Драконий берег - Екатерина Лесина

– Что с ней стало?

– Уехала.

Камень медленно поворачивался вправо и влево. И казалось, это драконий глаз следит за нами.

– Я думал, что она уехала. Она пробыла здесь полгода. И да, может, если бы Нэнси осталась, я бы не устоял. Сложно устоять перед той, которая сама жизнь, когда вокруг тебя готовы хоронить.

Не его, Зои.

Я ее не люблю, но почему мне сейчас обидно? Она ведь видела. Все уверены, что Зои сохранила разум, а с ним и способность понимать происходящее. Замечала ли она ту связь, что зарождалась между ее прекрасным мужем и Нэнси?

– В какой-то момент Нэнси и вправду перестала быть случайным человеком. Она стала близка… и мы разговаривали. Подолгу. Ты… ты редко появлялась.

Потому что мне не были здесь рады.

А Нэнси?

– И знаешь, даже ма Спок сказала, что я должен обратить на девочку внимание, что не стоит убиваться…

Она тоже не слишком любила Зои, которая посягнула на святое – на хозяйство. И полагаю, эта нелюбовь была вполне взаимной.

– Она порой бывает бесцеремонна.

И чрезмерно откровенна, не считая эту откровенность недостатком. Она сказала бы, что думала, пусть не самой Зои, но ее матушке – точно. И та бы не обрадовалась.

А кто бы обрадовался?

Нет, в любом случае Ник бы не оставил жену, пусть и бывшую – а развод он получил бы легко, но все равно… нехорошо. Неправильно.

– Но клянусь, если что и было между нами, так разговоры. И тот единственный поцелуй. Почти случайный.

Верю. И не мне судить. Я сама совершила изрядное количество глупостей.

Где-то далеко раздался протяжный скрежещущий звук, будто зверь провел стальною лапой по стеклу. И стекло это задрожало.

Звук оборвался.

А Ник будто не услышал. Он разглядывал цепочку, гладил синий камень и вспоминал. Тот ли поцелуй, который почти случайный и единственный? Женщину ли, что могла бы стать частью его жизни?

– Что случилось потом?

– Нэнси уехала. Она… кажется, тоже испугалась.

Ага. Милые девушки очень пугаются, когда на них обращают внимание молодые и состоятельные, пусть не вдовцы, но почти… Не верю. Вот если бы и вправду ей это внимание было лишним, она не приняла бы подарок.

– Сказала, что ей нужно подумать. Попросила время.

– Подумать о чем?

– О том, возможно ли у нас будущее.

Звук повторился, правда, теперь он был тише и ниже и больше напоминал рокот волны, которой удалось-таки добраться до берега. Эта волна терлась о камни и вздыхала.

– Потом она написала, что заболела ее тетушка, и попросила перевести денег.

– Ты перевел?

– Да, конечно.

Кто бы сомневался.

– Нэнси не вернулась. Я писал ей, но ответа не получил. И телефон… оказалось, он принадлежит гостинице. Там сказали, что постоялица выбыла, и достаточно давно. Я почувствовал себя обманутым. И, признаться, был обижен.

Ник убрал цепочку в карман и огляделся. Встрепенулся, сбрасывая пелену ненужных воспоминаний. Глаза его сощурились и посветлели.

– Стой здесь, – это было сказано совсем другим тоном, жестким, не приемлющим возражений. Шаг – и Ник исчез в темноте. А я осталась.

Таким я его прежде не видела. И это… да, пожалуй, немного пугало. Но страх тоже исчез, сменившись непонятным беспокойством.

Что-то было не так. Неправильно. Здесь, в доме.

Ночь. Темнота.

Запах… гари? Я втянула холодный воздух. Определенно, воняло горелым. Но откуда? Пусть ма Спок и позволяет себе вмешиваться в хозяйские дела, но на кухне у нее никогда и ничего не пригорало. Да и кухня должна быть заперта.

Время позднее.

Нет, не кухня. Запах пригоревшей еды другой. А это… будто где-то рядом костер развели.

Где?

Я прислушалась к себе. И к дому. Рыжие сполохи разорвали темноту. Пламя, устав прятаться, вырвалось на волю. Оно взметнулось, обняв стену, скользнув по белому камню и скатившись в разодранную крышу мастерской.

– Ник! – мой голос утонул в реве огня, которого становилось больше и больше. Желтые клубы вырывались из окон, из дверного проема.

Из дыр в крыше. И та с протяжным скрежетом обвалилась, выпустив огненного зверя.

– Ник!

Я видела его, стоящего перед пылающим зданием.

Я бежала и понимала, что не успеваю. И что не бежать надо, а возвращаться в дом. Звонить. Вызывать пожарных, выводить людей. Что такое пламя может проломить защиту, и тогда зверь, вырвавшись на волю, сожрет и камень, и плоть.

Но…

Ник!

Он медленно развел руки, встав на пути огня. Я издали ощущала жар и видела, как дымится одежда на Нике. Как начинает она тлеть. Как поднимаются и вспыхивают белые волосы.

Я задыхалась от дыма. И жара.

Я чувствовала, что вот-вот сама вспыхну. А он даже не обернулся. Он подходил к огню, медленно, будто не замечая, что старая его куртка занялась, а с ней и майка, и брюки. Что на земле от него остаются черные следы, в которых начинают тлеть угли. Что пламя отступает, но не из страха. Оно звериной натурой своей чувствует опасность и готовится атаковать.

Нельзя подходить к незнакомым драконам. Нельзя лезть в бушующее пламя.

Нельзя… считать себя бессмертным, даже если ты – урожденный Эшби. Ник, кажется, забыл.

Я сделала шаг. И еще…

Стены мастерской того и гляди рухнут. Кто бы ни устроил поджог, он постарался, чтобы от мастерской остались лишь угли. А что с домом? На нем защита, но старая. Выдержит ли?

Еще шаг.

Жарко. Жар пробивается сквозь куртку. И мне случалось получать ожоги. Мало удовольствия. Болят, заживают долго. Щеки ноют. Воздух сухой, дерет горло и нос. И кашлять буду потом… если выживу. Мне бы до Ника добраться.

Выдернуть его, пока он не шагнул в сердце огня.

А он почти добрался до обугленной двери. И вдруг, остановившись, заговорил. Его голос вплетался в шум пламени, он звучал здесь и вокруг, заставляя огонь прислушиваться. Подчиняться.

И я остановилась. До Ника с десяток шагов, но я не пройду. Даже в своей куртке, пропитанной спецсоставом. Штаны вон дымятся и того гляди плавиться начнут. Ник вовсе горит, но не замечает. Не понимает.

Он беседует с миром и огнем, уговаривая отступить. Это не магия, не та, которой учат. Это нечто большее, но главное, что его слышат. Понимают.

И принимают право повелевать. Вот огонь скатывается, складывается, он становится меньше, плотнее. Рыжие побеги еще оплетают деревянные стены, но это мелочи. Сам дом вздыхает, как мне показалось, с немалым облегчением.

Он тоже боится.

Кто сказал, что дома не знают страха?

А я… я все-таки решаюсь. Я знаю, что Ник