Раб своей жажды - Том Холланд

- Выньте револьвер! - крикнул он мне.

Должно быть, я замешкался, ибо он сам полез в мой карман, достал револьвер, осмотрел его и вернул мне, показав на стену склепа. И тут я обнаружил, что вход в склеп разнесен вдребезги, а за ним затаилась тьма, щерясь обломками решетки на нас, будто ухмыляясь.

Сквозь завывание урагана до меня внезапно донеслось хихиканье.

- Кто пойдет первым? - спросил профессор из-за моего плеча и еще раз хихикнул.

Я оглянулся на него, угрюмо улыбнулся и нырнул в дыру.

После бури темнота казалась невыносимо тихой. Я полез в карман за спичками, зажег одну и, прикрывая ее пламя рукой, перехватил револьвер покрепче. Оглядевшись по сторонам, я не заметил в склепе и следа чьего-либо присутствия. У стены меланхолично стояли в ряд надгробия, но ни одно из них не было потревожено. Не было видно и следов каких-либо недобрых дел. За мной вошли Элиот и профессор, осматриваясь в склепе. На лице Элиота отразилось разочарование, смешанное с облегчением. И вдруг он вздрогнул.

- Что это? - воскликнул он, наклоняясь и становясь на колени у одного из надгробий.

Я увидел, что к каменной стенке прислонен какой-то конверт. С лихорадочной поспешностью Элиот схватил его, разорвал, вынул единственный листок бумаги, прочел и закрыл глаза.

- Этого я и боялся, - проговорил он каким-то потусторонним голосом.

- Чего же, ради Бога? - спросил я.

Он медленно обернулся. Никогда не видел я на человеческом лице выражения столь ужасающего страдания.

- Взгляните на дату, - сказал он, показывая. - Четвертое августа. Плечи его опустились. - Вот когда она приезжала сюда. Помню, она говорила мне, что ей надо съездить в Уитби по неотложному делу. Теперь ясно, что это было за дело.

- Но люди на вокзале Кингс-Кросс... - запротестовал я. - Они видели, как вчера вечером она садилась на поезд. Она и ребенок Люси...

При упоминании о юном Артуре Элиот вздрогнул.

- Она... они... могли сесть на поезд на Йорк, - медленно произнес он. - Но в Йорк так и не приехали. Нет, - продолжал он, изучая записку, - та, за кем мы гонимся, сошла на первой же остановке и вернулась в Лондон, а мы поехали дальше и не нашли ничего, кроме вот этой, заранее подготовленной насмешки. Она была уверена, что мы проглотим наживку. - Он в отчаянии потряс запиской. - Да что говорить, она даже подписалась!

- Дайте взглянуть, - попросил я.

Элиот пожал плечами и протянул мне записку.

- "Хорошо сработано, Джек, - прочел я вслух, - да не совсем. Вы сильно опоздали. Розамунда, леди Моуберли, она же Ш.В.". - Я взглянул на Элиота. А что значит Ш.В.?

- Настоящие инициалы женщины, которую мы преследуем. Ей теперь не нужно скрывать, кто она. Наше преследование было бессмысленно.

- Не совсем, - заговорил до сих пор молчавший профессор, хватаясь за кирку.

- Вы что? - вскричал я, видя, что он собирается вскрыть гроб.

- Все же и здесь мы можем сделать кое-что полезное.

- Это могила миссис Харкорт? - спросил Элиот.

Профессор замахнулся было киркой, но потом указал на имя на надгробии и кивнул.

- Давайте поможем, - предложил Элиот. - Стокер, прошу вас, вы сильней любого из нас...

- Я не стану участвовать в осквернении!

- Стокер, - проговорил профессор, - мы стремимся не к осквернению, а к свершению акта величайшего милосердия. Помогите нам, и я вам все объясню. Раньше я не мог сказать вам этого - вы бы мне не поверили... пока не увидели бы весь ужас своими глазами. - Он передал мне кирку. - Прошу вас, мистер Стокер. Верьте мне. Прошу вас.

Я поколебался, но взял кирку и поддел каменную крышку гробницы. Вес был огромен, но, наконец, крышка поддалась, и со стоном напряжения я сдвинул ее. Из открывшейся тьмы поднялся смрад гниения и смерти. Я нагнулся поближе, и в это время спичка, которую Элиот держал, прикрывая ладонями, замигала и погасла. Я услышал, как он шарит в коробке, торопясь зажечь другую спичку, и вдруг застыл, ибо в склепе неожиданно раздался другой звук, какое-то пощелкивание, и доносилось оно из гробницы, только что вскрытой мною. Мы замерли, и пощелкивание возобновилось, гулко раздаваясь в тишине. Послышалось чирканье зажигаемой Элиотом спички.

Вновь прикрыв пламя спички ладонями, Элиот поднял ее над открытой гробницей. Я вгляделся, и сердце мое похолодело. Там, среди заплесневелых обрывков одежды, лежал скелет, слепо глядя на нас провалившимися глазницами. Но труп миссис Харкорт - ибо я счел, что это она, - был не один. Рядом лежал второй труп, не скелет, а тело с изможденным и изборожденным морщинами лицом. Глаза на этом лице были открыты и ярко сверкали. Она была жива! Это существо (я говорю "существо", потому что оно ничем не напоминало девушку) было живо! Рот его при виде нас широко открылся, и в нем сверкнули зубы, острые, как клыки зверя, а когда оно сомкнуло челюсти, раздалось щелканье, которое мы только что слышали. Инстинктивно я понял, что эта тварь жаждет крови. Не знаю, как я определил это: может быть, по жестокости в ее глазах или по сухости кожи, многовековым пергаментом обтянувшей скулы твари, но какова бы ни была причина, я знал - да, знал, с ужасом и полной уверенностью, - что именно мы нашли.

Я обернулся к профессору.

- Это Розамунда Харкорт? - спросил я.

Он кивнул.

- Она...? - я не мог произнести этого слова.

- Вампир? - эхом отозвалось от холодных каменных стен. Профессор еще раз повторил это слово и кивнул самому себе. - Да... Два года она пролежала здесь с той ночи перед свадьбой. Помните, мистер Стокер, домохранительница Харкортов сказала, что кто-то ломился в склеп? Тогда-то Розамунду и принесли сюда, а ее место заняло отродье, за которым мы охотимся. Какая жестокая судьба - прошептал он, - вдвойне жестокая. Погребена вместе с телом матери, в думах о крови, медленно деградируя в существо, которое сейчас перед вами. Существо слишком слабое, чтобы подняться, чтобы просто пошевелиться.

Вновь раздалось голодное щелканье челюстей вампира. Профессор посмотрел на нее почти с нежностью и взялся за кирку.

- Не смерть мы ей несем, она уже умерла, а возвращение. Возвращение в поток жизни.

Он приставил кирку к сердцу этого существа. Руки его не дрогнули. Замахнувшись, он со всей силы опустил острое орудие. Существо в гробу задергалось, и из безгубого рта раздался ужасающий, морозящий кровь в жилах, пронзительный крик. Тело забилось в диких судорогах, белые зубы сжались до того, что лопнули десны, а на губах появилась черная пена. Профессор размахнулся киркой и ударил еще раз. Из раны по истощенной плоти потекла черная слизь. Профессор взялся за заступ и резко ударил им, так что шейная кость существа сломалась, и голова отделилась от туловища. Тело дернулось и замерло, оставаясь теперь в неподвижности. Ужасное существо было, наконец, мертво. Наше неприятное дело в этом месте смерти было завершено.