Новый Мир ( № 9 2013) - Новый Мир Новый Мир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Назад в будущее»: 2100-й. Оптимизм и трагедийность, свет и тень: так сочетаются два эти материала. Новые два видения мира и будущего — в проекте корпорации Би-би-си «Назад в будущее». — «Гефтер», 2013, 20 мая < http://gefter.ru >.
Говорит Фрэнсис Фукуяма: «Я думаю, XXI век совершенно точно будет веком биологии. Самые значительные перемены будут связаны со способностью человека изменять геном и, в конце концов, свою собственную природу».
«Я хочу сказать: очень может быть, что в XXI веке мы увидим совершенно новые технологии общественного контроля, о которых в прошлом могли только мечтать, и я думаю, это повлечет за собой довольно неприятные политические последствия. <...> Например, то, что некоторые утопические политические проекты, которые просто нереализуемы сейчас, станут возможны в будущем».
«Ну, я боюсь, что мы даже не сможем узнать в них своих внуков и правнуков. Если будет реализована хотя бы одна из этих призрачных возможностей, они будут не просто сильнее и умнее, но с ними произойдут такие неуловимые изменения, которые мы даже не можем себе представить. Вполне возможно, мы вступаем в постчеловеческий период истории. И тогда станет ясно, что я был прав, потому что на самом деле история человечества окончена, приходит время другого вида, который появится не в результате естественного отбора, а в результате отбора, произведенного человеком».
«Нам плохо, потому что это мы такие». [Материал подготовили] Владимир Козлов, Людмила Шаповалова. — «Эксперт Юг», 2013, № 17 — 19, 13 мая < http://expert.ru/south >.
Говорит Денис Гуцко: «Литературоцентричная Россия погибла, писатель в литературе больше не пророк. Кому как, а я скажу: и слава Богу. Умерла, так умерла. Мне вполне комфортно в этой ситуации — может быть, потому, что сам я на пророка не тяну. Да и то сказать, здоровье дороже. Это ж какая нагрузка — вспомнить хотя бы Льва Николаевича, его три дневника: дневник, тайный дневник, „для одного себя”. А несчастную жену его?».
«Важно и то, что я пишу о провинции. Не о тихом маленьком городе вроде Вологды, например, где провинциализм может давать ощущение корней, истоков, а о такой тяжелой его форме, как провинциальный город-„миллионник”. Это глубоко нездоровое пространство, особый воспаленный мир. По крайней мере, в Ростове[-на-Дону] это бросается в глаза. Сочетание столичных понтов и абсолютно серого пространства — душного, замусоренного, пыльного».
Анна Наринская. Дневник ненадежного рассказчика. О том, что Софья Островская написала помимо доносов. — «Коммерсантъ Weekend », 2013, № 20, 31 мая.
«Она принадлежит к традиции женско-романтической — рассчитывающей на читателя по определению (и высмеянной за это Оскаром Уайльдом в „Как важно быть серьезным”: „Видите ли, это всего только запись мыслей и переживаний очень молодой девушки, и, следовательно, это предназначено для печати”), и при этом на читателя заочно влюбленного. К традиции, ярчайшим образом воплощенной в „Дневнике Марии Башкирцевой” — популярнейшей книге в России начала XX века, которую Островская никак не могла не читать. <...> В принципе дневник Островской, если его читать тем самым первым, „неосведомленным”, „невинным” способом, — это и есть дневник Башкирцевой, умноженный на долгую жизнь, революцию, сталинизм и блокаду (ее записи 1941 — 1943 годов, самые искренние из имеющихся, — один из самых ярких из всех имеющихся блокадных дневников)».
«Но знание о тайной (и куда более обширной и изобретательной, чем просто вынужденное „сотрудничество”) деятельности автора превращает этот же текст в роман о любви, самоистязании, предательстве и манипуляции, а его создательницу — даже не просто в литературную героиню, а в один из главных фетишей нарратива XX века. Потому что Софья Казимировна Островская, годами пишущая свой подробный дневник и умалчивающая о главном („Дурное о Т. Г., — записывает она в день ареста Татьяны Гнедич, обвинения против которой во многом опирались на ее донесения. — Говорят, что арестована. Possible ”), — это и есть „ненадежный рассказчик”, центральная фигура творчества Владимира Набокова, Итало Звево, Кадзуо Исигуро и еще многих в его самой шокирующей ипостаси».
Одна история на всех. Беседу вел Константин Мильчин. — «Русский репортер», 2013, № 21, 30 мая < http://expert.ru/russian_reporter >.
Говорит Максим Кантор: «Идея романа [«Красный свет»] в том, что личного нет. То, что ты считаешь своей экстерриториальностью, так или иначе часть истории всех людей. Человек состоит из других. И твоя личная история есть контаминация и сплав истории многих».
См. об этом романе статью Аллы Латыниной в настоящем номере «Нового мира».
Глеб Павловский. Антропология зла: будущее и пережитое. — «Гефтер», 2013, 9 мая < http://gefter.ru >.
«С трудом я восстанавливаю свои разговоры с М. Я. Гефтером — его последних лет. В них он совсем другой. Это Гефтер Темный. Особенно важен был для нас обоих 1993 год. Беседы с ним я надеюсь вскоре издать. Вот отрывок из разговора, бывшего ровно 20 лет тому назад с бывшим рядовым истребительного батальона. К нему приложена реплика из одной моей лекции о Гефтере в Русском институте. Глеб Павловский, 09.05.2013».
Говорит Михаил Гефтер (1993 год): «Человеку свойственно удержать первоначальное наименование вещи, даже явно не соответствующее масштабу и природе явления. Русские не единственные пользовались клише „культа личности”, „застоя”, „перестройки”. Это также антропология. Когда некое явление, вдруг появившись и не будучи освоенным, напугает нас, мы, не способные его опознать, беремся за старый термин. Так сложилось, что в ХХ веке антропологизм убийств получил санкцию и имя фашизма. Как СПИД, который искали по военным лабораториям, а оказалось, что он в самой природе гоминид. И я утверждаю, что фашизм внутри каждого из нас».
«С этой точки зрения я бы волновался не хасбулатовскими шансами против Ельцина, а орбитальным оружием, которое испытывают высоко над нами американцы. Если однажды испытания будут удачны — все, планету захлопнут, вся и всех будут контролировать. А кто тогда будет контролировать Кремль, это частность. Тебе все еще неясно, что я называю фашизмом? Я хочу, чтобы ты об этом хорошо подумал».
Говорит Глеб Павловский (Беседа в Русском институте 24 августа 2012): « Гефтер отклонял либеральное деление на героев и злодеев русской истории, которое в России в каждую эпоху директивно. Вот и сегодня, меняя свои пристрастия или допуская двусмысленность в этих вопросах, ты рискуешь репутацией и политическим местом. Только в России существует понятие „рукопожатных исторических деятелей”. Отнюдь не практикуемая на деле человеком этическая твердость сублимируется в надменном ригоризме безопасных приговоров покойникам, размежевании и порицании тех, кто преступает линии разметки. <...> Гефтер не пытался пожалеть злодеев. Он всматривался в них именно как в людей падших. Его интересовали скрытые точки слома личности , в России такой хрупкой, часто временной и ненадежной».
Елена Петровская. «Ширпотреб определяет наше восприятие искусства». Беседу вел Фуркат Палванзаде. — «Теории и практики», 2013, 13 мая < http://theoryandpractice.ru >.
«Позволю себе вернуться к понятию произведения искусства, которое мы по-прежнему употребляем, хотя, конечно, условия для бытования самих творений настолько изменились, что употреблять это словосочетание уже не представляется возможным. И в этом есть ирония и даже парадокс: как можно продолжать говорить о произведении искусства, когда оно предполагает нечто завершенное в себе, замкнутое, обладающее внутренней логикой, более того, встроенное в контекст определенных социальных отношений, востребованное в этом качестве и в нем опознаваемое? Но сегодня все это разрушено — нет больше созерцающего индивида. Уже во второй половине XIX века появляется то, что называют публикой. А сейчас мы последовательно прошли этап эволюции, когда сама аудитория искусства расширилась до невероятных пределов — в том смысле, что любой человек участвует в этом процессе».
Владимир Рафеенко. Абрикосы Донбасса. Беседовала Екатерина Дайс. — «Русский Журнал», 2013, 30 мая < http://russ.ru >.
«Вообще, мне кажется, хороший современный роман — это всегда джаз. Это мотивы, которые развивают сами себя, музыка, которая выпевается, выговаривается, вытягивается из мерцающей разноцветными смыслами пустоты».
«Роман [ёДемон Декарта”] о том, что внутри человека нет никаких инструментов для того, чтобы отделить правду ото лжи, добро от зла, а тьму от света. Человек тотально погружен в иллюзии, он беспомощен и слеп. И только милосердие и активная помощь Создателя помогают ему идти по жизненному пути, находить смысл и ориентиры для этого движения».