Сыновья Беки - Ахмед Боков

– Наобещать все можно, – вставил и Зарахмет.

– А ты помалкивай, Зарахмет! – взорвался Хасан. – Не мешайся в наши дела. Тоже немало посидел на нашей шее. Убирайся-ка лучше в свое село, там и поговори.

Шаип-мулла тем временем что-то шептал на ухо Элаха-Хаджи и гостю. Верно, советовались, как быть дальше. Ему и в голову не приходило, что народ так плохо примет сообщение гостя. Но как бы то ни было, Шаип-мулла не думал отступать и не собирался выпускать вожжи из своих рук.

– Прекратите раздор! – крикнул он, подняв вверх посох. – Оставьте все разговоры до другого случая. А сейчас нам надо выбрать сельскую власть. Поначалу надо старшину назначить, а там он уже обо всем позаботится…

В этот момент незнакомец склонился к уху Шаип-муллы. Старик примолк, выслушал гостя и сказал:

– Прежде чем мы приступим к выборам старшины, наш гость хочет сказать вам еще несколько слов!

Откашлявшись, тот произнес:

– Я думал, говорить с вами будет легче. Считал, что русские достаточно досадили вам и уж кому-кому, а не вам, кого эти гяуры насильственно выселяли в далекую Турцию, захочется снова их власти…

– Гяуры, говоришь, выгнали нас? – крикнул кто-то из толпы. – А что творили с нами единоверные мусульмане в той самой Турции? Ты, может, этого не помнишь?

– Поступайте, как знаете, – заключил незнакомец, – только смотрите, как бы вам не раскаяться. От несогласия вашего села горскому правительству не холодно и не жарко. Слишком многие горцы его поддерживают. А вы сажайте себе на голову большевиков, этих безбожников. Посмотрим, что из этого получится…

Площадь вдруг всколыхнулась, прервав речь оратора.

– Торко-Хаджи! – пронеслось окрест.

Хасан глянул и увидел, что Торко-Хаджи поднимается на возвышение, где стояли Шаип-мулла и два других старца. Гость примолк и недовольно воззрился на Торко-Хаджи, приход которого явно расстроил его планы.

– Вовремя ты пришел, – притворно радуясь, сказал Шаип-мулла. – Нам тут стыдно перед гостем, сельчане не дают ему слова вымолвить.

– Правильно делают, – ответил Торко-Хаджи. Спокойствие, с каким он произнес эти слова, подчеркивало его силу и уверенность.

– Зачем ты так, Хаджи? – взмолился Шаип-мулла. – Это же гость наш. Посланец самого Висан-Гирея…

– Гостю лучше вернуться назад к своему Висан-Гирею, – сказал Торко-Хаджи и, обернувшись к незнакомцу, добавил: – Передай, что сагопшинцев обмануть не удалось. Не так они глупы…

– Я приехал не для того, чтобы обманывать вас.

– Это и видно из твоих речей. Не ты ли утверждаешь, что для всех других сел создание горского правительства – большая радость? А я вот ехал сюда из Владикавказа через Назрань, Ачалуки и другие села и нигде почему-то не увидел ликования по этому поводу! Назови хоть одно село, где люди выразили согласие принять эту твою власть.

Гость молчал.

– Ты бьешь на то, что большевики, мол, безбожники. А нам это сейчас совсем и неважно.

– Верно, – поддержали в толпе.

Торко-Хаджи поднял руку, призывая к тишине.

– Важно то, что чаяния народа исполняют только большевики. Землю народу дают только они, права тоже дают они, и мир дают они. Таких людей не грех и на шею посадить. Так что этим ты нас не пугай.

– Правильно! – крикнул Гойберд.

– Ну и сажай на свою шею, – сверкнул своими кошачьими глазами на Гойберда Товмарза. – Мешки, которые ты всю жизнь таскал на себе, не до конца согнули твой хребет, вот большевики и доломают его.

– Мой-то хребет они не сломают, а вот твой…

– Прекратите спор, – зашумели с разных сторон. Но Гойберда не так-то легко унять.

– Клянусь богом, что твою-то шею да спину большевики наверняка переломают, – бросил он.

Гость, скривившись, качал головой.

– На словах вам большевики все дают, – сказал он.

– То-то и дело, что не на словах. Не будь большевиков – народ бы сейчас не здесь тебя слушал, а с казаками бы по вашей милости воевал. Большевики уже дали нам землю, теперь вот мир дали. Может, ты и этому велишь нам не верить? – С этими словами Торко-Хаджи отвернулся от гостя, поманил к себе Дауда и сказал, обращаясь к народу: – Этот человек из Кескема, он здесь многим уже знаком, расскажет вам о последних событиях в Пятигорске. Там был съезд. Послушаем, что порешили те, кто истинно печется о простом народе. Говори, Дауд.

При этом имени находившийся в толпе Соси задрожал с ног до головы.

Зато Хасан, наоборот, очень обрадовался тому, что Дауд жив-здоров и наконец-то может вот так, ни от кого не таясь, стоять перед людьми и говорить с ними. От волнения он даже не расслышал первых слов Дауда.

– …Главная победа в том, что на этом съезде были чеченцы и ингуши. Вы знаете, что в Моздоке их на съезд не допустили…

– Это мы знаем, ты о другом говори, – раздался голос из толпы.

– Не перебивайте, – зашикали со всех концов.

Дауд продолжал свой рассказ, не обращая внимания на выкрики.

– И на этот раз казачья верхушка делала все возможное, чтобы не допустить вайнахов, хотя уже в Моздоке было принято решение о прекращении вражды…

– Я же говорил вам! – с радостью перебил Дауда посланец Висан-Гирея. – А вы все твердите: Моздок, Моздок. Каких бы решений ни принимали, будь то в Моздоке, в Пятигорске или даже в самом Петербурге, не бывать томy, чтобы казаки мирно уживались с горцами. Потому-то и созрела необходимость объединиться всем горским народам без казаков!..

– Довольно, мы уже наслушались об этом! – прервал гостя Торко-Хаджи и добавил: – Тебе знаком Мят-Целе?[64] Тот, что на Столовой горе? В давние времена наши предки ходили туда вымаливать себе лучшую долю. Предложи тем, кто прислал тебя, чтобы они собрались там, и пусть создают себе на этом отшибе свое отдельное государство. А мы как-нибудь обойдемся и без Мят-Целе.

– Хорошо говорит!

– Воллахи, обойдемся! – согласно кивали в толпе.

Гость прищурил глаза и скривил губы.

– Мне кажется, что тебе, Хаджи, будет лучше, если я не передам этих твоих слов.

– За меня не тревожься. Я не ищу для себя особой доли.

– Что ж, хорошо! Не забывай только, что Висан-Гирей возглавляет национальный Совет, членом которого состоишь и ты, Торко-Хаджи Гарданов.

– Не забываю, не забываю, – кивал головой Торко-Хаджи, сурово глядя на гостя.

Тот укоризненно осмотрел стариков. Поняв смысл его взгляда, Шаип-мулла развел руками: мол, сделали все, что могли, не обессудь, коли не вышло, как хотелось.

Гость стал спускаться по лесенке. Элаха-Хаджи и другой старец последовали за ним. Шаип-мулла не знал, что ему делать. Он глянул растерянно на Торко-Хаджи, не велит ли тот проводить гостя.

– Пусть убирается, – сказал Торко-Хаджи, махнув рукой. – И эти пусть с ним идут. Людям, которые не могут ужиться с нами, и верно, лучше уйти.

Шаип-мулла согласно кивнул и опустил глаза. Делать было нечего. Надо пока подчиниться победителю. Божья сила велика, глядишь, назавтра все еще переменится, тогда он, может, и верх возьмет.

А Дауд тем временем продолжал прерванный перепалкой рассказ:

– …Несмотря на частичное сопротивление казачьей верхушки, на съезд мы попали. Ингушей было человек десять. Из Чечни приехал один Асланбек Шерипов, и тот добрался с трудом: у Ассинской неведомо как из-под пуль ушел…

– Пошли ему бог здоровья! – пробормотал в толпе старческий голос.

– …Большинство делегатов съезда приняли нас очень хорошо, особенно Киров…

– Кто это Киров?…

– Говорят, самый главный большевик…

– Так Ленин же главный?

– Ленин над всей Россией, а Киров здесь у нас главный над большевиками!

– А-а-а…

Торко-Хаджи поднял руку, призывая к тишине.

«…Киров приветствовал нас, – продолжал Дауд.

– Да пошлет ему бог много лет жизни, – снова раздался на площади тот же старческий голос.

Вслед за этими словами, как после молитвы, по площади прокатились возгласы одобрения.

– На съезде опять пришлось спорить с богатыми казаками. Они против передачи земель беднякам.

– Будь прокляты эти богачи! – всплеснул руками Гойберд. – Даже дети одной матери и то бывают разными, а богачи все как из одной шкуры скроены, какой бы нации они ни были. Удивительное дело.

– …Вайнахи во всем поддержали большевиков, – продолжал Дауд. – Заверили, что готовы защищать советскую власть и революцию. От имени всех нас выступал Гапур Ахриев. Он сказал, что мы ничего не пожалеем во имя свободы и земли. Если понадобится, и крови не пожалеем…

– Правильно сказал! – перебили Дауда из толпы.

– Сказал то, что и у нас на душе.

– Не пожалеем не только крови, но и душ своих.

Не все, конечно, были согласны с Даудом и его единомышленниками. Но противники понимали, что сейчас им лучше помолчать. Только Гинардко не сдержался.

– Пусть эти вшивые овчины отдают свои души, – шепнул он, толкнув в бок стоявшего рядом Ази.

– А коли не отдадут, недалек час – придут люди, которые сами возьмут, – ответил Ази. – Видишь вон ту лающую собаку? Один раз я его упрятал, да вот вернулся. Жаль, не прикончил тогда. Это он и ему подобные будоражат вшивых…