Зеленая Миля - Стивен Кинг

Сейчас уже не только мы с Брутусом, но и Харри с Дином глядели на нее с ужасом.

— Мы никогда не сообщали ни о чем подобном, мэм, — вымолвил Харри. Он говорил словно с ребенком. — Первое, о чем нас спросят: почему мы не сообщили раньше. Мы должны докладывать обо всем, что наши «детки в клетке» сообщают о предыдущих преступлениях. Своих и чужих.

— Да мы бы ему и не поверили, — вставил слово Брут. — Такие типы, как Буйный Билл Уортон, врут напропалую, Джен. О преступлениях, которые они совершили, об авторитетах, которых знали, о женщинах, с которыми спали, о голах, забитых еще в школьные годы, даже о погоде.

— Но… но… — На ее лице появилось выражение отчаяния. Я попытался обнять ее, но она с силой оттолкнула мою руку. — Но он там был! Он красил их чертов сарай! Он с ними вместе обедал!

— Просто еще одна причина, по которой он мог бы гордиться преступлением, — сказал Брут. — В конце концов, какая разница? Почему бы не похвастаться? Ведь нельзя казнить дважды.

— Подождите, если я правильно поняла, мы все, сидящие за этим столом, знаем, что Джон Коффи не только не убивал этих девочек, но и пытался спасти им жизнь. Помощнику Макджи, конечно, всего этого не известно, но он знает прекрасно, что человек, приговоренный к смерти за убийства, их не совершал. И все равно… все равно… вы не можете добиться повторного слушания. Даже пересмотра дела.

— Да, — произнес Дин. Он опять протирал свои очки. — Примерно так.

Дженис сидела, опустив голову и задумавшись. Брут начал было говорить, но я поднял руку, и он замолчал. Я не верил, что Джен придумает способ вытащить Джона из камеры смертников, но я не верил также, что это совсем невозможно. Она была, несомненно, очень разумна, моя жена. А еще бесстрашна и решительна. А сочетание этих качеств иногда помогает свернуть горы.

— Ладно, — вымолвила она наконец. — Тогда попытайтесь вытащить его сами.

— Мэм? — Харри был потрясен. И испуган.

— Вы ведь можете. Вы уже это делали однажды. Вы сумеете сделать еще раз. Только потом не привезете его обратно.

— А вы объясните моим детям, почему их папа в тюрьме, миссис Эджкум? — спросил Дин. — Осужден за то, что помогал убийце бежать из тюрьмы?

— Этого не произойдет. Дин, мы разработаем план. Сделаем, чтобы выглядело, как настоящий побег.

— Только имей в виду: должны поверить, что этот план придуман парнем, который не может запомнить, как завязывать шнурки на ботинках, — сказал Харри.

Она посмотрела на него неуверенно.

— Ничего хорошего не выйдет, — резюмировал Брут. — Даже если мы и найдем способ, все равно не выйдет.

— Почему? — Она произнесла это так, словно вот-вот расплачется. — Но почему, черт побери, нет?

— Потому что он очень высокий, лысый и чернокожий, и у него не хватает ума даже чтобы прокормить себя, — объяснил я. — Как ты думаешь, сколько времени пройдет, пока его снова поймают? Часа два? Шесть?

— Но он ведь раньше жил как-то, не привлекая к себе внимания. — Слеза скатилась по ее щеке. Она смахнула ее тыльной стороной ладони.

В этом была доля правды. Я написал письма некоторым друзьям и родственникам на юге с вопросом, не встречали ли они в газетах что-нибудь о человеке, соответствующем описанию Джона Коффи. Дженис сделала то же самое. И мы наткнулись лишь на один возможный след, в городе Маски Шоулз, штат Алабама. В 1929 году смерч ударил по церкви, где шла репетиция хора, и крупный чернокожий мужчина исцелил двух ребят, которых вытащили из-под обломков. Оба сначала казались мертвыми, но, как потом выяснилось, серьезно никто не пострадал. Один из свидетелей говорил, что похоже было на чудо. Чернокожий, которого пастор нанял на один день, исчез в суматохе.

— Вы правы, он как-то жил, — сказал Брут. — Но нужно помнить, что он тогда не был осужден за изнасилование и убийство двух маленьких девочек.

Она сидела и не отвечала. Дженис молчала почти целую минуту, а потом сделала такое, что поразило меня не меньше, чем ее мои внезапные слезы. Она одним широким жестом смахнула со стола все: тарелки, стаканы, чашки, серебро, салатницу с капустой, кувшин с соком, блюдо с нарезанной ветчиной, молоко, чайник с холодным чаем. Все на пол, в кучу.

— Боже правый! — вскрикнул Дин, отшатнувшись от стола так резко, что чуть не опрокинулся.

Дженис не обратила на него внимания. Она глядела на нас с Брутом, в основном, конечно, на меня.

— Вы хотите убить его, вы, трусы? — воскликнула она. — Вы хотите убить человека, который спас жизнь Мелинде Мурс, который пытался спасти этих девочек? Прекрасно, одним негром на свете станет меньше, так? Утешайте себя этим. Одним «ниггером» меньше.

Она встала, глянула на свой стул и отшвырнула его ногой к стене. Он отскочил и упал в лужу разлитого сока. Я взял ее за руку, но она вырвалась.

— Не трогай меня. Через неделю ты станешь убийцей, не лучше, чем Уортон, так что не прикасайся ко мне.

Она вышла на заднее крыльцо, прижала передник к лицу и зарыдала. Мы четверо переглянулись. Потом я поднялся и начал наводить порядок. Брут первым стал мне помогать, к нему присоединились Харри и Дин. Когда комната приобрела более-менее приличный вид, они ушли. Никто из нас за это время не произнес ни слова. Потому что сказать было нечего.

6

В эту ночь я не работал. Я сидел в гостиной нашего маленького дома, курил сигареты, слушал радио и смотрел, как темнота поднимается с земли, чтобы поглотить небо. Телевидение — хорошая штука, я ничего не имею против, но мне не нравится, что оно отвлекает от остального мира, приковывает к своему стеклянному окну. В этом смысле радио лучше. Вошла Дженис, присела на подлокотник кресла и взяла меня за руку. Мы помолчали немного, слушая «Колледж музыкальных знаний» Кэл Кайзера и глядя, как зажигаются звезды. Мне было хорошо.

— Извини, что назвала тебя трусом, — сказала она. — Мне так плохо, хуже я ничего не говорила тебе за всю нашу жизнь.

— Даже в тот день, когда мы поехали с палаткой и ты назвала меня старым вонючим Сэмом? — спросил я, и мы рассмеялись, потом поцеловались раз или два, и снова между нами воцарился мир. Она была так красива, моя Дженис, она мне до сих пор снится. Старому и уставшему от жизни, мне снится, что она входит в мою комнату в этом одиноком, заброшенном месте, где коридоры пахнут мочой и тушеной капустой, мне снится, что она молода и прекрасна, с голубыми глазами и высокой красивой грудью, к которой я не мог не прикасаться, и она говорит: «Ну что, дорогой, меня не было в той автобусной катастрофе. Ты ошибся, вот и все». Даже сейчас мне это снится, и иногда, когда я просыпаюсь и понимаю, что видел сон, я плачу. Я, который почти никогда не плакал молодым.