови не будет. Могут быть только синяки. Страх прекрасно умеет обращаться с дамами, тебе повезло. Он хипповый парень. Если бы он действительно потерял рассудок, мы бы сейчас копали для тебя могилу. Молись, крошка. До скорого!

Я услышала, как дверь коттеджа с грохотом закрылась и вдруг почувствовала, что снова могу управлять своим телом.

У меня ушло полчаса, чтобы кое-как привести себя в порядок. Но мне все время хотелось броситься на кровать и реветь до тех пор, пока эти гады не придут ко мне со своими наганами, и не прикончат меня. Но воля к жизни вернулась ко мне, и я привычными движениями уложила волосы. Мое тело слабое, избитое, ноющее от боли, помня гораздо более сильную боль, начало подчиняться мне и потихонечку где-то в подсознании забрезжила мысль, что, вероятно, худшее уже позади. Если бы нет, то почему я все еще жива? По каким-то причинам этим людям нужно было, чтобы я была именно здесь, а не где-нибудь еще. Стрелок так хорошо владел своим оружием, что несомненно мог убить меня, когда я пыталась сбежать. Пули свистели совсем рядом. Но, похоже, он хотел лишь испугать меня и заставить остановиться.

Я надела белый комбинезон. Бог свидетель, он был достаточно безликим. Все свои деньги я положила в один из карманов. Просто так, на всякий случай. На какой всякий случай! Убежать больше не удастся. Ослабевшая, измученная и побитая, я потащилась через коридор.

Часы показывали одиннадцать. Дождь не возобновлялся. Чуть ущербная луна пробивалась через быстро летящие рваные облака, отчего лес время от времени освещался белым светом. На желтом фоне дверного проема вырисовывалась прислонившаяся к косяку фигура Стрелка, сосущего зубочистку. Когда я подошла, он посторонился, чтобы пропустить меня: «Моя крошка! Свеженькая, как огурчик. Немножко кое-где может быть болит. Придется спать на спине. Но это как раз то, что нам нужно, не так ли, дорогая?»

Поскольку я не ответила, он схватил меня за руку: «Но-но. Где твои манеры, красотка? Может быть, ты хочешь, чтобы тебя обработали с другой стороны?»

— Извините. Я ничего не имела в виду.

— Хорошо, хорошо. — Он освободил мне дорогу. — Теперь иди туда и займись кастрюлями и сковородками. И не зли меня и моего приятеля Страха. Посмотри, что ты сделала с его красивым целовальником!