Терновая цепь - Кассандра Клэр

– И сколько времени это займет? – спросил Томас.

– Примерно две недели.

– И это все? – воскликнул Мэтью. Джеймс подумал, что он уже выглядит лучше. Краски вернулись на лицо, и его рука не дрожала, когда он прятал флягу в карман. – Я буду здоров, как раньше?

Наступило молчание. На лице Кристофера отразилась неуверенность; он чувствовал себя в своей стихии только тогда, когда речь шла о дозировках и способах применения. Джеймс невольно вспомнил Элиаса и то, что рассказывала о нем Корделия: он не раз пытался покончить с прежним образом жизни, но после нескольких месяцев трезвости наступал момент, когда он терял контроль над собой.

Тишину нарушил Томас.

– Каковы бы ни были причины, побудившие тебя искать забвения в вине, – произнес он, – их нужно устранить.

– Ты хочешь сказать, что я по-прежнему буду испытывать желание напиться, – медленно произнес Мэтью, – хотя мое тело и перестанет требовать выпивки?

Джеймс протянул руку и взъерошил влажные волосы Мэтью.

– Тебе следует отдохнуть, – предложил он.

Мэтью не уклонился от этого прикосновения.

– Да, согласен. Но я не хочу, чтобы вы уходили. Я понимаю, это эгоизм, но…

– Я останусь, – сказал Джеймс.

– И я, – добавил Томас.

Кристофер со щелчком закрыл саквояж.

– Мы все останемся, – объявил он.

Так и получилось, что все они устроились на ночлег, как щенки на подстилке, на пуховых одеялах перед камином. Мэтью уснул почти мгновенно, остальные тоже в скором времени погрузились в сон; Джеймс, который лежал спиной к Мэтью, не думал, что сможет заснуть, но треск поленьев в камине и негромкое сопение «Веселых Разбойников» успокаивали его, и он в конце концов забылся. Один Оскар бодрствовал: он сидел поодаль и наблюдал за хозяином и его друзьями всю ночь.

Корделия лежала без сна, ворочаясь с боку на бок. Она хотела оказаться сейчас в доме на Керзон-стрит; девушка так привыкла к кровати в своей спальне, где засыпала с мыслью, что Джеймс находится совсем рядом, что их разделяет всего одна комната. Здесь у нее были Алистер и мать, но это было не одно и то же. Возвращение на Корнуолл-гарденс напоминало попытку вставить в замок неподходящий ключ.

В ее мозгу снова и снова звучали слова Гипатии: «Поверьте, вы могли бы стать величайшим, сильнейшим Сумеречным охотником за всю историю вашего народа». Но какой ценой! Ценой добровольного погружения во тьму, признания Лилит своей повелительницей. А ведь именно стремление к славе и могуществу, стремление стать лучше всех заставило ее опрометчиво принести клятву верности «кузнецу Велунду». С другой стороны, неужели это плохо – стать совершенным Сумеречным охотником? Ее цель – защитить мир от Велиала; как эта благородная цель может быть неправильной?

И не только мир. Она ни на минуту не забывала о Люси и Джеймсе. Демон наметил их в качестве жертв; они были уязвимы, и при мысли об этом у нее сердце обливалось кровью. Да, Люси теперь ее ненавидит, да, она потеряла Джеймса, но это не имело значения; Корделия должна была прежде всего защитить их.

Она подумала: как отреагировал Джеймс на ее записку с просьбой отправиться в квартиру к Мэтью? Девушка надеялась, что он поехал. Джеймс и Мэтью сильно нуждались друг в друге, хотя упорно не желали это признавать.

Она резко перевернулась на спину, уронив подушку на пол. Волосы спутались, глаза жгло от недостатка сна. Гипатия посоветовала ей сражаться в качестве слуги Лилит. Но это было невозможно, на это она не могла согласиться. И все же… она вдруг вспомнила разговор с демоном гамигином в Чизвик-хаусе. Корделия была уверена: если бы ей удалось задать ему еще несколько вопросов, она сумела бы разузнать побольше о планах Велиала.

Девушка села, невидящим взглядом уставившись в темноту. Для того чтобы допросить демона, оружие не нужно. И поскольку она является паладином Лилит, она может воспользоваться их страхом. Возможно, ей все-таки удастся извлечь кое-что хорошее из своей нелепой ошибки. Сумеет хоть чем-нибудь помочь Люси, Джеймсу и остальным.

«Вам нужно просто найти подходящее место – лучше всего, если это будет место с кровавой историей, где происходили убийства, ужасы, случилась какая-нибудь трагедия», – сказала Гипатия. И Корделия как раз знала одно такое место.

Томас проснулся на рассвете – его разбудил Оскар.

Остальные еще спали, растянувшись под одеялами на коврике у камина, в котором давно остыли угли. Робкий утренний свет просачивался сквозь шторы, и в полумраке Томас различал плечо спавшего на боку Джеймса, блеск очков Кристофера, золотую шевелюру Мэтью.

Оскар явно беспокоился, поскуливал и, скребя когтями по паркету, носился взад-вперед от двери к неподвижной фигуре хозяина. Томас склонился над Мэтью; тот крепко спал, но дышал ровно. Его пальцы были сомкнуты вокруг запястья Джеймса. Если бы он не был так болен и утомлен, пес наверняка разбудил бы его, а это сейчас некстати, подумал Томас.

Решив оставить Мэтью в покое, он осторожно поднялся на ноги. Сердито посмотрел на Оскара, который, в свою очередь, уставился на него огромными карими глазами, и вполголоса пробормотал: «Почему я?» Потом пошел к дверям и нашел на вешалке свое пальто.

Оскар нетерпеливо рвался с поводка. Они спустились вниз, прошли мимо пустого стола портье. Остановившись под платаном, Томас старательно притворялся, будто ничего не замечает, и смотрел в пространство, пока Оскар занимался своими делами.

Небо на востоке постепенно светлело. Юноша залюбовался рассветом, пепельно-розовыми облаками, подсвеченными алым. Жители Мэрилебона еще спали; абсолютную тишину не нарушал даже звон тележки молочника.

В лучах восходящего солнца здание Уитби-Мэншенс приобрело особенно насыщенный розовый цвет. За углом Томас заметил какую-то темную фигуру, которой здесь было явно не место.

– Алистер? – окликнул Томас, и человек, вздрогнув, повернул голову. Алистер стоял, прислонившись к стене и, казалось, дремал; он потер глаза, недоуменно уставился на юношу с собакой и пробормотал что-то неразборчивое.

– Алистер… – Томас пошел к нему. Оскар с довольным видом трусил рядом. – Что, во имя всего святого, ты здесь делаешь?

– Мне кажется, я этой собаке не нравлюсь, – заговорил Алистер, с подозрением разглядывая Оскара.

– Я не об этом тебя спрашивал.

Карстерс вздохнул. Он был одет в знакомое темно-синее пальто и серый шарф. Густые черные волосы касались воротника, Алистер смотрел на юношу из-под полуопущенных ресниц, и взгляд его темных глаз показался бы Томасу томным и соблазнительным, если бы он не знал, что это просто усталость.

– Ладно, – пробормотал он. – Корделия рассказала мне, что произошло.