Аванпост - Майк Резник

Я обещал ему не стрелять в пришельцев и сдержал слово. Вернулся к их кораблю, вывел из строя системы жизнеобеспечения и стартер, после чего пошел к своему кораблю. Если у них не закончился воздух, они до сих пор на Генрихе VIII… и останутся там до официального окончания войны.

* * *

— Но, если он провел на Генрихе VIII больше времени, чем ты, как вышло, что он не приспособился к повышенной гравитации? — спросила Силиконовая Карни.

— Он, конечно, приспособился, — ответил Могильщик, — но оружие — особое дело. Тут срабатывает рефлекс. Когда он потянулся за лучевиком, повышенная сила тяжести привела к тому, что его рука опустилась на полфута ниже.

Ураган Смит внимательно изучал настенные часы.

— Неужели такая скучная история? — спросил Гейнс.

— История отличная, — ответил Смит, — но она напомнила мне о Шебе.

— Почему? — полюбопытствовал Бейкер.

— Она на Аделаиде Лувайн с ограниченным запасом воздуха. Я должен вылететь к ней через несколько минут.

— Есть время еще для одного стаканчика? — спросил Бейкер. — Я угощаю.

Смит опять глянул на часы, висевшие левее портрета Шестиглазой Салли.

— Да, пожалуй.

Могильщик повернулся к Барду.

— Так ты включишь мою историю в свою книгу?

— Конечно! — с энтузиазмом воскликнул тот. — Прямо-таки перестрелка на Диком Западе. Благодаря мне она станет такой же известной, как те, в которых участвовали Билли Кид* [22] и Джесси Джеймс* [23]. — Он помолчал. — Пожалуй, твои слова о гравитации приводить не буду.

— Почему? — спросил Гейнс.

— Людям нужны герои, а не научные объяснения, — ответил Бард. — С историей та же ситуация.

— Я думал, истории нужны факты.

— История истолковывает факты, — ответил Бард. — Это в корне меняет дело.

— И помогает тебе соскочить с крючка, — сухо заметил Макс.

— Нет, если я неправильно их истолковываю.

— Теперь ты запутал даже меня, — продолжил Макс. — Если ты истолковываешь факты вместо того, чтобы сообщать о них, как ты можешь неправильно их истолковать?

— Ты никогда не слышал, чтобы кто-то что-то истолковывал неправильно?

— Да… но происходило это при мне и я мог указать на ошибку. А по прошествии сотни лет кто будет знать о том, правильно или неправильно Вилли истолковывал факты?

— Если я истолкую их неправильно, никто об этом не узнает, потому что ни у кого не возникнет желания раскрыть мою книгу, — терпеливо объяснил Бард. — Работа летописца заключается в том, чтобы история казалась живой для тех, кто не присутствовал при описываемых событиях. При неправильном толковании она куда больше напоминает мертвую рыбу.

— Я думал, работа летописца — как можно точнее описывать происходящее, — вставил Ураган Смит.

— Самая великая летопись — Книга Добра, которую преподобный Билли Карма таскает в кармане, — ответил Бард. — Как ты думаешь, насколько она точна?

— Достаточно точна для того, чтобы узнать факты.

— Иногда, чтобы докопаться до истины, надо отмести факты в сторону.

— Я думал, что факты и истина — одно и то же, — удивился Бейкер.

Бард покачал головой.

— Если я что-то и почерпнул, выслушивая истории «Аванпоста», то лишь одно: зачастую факты — враги Истины. И я говорю про истину с большой буквы.

— Ты хочешь сказать, что я могу и дальше рассказывать свои истории, а ты будешь переписывать их, чтобы они соответствовали твоему видению истины? — спросил Бейкер.

— Я тебе уже говорил: я не переписываю, я приукрашиваю.

— Какая разница?

— Я сохраняю каркас ваших историй: кто, что, где, когда, с кем. Но я стараюсь сделать их более значимыми, чтобы будущие поколения понимали величие того, что вершилось сейчас.

— А если ничего великого не вершилось? — спросил Макс.

— Они все равно проникнутся гордостью за ваши достижения, какими бы тривиальными они сейчас ни казались, — ответил Бард. — Разве это грешно?

— Я и не говорил, что грешно, — напомнил Макс. — Просто нечестно.

— Ну почему мне не удается доказать тебе, что есть разница между ложью и приукрашиванием? — В голосе Барда слышалось раздражение.

— Может, потому, что в своей жизни он не разделяет первое и второе? — предположил Бейкер.

— Послушай, он — историк, летописец, — гнул свое Макс. — Он должен говорить правду. Он лжет. Это неправильно. Все просто.

— Тебе приходилось убивать из пистолета, спрятанного в твоей третьей руке? — спросил Бейкер.

— Конечно, — кивнул Макс. — Но это совсем другое.

— Но ты же поступал нечестно.

— Вопрос стоял о жизни и смерти.

— Вот об этом и пишет Вилли.

— С чего ты так решил?

— Только это не его жизнь и смерть, — пояснил Бейкер. — Наша. Кто-то возьмет эту книгу через пару сотен лет, и я буду жить до тех пор, пока обо мне будут читать. Как только закроется книга, я снова умру. Это я тебе про жизнь. А смерть наступит, если он не продаст рукопись или никто никогда не откроет книгу.

— Сукин ты сын, я себе такого и представить не мог. — Он повернулся к Барду. — Разрешаю тебе писать, что вздумается.

— Приукрашивать, — настаивал Бард.

— Как ни назови.

— Есть одна история, которую у меня не было возможности приукрасить, потому что я ее еще не слышал. Как насчет нее, Катастрофа?

— А я тут при чем?

— Ты же участвовал в войне, не так ли?

— Самую малость, даже не успел вспотеть.

— Все равно я хочу об этом слышать. — Бард уже приготовил блокнот.

— Как скажешь, — пожал плечами Бейкер.

КАТАСТРОФА БЕЙКЕР И КОРАБЛЬ, КОТОРЫЙ МУРЛЫКАЛ

Я решил, что именно мне по силам закончить эту войну (начал Бейкер). Подумал, что лучший способ — нанести удар в самое сердце. Я знал, что главный лагерь пришельцев расположен на Генрихе III, вот и полетел туда, как только покинул «Аванпост».

Я не пытался подкрасться к ним незаметно. Наоборот, вошел в лагерь, сказал, кто я есть, и предложил сразиться с их чемпионом в рукопашном бою.

Я исходил из того, что победитель боя выиграет и войну, но их командир со мной не согласился, прежде всего потому, что не располагал необходимой властью. Во время разговора с ним меня представили миловидной женщине, которая занималась торговлей оружием, и я выдвинул контрпредложение: если их чемпион победит, я буду всю войну сражаться на их стороне, а если победа останется за мной, они отдадут мне королеву Элеонор Прованскую, такое имя я дал этой женщине.

Они решили, что при моей силе я должен одновременно драться с двумя их чемпионами, а поскольку в росте и габаритах они уступали людям, я согласился. Насколько я помню, поединок занял не больше двух минут. Я уверен, что тощий когда-нибудь снова сможет ходить, а вот насчет плотного, коренастого, сильно сомневаюсь.