Плоский мир: краткая история ХХI века - Томас Фридман

Слово Джону Чэмберсу, исполнительному директору компании «Циско системе», глобальная сеть которой занимается производством интернет–маршрутизаторов и которой постоянно приходится иметь дело с правительствами стран, желающих привлечь инвестиции: «Работа будет уходить туда, где есть высококлассные специалисты, налаженная инфраструктура и нормальные, благоприятные для бизнеса законы. Это неизбежно. В таких странах по определению будет более высокий уровень жизни. И не обязательно, чтобы это были страны, которые лидировали в мире во время промышленной революции».

Ставки в деле розничных реформ сейчас высоки, как никогда. И государства мира знают об этом. Тем не менее стоит лишь оглянуться, чтобы понять, что не каждое государство способно успешно их провести. В отличие от реформ оптом, которые воплощаются в жизнь административным решением исполнительной власти, реформы в розницу требуют гораздо более широкого участия общественности и законодателей. Точно так можно преодолеть корыстные интересы в экономической и политической сфере.

«Первый этап структурных реформ мы проводили сверху вниз, — вспоминает Гиллермо Отис. — Следующий этап — гораздо сложнее, теперь требуется идти снизу вверх. Чтобы реформы шли в демократическом контексте, нужно завоевать широкий общественный консенсус». Но когда это происходит, говорит Мойзес Наим, бывший министр торговли Венесуэлы и нынешний редактор журнала «Форив Полней», появляется огромное количество новых игроков, которые делают внутреннюю логику реформ уязвимой перед политическими компромиссами, противоречиями и институциональными просчетами. «Игнорировать окопавшуюся в госструктурах бюрократию нее интересы — роскошь, которую могут себе позволить правительственные команды реформаторов в самом начале, — резюмировал Наим. — На новом этапе это становится значительно сложнее».

Итак, почему одна страна преодолевает этот барьер, почему ее лидеры могут сплотить вокруг себя бюрократию и общество на пути более болезненных, более трудоемких микрореформ, а другая спотыкается и останавливается на полпути?

Из важных причин: культурные особенности. Безусловно, сводить все экономические процессы, проходящие в стране, к ее культурным особенностям было бы нелепо. Однако так же нелепо вообще не учитывать влияние культуры на экономические показатели, как это делают ;многиё политологи и экономисты. Культура— чрезвычайно противоречивый предмет для обсуждения; зачастую рассуждения 6 культурных различиях считаются политически некорректными. В результате культура становится тем самым слоном в комнате, которого все старательно не замечают. И все же я собираюсь говорить на эту тему по очень простой причине: чем более плоским становится мир, чем более дешевыми и доступными становятся инструменты взаимодействия и сотрудничества, тем большее значение будет иметь разрыв между культурами, которые имеют желание и умение их осваивать и применять, и культурами, которые не имеют ни того, ни другого. Разница между этими странами станет только усиливаться.

Одно из самых важных исследований на эту тему — книга экономиста Дэвида Лэндеса «Богатство и бедность наций». В ней автор утверждает, что, хотя климатические, географические и природные условия, безусловно, влияют на способность стран к индустриальному скачку, ключевой фактор — это ее культурное наследие, особенно в той мере, в какой оно включает ценности трудолюбия, бережливости, честности, терпения, упорства в достижении цели, а также насколько оно открыто для перемен, новых технологий и равноправия женщин. Возможно, кто–то не согласится с тем, что Лэндес приводит культуру и экономику к общему знаменателю. Но лично мне кажется очень уместным его акцент на культурной проблематике и отказ всерьез воспринимать обоснования затяжной стагнации некоторых стран, которые апеллируют к западному колониализму, географии или историческому прошлому.

Путешествуя по разным странам, я пришел к выводу, что в нашем плоском мире принципиальное значение имеют два культурных аспекта. Внешний — гибкость культуры, способность «локализироваться»: впитывать иностранные влияния, идеи и традиции. Внутренний, более сложный для восприятия — то, насколько в культуре присутствует чувство национальной сплоченности и общего будущего, насколько в ней развито доверие к чужим людям, на которое опирается любое сотрудничество, насколько прочно элиты государства связаны с остальным населением и вкладываются ли они в собственную страну или, наоборот, безразличны к бедным слоям общества и предпочитают держать деньги за рубежом.

Огромные преимущества в плоском мире у той страны, культура которой естественно склонна к глокализации, то есть впитывает лучшие иностранные идеи, достижения и методы работы и соединяет их со своими традициями. Естественная склонность к глокализации является сильной стороной индийской, американской, японской и — в последнее время — китайской культуры. В Индии, например, считают, что Великие Моголы или британцы приходят и уходят, а мы берем лучшее и продолжаем жить как жили: есть карри, носить сари, держаться большими крепкими семьями. Это — образцовый пример глокализации.

«Культуры, открытые к новшествам и переменам, имеют огромное преимущество этом мире — считает Джерри Рао, исполнительный директор «Мфазис» и руководитель индийской отраслевой ассоциации высокотехнологических предприятий. — Моя прабабушка была безграмотной, бабушка закончила два класса школы, мать не поступила в колледж, зато ёё сестра — экономист с магистерским дипломом, а дочь учится В Университете Чикаго. Мы сумели пройти этот путь за жизнь одного поколения, но мы все время хотели стать лучше… Необходимо иметь мощную культуру, но также уметь учиться у других. Культурные изоляционисты — в явном проигрыше. Вспомните о том времени, когда китайский император выгнал из страны британского посла. Кто пострадал в итоге? Китай. Культурная исключительность — опасная вещь». По мнению Рао, открытость принципиально важна, «потому, что вы начинаете ценить людей за их заслуги и способности. Предположим, вы разговариваете по телефону с разработчиком который находится на другом конце света. Вы не знаете, какого цвета его кожа и т. д. Вы вынуждены оценивать людей по их талантам, а не по расе или национальности, и постепенно это меняет ваше отношение к людям — вот что происходит, если вы живете в мире, где главенствуют критерии работоспособности, а не критерии происхождения».

Во многом это объясняет, почему многим мусульманским странам с таким трудом дается глобальное выравнивание. По разным культурным и историческим причинам они плохо приспособлены к глокализации, хотя есть и исключения — Турция, Бахрейн, Дубай, Индонезия, Ливан, Малайзия. Добавлю, что все это — страны с более открытым, «светским» социальным строем. В новом мире, где главным достоинством культуры является способность адаптировать и адаптироваться, остальным мусульманским миром управляет духовенство, буквально запрещающее «идтжихад», то есть истолкование принципов ислама в свете современности.

Рассмотрите саму идеологию бенладенизма. Ее главное кредо — очистить Саудовскую Аравию от всех иностранцев и иностранных влияний. Эта установка диаметрально противоположна всем принципам сотрудничества и глокализации. Племенные культура и мышление, которые по–прежнему доминируют во многих арабских странах, являются антитезой сотрудничества. Каков девиз трайбалиста? «Я и мой брат — против нашего двоюродного брата; я, мой брат и наш двоюродный брат — против иностранца». Под каким лозунгом живут глобалисты, которые заняты строительством сетей сотрудничества? «Я, мой брат и мой кузен, три наших друга детства, четыре человека из Австралии, два из Пекина, шесть из Бангалора, еще трое из Германии, плюс четверо, с которыми мы общаемся только через Интернет и никогда не виделись, — все мы одна глобальная партнерская сеть». В плоском мире разделение труда становится все более сложным, все чаще люди взаимодействуют с другими людьми, которых они не знают и с которыми никогда не встречаются. Чтобы иметь современное разделение труда, приходится все больше доверять чужакам.

По мнению Дэвида Лэндеса, одна из культурных установок, мешающих развитию мусульманско–арабских стран, отношение к женщинам как к существам, являющимся источником греха и опасности, которых ни в коем случае нельзя допускать в публичное пространство или разрешать участвовать в экономических процессах. Когда граждане искренне в атом убеждены, страна теряет свой производительный потенциал. Если мужчинам подчиняются только потому, что они мужчины, это вредно не только для общества, но и для самих представителей сильного пола. Мужчины чувствуют вседозволенность и уже не хотят ни к чему стремиться, развиваться, расти. Подобная форма дискриминации характерна не только для арабских стран Ближнего Востока. Как считает Лэн–дес, различные ее проявления встречаются почти везде, даже в так называемых развитых странах.