Охотники за Костями - Стивен Эриксон

"Ох, они уже безумны. Нас ведет безумная крыса…"

— Я снова застрял. Боги, не могу двинуться!!!

— Хватит вопить, — сказал Тарр, снова разворачиваясь назад. Потянул за руки ведомого: — Слышал, Балгрид?

— Что? ЧТО?!

— Сам не понял. Кажись, Урб затачивает ножик.

Маг рванулся вперед, дергая ногами и вцепляясь ногтями в стены.

— Ты снова остановился, — буркнул Бальзам ползущему впереди ребенку. — Тебя ящерицы съедят. Заживо. Всех нас заживо съедят. Это же могильные ящерицы, клятый сосунок. Знаешь, на что они способны? Я тебе расскажу, на что. Они жрут человечину. Вот почему их зовут могильными. И от живого мясца не откажутся…

— Ради Худа! — застонал сзади Мертвяк. — Сержант… не надо так…

— Заткни хлебало! Он еще ползет, так? О да, ползет. Могильные ящерицы, недоносок! О да!

— Надеюсь, сержант, у тебя нет племяшей.

— Ты стал хуже, чем Наоборот. Капрал, кончай бубнить. Хочу новый взвод…

— Никто с тобой не пойдет после такого…

— Ты ничего не понимаешь, Мертвяк.

— Будь я тем ребенком, что ползет впереди — обкакался бы тебе в лицо.

— Тихо! Не подавай ему совета. Идиот! Сделаешь такое, парень, и я привяжу тебя здесь, на поживу могильным…

— Слушай меня, малыш! — зычно крикнул Мертвяк. — Эти могильные ящерицы длиной с твой мизинчик. Бальзам просто…

— Я тебя на вертел насажу, Мертвяк. Клянусь!

Корабб Бхилан Зену'алас заставлял себя ползти. Малазанин позади хрипел — единственное доказательство, что он еще жив. Им удалось опустить одну из медных панелей на яму. Руки обожгли — глубокие ожоги, боль не утихает — Кораббу казалось, что ладони у него мягкие как воск, принимают форму камней и ступеней.

Никогда он не чувствовал такой обжигающей боли. Тело его покрыто потом, конечности дрожат, сердце бьется, словно запертый в клетке зверь.

Он пролез сквозь узкое место и упал на что-то вроде мостовой. При этом голова задевала за каменные руины. Он скользнул вперед, как ящерица, и услышал: сержант лезет следом.

И тут почва содрогнулась, взлетела пыль, плотная как песок. Грохот, еще и еще содрогания, шум сверху. Сзади пронесся поток обжигающе горячего воздуха. Гарь, пыль…

— Вперед! — завопил Смычок. — Пока потолок не…

Корабб протянул руку назад, пошарил — и схватил руку малазанина. Солдата погреб под собой мусор, он задыхался под весом обломков. Корабб тянул все сильней.

Малазанин дико вскрикнул. Корабб вытащил его, посыпались кирпичи, снова поднялась пыль.

— Идем! — зашипел он. — Впереди яма, сержант — выгребная яма — все уже спустились. Хватай за лодыжки…

Сквозняк оттеснял жар ко входу.

Корабб нырнул в яму головой вперед, таща за собой Смычка.

Крыса нашла вертикальную шахту, с достаточно неровными для ее лапок стенками. Ветер завывал, нес сухие листья, пыль и мертвых насекомых. Животное спускалось вниз. Бутыл лег на уступ, вгляделся в шахту. Пыль вызывала слезы.

Ничего он не увидел. Бросил вниз кусок камня, стараясь не задеть крысу. Едущая на ней душа ощутила движение. Красные ушки напряглись, вслушались. Четыре удара человеческого сердца — и снизу донесся слабый стук камня о камень. Еще, и еще… и тишина. "О боги…"

— Что-то не так? — сказал сзади Каракатица.

— Шахта идет вниз, очень далеко.

— Мы можем спускаться?

— Крыса смогла.

— А ширина?

— Не очень широкая, а ниже еще сужается.

— У нас раненые. Хеллиан всё ещё без сознания.

Бутыл кивнул. — Сделай перекличку — я хочу знать, сколько человек сможет спуститься. Мне показалось, или храм за нами провалился?

Каракатица повертел головой, приказал рассчитаться и послать ему веревки и ремни. Снова повернулся к магу. — Да. Упал. Ветер ворвался сюда. Хвала Худу, сквозняк его отбил — мы все задохнулись бы.

"Ну, еще не поздно… Мы не прошли…"

— Знаю, о чем ты думаешь.

— Да ну?

— Думаешь, есть ли бог у крыс. Надеюсь, что есть. Надеюсь, ты молишься горячо и искренне.

Крысиный бог. Может быть. "Трудно сказать, что думают животные. Они не словами мыслят". — Полагаю, один из нас, сильный и крупный, может стать "краном" над шахтой. Поможет другим спускаться.

— Да, если у нас хватит веревок и ремней. Тюльпан, или тот другой капрал. Урб. Но мимо них никто не протиснется.

"Знаю". — Я попробую слазать вниз.

— Где крыса?

— Глубоко. Она долезла до дна. Ждет. А, вот, пошла. — Открывая садок Тюр, чтобы осветить темноту, он подполз к самому краю. Противоположная стенка казалась частью мощного здания — камни были искусно отесаны и скреплены. Попадались куски штукатурки. В середине почти горизонтально шел фриз. Та стенка была совершенно гладкой, и сужение шахты вызывали выступы на стене под Бутылом — фрагменты сложной лепнины на более грубой поверхности. Странное смешение стилей — ведь эти два здания стояли рядом. Однако оба здания без повреждений выдержали века под развалинами поздних поселений, под гнетом песка и камней. — Ладно, — сказал он подобравшемуся ближе Каракатице, — все не так уж плохо.

— Тебе сколько лет? Двадцать? Ни одной раны, тонкий как копье…

— Да, тут ты прав. — Бутыл высунулся дальше, вынес правую ногу за край. Оперся на выступ, осторожно спустился до уровня живота. — Проклятие, мои ноги не такие длин…

Выступ треснул — он вдруг понял, что это всего лишь гнилая доска — и маг скользнул вниз.

Он падал, дергая ногами, растопырив руки по сторонам. Грубые камни царапали спину; какой-то выступ ударил по затылку. Голова дернулась вперед. И тут ноги ощутили противоположную стенку провала.

Его перевернуло. Вниз головой…

" О Худ…"

Вдруг что-то задержало его. Треск, все новые рывки, тормозящие падение.

"Боги, это паутина…"

Плечо застряло, и это снова перевернуло его вверх головой. Он задрыгал ногами, ощутил под стопой штукатурку. Правая рука, ухватилась за выступ, но он, словно губка, промялся под скорчившимися пальцами. Вторая нога коснулась стены; он вытянул ноги, пока не уперся спиной в неровный камень.

Отовсюду сбегались пауки, большие — как вытянутая рука.

Бутыл замер, стараясь даже не дышать.

Лысые, коротконогие, бледно — янтарного цвета — он заметил, что твари светятся изнутри, как будто фонари в толстой, золотистой оболочке. Они облепили его тело. Высоко вверху безнадежно и испуганно взывал Каракатица.

Бутыл потянулся разумом — и отпрянул, коснувшись слепой паучьей ярости. Вспышки воспоминаний — крыса — излюбленная добыча — как-то пробралась через все ловушки, незримо пролезла мимо, не зная, что на нее смотрят сотни глаз. А теперь… этот.