Таймири - Юлия Власова

— Я поняла, — перебила Таймири. — Вы пытаетесь воззвать к моим дочерним чувствам.

— Я? Да что ты! Меня не существует! Я живу в твоём подсознании… — И юноша растворился, точно призрак. (Но, собственно, он и был призраком.) А вместе с ним растворился и лес, и голубой адуляр под ногами. Таймири снова стояла на облаке, по щиколотку погрузившись в мягкий, невесомый пух.

Лестница отыскалась сама собой, и по мере приближения к ее верхней ступени туман всё рассеивался, пока совсем не исчез.

Таймири почувствовала небывалое облегчение.

«Значит, это было не взаправду? Конечно! Я с самого начала знала, что кругом обман. Настоящие здесь только профессор да лестница».

Ей по-прежнему было неловко и приторно от мыслей о капитане. Однако теперь стало ясно одно: он для Таймири вовсе не пустое место. Да, пусть он когда-то бросил их с тетушкой на произвол судьбы, но ведь всему можно найти объяснение. Раз он их оставил, значит, так было нужно. Значит, так было полезнее и им, и капитану.

«Оттого, что я буду таить обиду, богатства у меня не прибавится, — неожиданно подумала Таймири. — Хорошего настроения тоже. Так почему бы не помириться?»

А еще ей подумалось, что если человек тебе дорог, то даже самому беспечному его поступку найдется оправдание.

С такими мыслями она сбежала с лестницы и, пропустив мимо ушей вопрос Има-Рина: «Ну, что?» — хлопнула дверью. Има-Рин бросил в сторону выхода недоуменный взгляд, однако уже через минуту морщины на его лбу разгладились, и он просиял улыбкой.

— Работает лестница. Хоть и стара, а справляется! Вот и еще одну музу окрылила. Глядишь, скоро все ученицы крылышками обзаведутся… Ну, кто там следующий?! — позвал он, выглянув в коридор.

27. О наказаниях и злом роке

— Не кажется ли вам, что Таймири зачастила в пустошь? — обратилась ардикта к Кронвару, отодвигаясь от окна физической лаборатории.

— Кажется. Еще как кажется. А ведь музам строго-настрого запрещено выходить за ворота и тем более общаться с гостями! — заискивающе ответил Кронвар. Ему очень не хотелось получить выговор за неустройство в лаборатории, где он так и не успел убраться к проверке.

— Как бы нам ее приструнить, а? Что посоветуете? — холодно осведомилась Ипва.

— Кто я такой, чтобы давать советы верховному преподавателю! — с деланной скромностью воскликнул физик. — Вот если б я был советником, а заодно и управляющим…

Ипва воззрилась на него с высокомерным интересом.

— Дайте-ка, догадаюсь. Вы бы не подвели, не так ли?

— Я бы не подвел! Не подвел! — с готовностью подхватил Кронвар.

— Что ж, в таком случае, назначаю вас управляющим. Когда Таймири вернется, преподайте ей урок. Накажите хорошенько, поручите какую-нибудь грязную и муторную работу. Надеюсь, вы меня поняли.

— Отлично понял! Превосходно понял! Будет сделано! — заюлил тот. Проводив ардикту до дверей, он утер со лба пот и самодовольно улыбнулся своему отражению в заляпанном зеркале.

Новый управляющий не придумал ничего лучше, чем заставить Таймири разбить сад на том самом клочке земли, который она забросила вначале. Таймири, конечно, упиралась. Придумывала разные отговорки. Но Кронвара не проймешь, и если уж ему поручили ответственную должность, он из кожи вон вылезет, но указ в точности исполнит.

«Что может быть грязнее и муторней, чем целыми днями копаться в земле? — думал физик. — Вот именно, ни-че-го! Эх, находчив я! Ипва останется довольна».

Провинившуюся музу поручили некоей Сатикоре, которая следила за порядком в «испытательной теплице». Она снабдила Таймири лейкой, лопаткой и пакетиком семян; показала, где брать воду, как готовить удобрения. Всё это производилось под такие тяжкие вздохи ученицы, что Сатикора не выдержала и обратила на нее свой грозный взгляд:

— Нет смысла вздыхать, а уж тем более распускать нюни! Сама напросилась! — произнесла она тем непререкаемым тоном, каким учителя младших классов отчитывают нашаливших детей. — Ты вроде бы взрослая, а простых правил не понимаешь…

— Да я в тот момент вообще не думала! — в порыве чувств воскликнула Таймири. — Разве с вами такого не случалось?

— Со мной? Никогда! — отчеканила Сатикора. — Я сердцу не доверяю и полагаюсь исключительно на холодный разум. Спонтанность до добра не доводит.

— Ах, не доводит?! — проговорила Таймири, оставшись наедине со своим необработанным участком. — А вот и неправда! Потому что примирение с родителями дело всегда доброе.

— Капитан, а, капитан? — поелозил Папирус. — О чем это вы с Таймири разговаривали?

— Не твоего ума дело! — пряча улыбку, буркнул тот.

— Ну, расскажи-ите! — стал канючить матрос. — Скучно же до невозможности! Библиотеку закрыли на ремонт, информации ноль, так может, от вас хоть каких новостей услышу?

— Ты меня скоро в табак сотрешь! — раздраженно воскликнул Кэйтайрон. — Поди, поищи себе занятие! Хоть ковер возьми, выбей!

— Да-а, табак бы нам сейчас не помешал… — пробормотал Папирус и на цыпочках вышел за дверь, потому что капитан впал в глубокую задумчивость. Правда, Кэйтайрон лишь сделал вид, что задумался. Едва Папирус скрылся, он вскочил с кресла и, пританцовывая, закружился по комнате. Радости у него было хоть отбавляй. А всё оттого, что его наконец-то посетила муза. Да не просто муза — родная дочь.

— Она простила меня, простила! — повторял он вслух. — На старости лет я снова счастливый отец!

Натанцевавшись до упаду, он рухнул в кресло и стал припоминать все подробности того нежданного визита.

«Явилась, как снег на голову, в каких-то обносках. Я уж подумал, стряслось что. А она мне с порога: «Глупая я была, отец! Того, что имела, не ценила! Ты уж не держи зла на меня, неразумную!»

Видно, в мастерской-то ей мозги вправили. Или, как там говорится, затронули тонкие струны души… Капитан был не мастак по части лирических отступлений. Так или иначе, Таймири одумалась.

… «Прибежала взволнованная, сама не своя, — вспоминал Папирус, прохаживаясь по дорожке рядом с флигелем. — Мне, говорит, с капитаном повидаться нужно. Тут Папируса, конечно, попросили… Нет, я-то не против! Просто подумал, что дело в свитке и в загадке с лестницей. Видимо, ошибся».

К вечеру народа в «испытательной теплице» стало прибывать, и Лирое, которая сбежала с занятий специально затем, чтобы больше времени провести со своими растениями, приходилось всё чаще подниматься с колен, чтобы уступить ученицам межу. Музы сновали между участками и никак не могли угомониться. Одной понадобился шланг, другой — удобрения. Все были чем-то заняты. Кто пропалывал грядку, кто с ведерком шел за водой, кто щелкал секатором, обрезая кустики самшита. Лишь одна муза не подавала признаков жизни. Хотя совсем недавно, Лироя могла бы подтвердить, вскапывала свой огород так рьяно, словно хотела вымолоть землю в муку. Таймири — а это была именно она — снова всех ненавидела. Причем на первом месте в ее черном списке значился Кронвар. Она не могла взять в толк, как другие ученицы могут возиться в грязи и получать от этого удовольствие. Вначале она скрежетала зубами и, не щадя сил, пыталась показать свое отвращение к «копанию на грядке». Однако вскоре усталость взяла верх: Таймири поникла и мало-помалу задремала. Она не сразу отреагировала, когда ее окликнули.