Заметки о русском (сборник) - Дмитрий Лихачев

Во-первых, об интеллигентности. Я сознательно пропустил ответ на вопрос: «Что такое интеллигентность?» Дело в том, что у меня по ленинградскому телевидению была передача из Дворца молодежи (тоже полтора часа), и я там говорил много об интеллигентности. Эту передачу смотрели московские работники ТВ, по-видимому, именно они повторили этот вопрос, а я не захотел повторяться, имея в виду, что московскую передачу будут смотреть и в Ленинграде те же зрители. Повторяться нельзя – это душевная бедность.

Школьником я был на Севере у поморов. Они поразили меня своей интеллигентностью, особой народной культурой, культурой народного языка, особой рукописной грамотностью (старообрядцы), этикетом приема гостей, этикетом еды, культурой работы, деликатностью и пр., и пр. Не нахожу слов, чтобы описать мой восторг перед ними. Хуже получилось с крестьянами бывших Орловской и Тульской губерний: там забитость и неграмотность от крепостного права, нужды. А поморы обладали чувством собственного достоинства. Они размышляли. До сих пор помню рассказ и восхищение главы семьи, крепкого помора, о море, удивление морем (отношение как к живому существу). Убежден: был бы Толстой среди них, общение и доверие установились бы сразу. Поморы были не просто интеллигентные – они были мудрые. И никто из них не захотел бы переселиться в Петербург. Но когда Петр брал их в матросы – они обеспечили ему все его морские победы. И побеждали на Средиземном, Черном, Адриатическом, Азовском, Каспийском, Эгейском, Балтийском… – весь XVIII век! Север был страной сплошной грамотности, а записывали их неграмотными, так как они (северяне в целом) отказывались читать гражданскую печать. Благодаря высокой культуре они сохранили и фольклор. А ненавидят интеллигентов полуинтеллигенты, которые очень хотят быть полными интеллигентами. Полуинтеллигенты – это самая страшная категория людей. Они воображают, что все знают, обо всем могут судить, могут распоряжаться, вершить судьбами и пр. Они никого не спрашивают, не советуются, не слушают (глухи и морально). Для них все просто. Настоящий же интеллигент знает цену своим «знаниям». Это у него основное «знание». Отсюда его уважение к другим, осторожность, деликатность, осмотрительность в решении судеб других и крепкая воля в отстаивании нравственных принципов (стучит кулаком по столу только человек со слабыми нервами, неуверенный в своей правоте).

Теперь о неприязни Толстого к аристократам. Здесь я плохо объяснил. У Толстого была во всех его писаниях «стыдливость формы», нелюбовь к внешнему лоску, к Вронским. Но он был истинным аристократом духа. То же Достоевский. Он ненавидел самую форму аристократизма. Но Мышкина сделал князем. Князем называет и Грушенька Алешу Карамазова. В них есть аристократизм духа. Лощеная, законченная форма ненавидима русскими писателями. Даже у Пушкина поэзия стремится к простой прозе – простой, краткой, без украс. Флоберы не в русском стиле. Но это тема большая. Об этом у меня немного есть в книжке «Литература – реальность – литература».

Интересно: Толстой не любил оперу, а признавал кинематограф. Цените! В кинематографе больше жизненной простоты и правды. Вас бы Толстой очень признал. Вы были бы этому рады?

И я не путаю роль с актером. Уже из Вашего письма и из Вашего понимания ролей для меня ясно: Вы одарены внутренним аристократизмом и интеллигентностью.

Спасибо!

Нация, которая не ценит интеллигентности, обречена на гибель.

Люди, стоящие на низших уровнях социального и культурного развития, имеют такой же мозг, что и люди, окончившие Оксфорд или Кембридж. Но он «не загружен» полностью. Задача состоит в том, чтобы дать полную возможность культурного развития всем людям. Не оставлять у людей «незанятого» мозга. Ибо пороки, преступления таятся именно в этой части мозга. И потому еще, что смысл человеческого существования в культурном творчестве всех.

Прогресс часто состоит в дифференциации и спецификации внутри какого-то явления (живого организма, культуры, экономической системы и пр.). Чем выше на ступенях прогресса стоит организм или система, тем выше и объединяющее их начало. В высших организмах объединяющим началом является нервная система. То же самое и в культурных организмах – объединяющим началом являются высшие формы культуры. Объединяющее начало русской культуры – это Пушкин, Лермонтов, Державин, Достоевский, Толстой, Глинка, Мусоргский и т. д. Но захватываются не только люди, гении, но и гениальные произведения (особенно важно это для древнерусской культуры).

Вопрос состоит в том, каким образом высшие формы могут возникнуть из низших. Ведь чем выше явление, тем меньше в нем элементов случайности. Система из бессистемности?

Уровни законов: физический, выше физического – биологический, еще выше – социологический, самый высокий – культурный. Основа всего – в первых ступенях, объединяющая сила – в культурном уровне.

История русской интеллигенции есть история русской мысли. Но не всякой мысли! Интеллигенция есть еще и категория нравственная. Вряд ли кто включит в историю русской интеллигенции Победоносцева, Константина Леонтьева. Но в историю русской мысли хотя бы Леонтьева включать надо.

Русской интеллигенции свойственны и определенные убеждения. И прежде всего: она никогда не была националистической и не имела ощущения своего превосходства над «простым народом», над «населением» (в его современном оттенке значения).

О русском и чужестранном

Для Запада и для нас характерно преувеличение специфичности русской истории. Искать специфичность следует, но только там, где она действительно может быть научно установлена. Все тычут нам в нос Грозным. Однако в то время, когда у нас свирепствовал Грозный, герцог Альба кроваво расправлялся со своими врагами в Голландии, а в Париже была Варфоломеевская ночь.

Русь X–XII веков, когда составлялось летописание, была не только славянским, но финно-угорским объединением с единым восточнославянским языком, из которого в дальнейшем произошли языки русский, украинский и белорусский, но в быту существовал и угро-финский. И очень важно, что древнейшие письменные памятники финского языка найдены именно на территории Новгорода – одного из двух политических и культурных центров Древней Руси. Один из пяти районов Новгорода назывался «Чудин конец». Чудь была финно-угорским племенем. В Киеве был Чудин двор, который упоминает летописец, описывая топографию Киева. Возможно, это был двор знатного чудина, а может быть, какое-то финское подворье, достаточно богатое и известное, на которое летописец ориентировался, чтобы быть понятым своими читателями.

Автор «Повести временных лет» был хорошо осведомлен о народах, соседивших с Русью и входивших в состав Руси. В начале «Повести», описывая расселение славянских племен, он пишет: «В странах же Иафета <сына библейского Ноя> сидят русские, чудь, и всякие народы: меря, мурома, весь (вепсы), мордва, заволочьская чудь, пермь, печора, ямь, угра, литва, зимигола, корсь, летгола <предки латышей>, ливы». И далее летописец снова возвращается к вопросу о том, какие народы где живут: «А на Бело-озере живет весь, на Ростовском озере меря, а на Клещине озере тоже меря. А по реке Оке – там, где она впадает в Волгу, – мурома, говорящая на своем языке, и мордва, говорящая на своем языке. Вот кто только говорит по-славянски на Руси: поляне, древляне, новгородцы, полочане, дреговичи, северяне, бужане, прозванные так потому, что сидели на Бугу, а затем ставшие называться волынянами. А вот другие народы, дающие дань Руси <замечу: дань княжескому роду Руси давали и славяне>: чудь, меря, весь, мурома, черемисы, мордва, пермь, печора, ямь, литва, зимигола, корсь, нарова, ливонцы, – эти говорят на своих языках, они – потомство Иафета, живущее в северных странах». До появления князей, согласно рассказу «Повести», северные славянские племена и финно-угорские платили дань варягам (норманнам) за море, а когда решили призвать к себе князей из варяжских стран, то в союзе выступали и славянские племена, и финно-угорское племя весь. И снова напоминает летопись о том, что на севере Руси варяги пришельцы, а постоянное население славянское и угро-финское, указывая на то, где живут какие племена.

Когда умер Рюрик, владевший после смерти своих братьев один всем многонациональным Русским Севером, его преемником стал Олег, и он в 882 году пошел походом на юг Руси во главе войска, состоявшего из славянских и финно-угорских племен: «Выступил в поход Олег, взяв с собой много воинов: варягов, чудь, славян, мерю, весь, кривичей…» Этим походом Олег утвердил Киев центром своего государства. А затем в 907 году Олег пошел походом на Византию и снова взял с собой войско из всех племен – славянских и финно-угорских: «И пошел Олег на греков, оставив Игоря в Киеве, взял же с собой множество варягов, и славян, и чудь, и кривичей, и мерю, и древлян, и радимичей, и полян, и северян, и вятичей, хорватов, и дулебов, и тиверцев…» Этот многонациональный характер Киевского государства, подчеркиваемый «Повестью временных лет», замечателен. Государство Руси было самым большим государством, когда-либо существовавшим в Европе: от Карпат на западе до Волги на востоке, от Балтийского и Белого морей на севере до Черного моря на юге, где располагалось Тмутороканское княжество, связанное с Чернигово-Рязанской областью. Естественно, что такое огромное государство не могло долго сохранять свое единство. Экономический рост отдельных городов и областей усиливал центробежные силы. Государство Руси стало распадаться, но распадаться не путем выделения отдельных племен, населявших Русь и находившихся первоначально в союзе друг с другом, а по княжествам, образовавшимся вокруг отдельных городов. Скандинавы не случайно называли Русь Гардарикией – страной городов. Династические и княжеские интересы, концентрировавшиеся вокруг городов, оказались в разделении Руси на княжества сильнее, чем племенные и национальные.