Воспоминания крестьян-толстовцев (1910-1930-е годы) - неизвестен Автор

21 сентября делили прибыли. Трудно было решить безобидно для всех. Вот вам задача - решите правильно: работать не все работали, а обедать все хотят. Ни в коем случае нельзя сказать: раз ты не работал - то и не ешь. Если сделать так, то скорее ты сам откажешься от всего своего заработка, лишь бы оставили в покое.

Постановили так: хлеб выдавать паями. Семье, выработавшей сверх двадцати трудовых единиц, давать хлеба на десять рублей на каждого едока, а семье, не выработавшей 20 трудовых единиц, - хлеба на пять рублей на каждого едока. Дополнительно хлеб выдавать в счет будущего труда, но не превышая пятнадцати пудов на едока; фураж и деньги выдавать только в счет затраченного труда.

Вот тут-то и выявилась физиономия каждого: работать не хотел, а получить хотел наравне со всеми. Неудовлетворение же этих требований повело на самый грандиозный скандал. Этим скандалом как бы завершилась наша годовая деятельность. Все бывшие скандалы сложились в общую сумму. Один обижается: "Зерно не такое дали". Другой: "Мало выдали". Третий, получивший больше, чем заработал, стал требовать и фураж в счет будущих работ: "Отдали, мол, вершки, отдайте и корешки".

Затеявшие скандалы стали действовать извне. Прежде всего они каждый день стали посещать сельсовет и устно и письменно заявлять жалобы, жалобы. Этак хоть кому уши раструби - поверит, а тут, на их счастье, новенький колхозный агроном. Не выдержал агроном, 12 октября мчится на хутор, к нам в колхоз. Меня дома не застает. Посмотрел мою бухгалтерию, уехав, оставил мне записку: "Тов. Драгуновский, в понедельник 15 октября будьте добры явиться в президиум сельсовета с полным отчетом, письменным и устным. Ваша неявка повлечет за собой ответственность".

Прочел я эту записку и поразился: в уме ли агроном - требовать отчет в три дня?

Два понедельника приходил я в сельсовет, но президиум так и не состоялся; только 25 октября на кустовом собрании агроном ярко показал свое отношение ко мне: "Забрались кулачье в колхоз, шкуру свою спасать. Почему ты не организовал чисто сектантский колхоз? Я бы знал тогда, что делать; а то вишь, какой хитрый черт, собрал шайку и сам между ними втиснулся, как волк среди овец. Погоди ж, я доберусь до вас, сделаю чистку. Таким людям не место в колхозе..."

Агроном бы сказал и еще что-либо "приятное" в этом духе, но в защиту меня сказал несколько слов представитель артели: "Сначала надо проверить, а потом угрожать, быть может, Драгуновский и не виноват".

Агроном угрожал ликвидацией колхоза и исключением из организации таких "шкурником", как я, и отдачей под суд. Дурное дело легко сделать. Посадят сиди. Хотя даже не виновен. Да разве суду тяжело написать "виновен"? Оправдывайся тогда чем хочешь. Хоть само небо призывай в свидетели.

Я готовился быть выброшенным из организации голым как "негодный" и даже "вредный элемент". Я готовился сесть в тюрьму. Видно, уж такой мой жребий: за мой непосильный труд и долготерпение назначается мне тюремный отдых. Ничего мне не было жаль, только жаль было детей, без меня круглых сирот. Куда они преклонят голову? Кто их обласкает на чужой стороне? Но да мимо идет чаша сия; в тюрьму меня пока не посадят.

30 октября приехал агроном делать чистку организации от забравшихся в нее "кулаков-шкурников". Многих, должно быть, интересовало такое событие: все члены колхоза пришли из села. Забилось сердце сильнее: что-то будет тюрьма или... Долго составлял агроном анкету обследования, на вопросы которой я давал ответы по своим записям. Подошел вопрос лично обо мне, ответ на который должно дать всё общее собрание.

Агроном обращается ко всему собранию: "Товарищи! Вы должны дать справедливую оценку деятельности Драгуновского, потому что я приехал делать чистку организации, и от этого зависит хорошая жизнь колхоза. Кулак ли Драгуновский, залезший в колхоз спасать свою шкуру, и какое он со своими братьями имеет засилье? Отвечайте не стесняясь".

Тишина. Никто ни полслова.

"Говорите, не бойтесь. Я должен сделать справедливую оценку", говорит агроном. Молчание. Агроном нервничает...

"Почему же молчите? Почему вы в сельсовете надоели со своими жалобами, а теперь не хотите говорить?"

Через силу начал один: "Я... я в сельсовете не жаловался, а подал только одно заявление, чтобы сделать ревизию Драгуновскому, так как он не сделал ни одного отчета. А теперь прошу исключить меня из колхоза".

Только теперь агроном увидел, что все эти жалобы - клевета и что моя деятельность "засилья" не предосудительна; что с такой компанией надо быть более строгим, чем был я. В заключение агроном сказал: "Зачем ты собрал такую гоп-компанию?!"

Я сын земли. Я люблю землю и труд на ней, и преступление сделает тот, кто лишит меня этого права; и если бы даже предположить, что меня исключили, лишили меня земли, все равно я в другом месте вцеплюсь в землю и приложу всё старание, чтобы пустить в ней корни. Хотя даже земля иногда плохо вознаграждает за труд, но земля не оттолкнула меня от себя.

Я трудовик старого закала, люблю работать физически, потому что физическая работа оздоровляет и мой организм, и мой ум. Физический труд это необходимое условие, закон природы для каждого человека.

Но удивительно, почему я сделал преступление, применив закон природы. За мой неутомимый труд на благо колхоза один агроном назвал меня "кулаком и политически подозрительным"; другой агроном назвал меня тоже "кулаком, залезшим в колхоз шкуру спасать". Своим колхозникам тоже не угодил своим трудом. Невольно делаешь вывод: неужели совершаешь преступление, когда много трудишься?..

Если бы пришлось кому, со здравым смыслом, посмотреть со стороны - не поверхностно, как агрономы-няньки, а глубоко проникнуть, понять, разумно взвесить, те он увидел бы, как же мало людей, интересующихся общественной жизнью, постановкой хорошего хозяйства, на которых можно положиться, доверить, поручить, - тот изумился бы моему терпению.

Такова была пробная работа в организации в прошлом 28 году, но не должно быть таковой в будущем. Пройденная практика говорит за то, что надо улучшить дело, и новый лозунг "Повысить урожайность!" требует поставить дело лучше. Посеянное озимое по чистому пару и пропашным и подготовленное зяблевое поле говорит уже за улучшение дела: за повышение урожайности, за улучшение хозяйства и быта всех членов.

Для улучшения хозяйства и повышения урожайности мною намечены еще следующие планы. Я, как северный житель, любитель лесов, хочу изменить безбрежную степь; я хочу сделать лесонасаждение вокруг всего нашего участка - аллеи в два ряда, а с восточной стороны, более ветреной - в четыре ряда, в виде защитной полосы. Для этого у нас уже вспахано под зябь вокруг участка больше двух гектаров и окружным лесничеством отпускаются саженцы из питомника - гледичь и ясень, тридцать штук бесплатно.

Дело как будто пустячное для степняка и в первые годы не может повлиять на улучшение урожая. Но ведь мы готовимся вообще к борьбе за урожай не только на 29 и 30 годы, но и в дальнейшем, и, по моему мнению, будь бы сделано такое лесонасаждение всеми хуторами и колхозами, то сыграло бы огромную роль в повышении урожайности в нашей суровой степи через пятьдесят лет.

Для повышения урожайности надо восстановить пруды. Когда здесь были пруды, тогда был и урожай лучше; пруды разрушены - и урожай понизился. Помню, я как-то писал в окружную газету о восстановлении одного разрушенного пруда, где затрат требуется мало. Мне уплатили за эту заметку десять копеек, да и только. Мне не гривенник был нужен, а чтобы мелиораторы обратили на это внимание и восстановили пруд.

Самую главную роль в повышении урожайности сыграл бы единый сельхозналог с ценности земли, отменив налог подоходный. Все люди в селах или городах, пользующиеся землей, должны платить ренту с ценности земли, с той площади, какую занимают, независимо от того, какое вносят улучшение и извлекают доход. Этим самым мы поощрили бы труд культурника и желающего работать. Подоходный же налог делает как раз обратное: культурнику не дает больше развернуть свои знания и полностью применить свои силы, почему и гибнет много богатств и в земле, и в людях, а эти богатства нам необходимы в поднятии урожайности.

Всех нетрудоспособных в организации учесть: детей до двенадцати лет, стариков свыше шестидесяти лет, старух свыше пятидесяти пяти лет, и за их долю земли, идущую в общественный севооборот, положить аренду - третью часть урожая, и тем самым обеспечить существование нетрудоспособных.

Дети от двенадцати лет до шестнадцати и все трудоспособные женщины до пятидесяти пяти лет должны получить для своего существования за свою долю земли шестую часть урожая, т. е. половину пайка нетрудоспособных, а для своего обеспечения они должны будут работать на общественных работах. Болезнь лица из этой категории во время работ дает право на получение полного пайка нетрудоспособных, т. е. третью часть урожая за свою долю земли.