Затерянные во времени - Джон Уиндем

Ей показалось, что она пробудилась ото сна, но глубоко уставшей. Его глаза все еще смотрели в ее зрачки, но взгляд утратил свою пристальность, словно отступал сам в себя. Лицо марсианина вновь сделалось отчетливым, а затем проступила обстановка комнаты. Чувство времени исказилось. Джоан не могла сказать, улеглась она на кушетку давным-давно или всего несколько минут назад. Она обернулась, за окном стояла темнота, обе луны успели закатиться. Девушка повернула голову к человеку на табурете.

— Я так устала,— сказала она.— Мне хочется спать.

— Поспишь,— сказал он. И заботливо поправил покрывавший ее плед.

И лишь когда он покинул комнату, она сообразила, что марсианин и она поняли друг друга.

Когда Джоан проснулась, он сидел рядом, протягивая чашу с той же бесцветной жидкостью, которую она пила минувшей ночью. С ясного лилового неба в комнату лились солнечные лучи. Заговорила она, лишь вернув опустевшую чашу.

— Вас зовут Вейган? — спросила Джоан, но прежде, чем он успел ответить, добавила: — Конечно же, так. Я знаю, что это так, но не понимаю — откуда я это знаю. Это странно: я теперь говорю на вашем языке, но у меня такое чувствую, словно он — мой родной. Мне не приходится задумываться, как сказать. Вы меня гипнотизировали?

— Что-то вроде того,— согласился он,— только посложнее. Я ввел вас в транс и обучил. Это трудно объяснить простыми словами. При определенных обстоятельствах можно изменить мышление. Нет, «изменить» — неподходящее слово. Это больше похоже на внесение в мозг новой области знания. Скажите, как вы себя чувствуете?

— Совершенно сбитой с толку,— улыбнулась Джоан.

— Конечно. Озадаченной, но не больше, так?

— Да,— ее охватило беспокойство.— Вы ведь ничего не сделали с моим разумом? Не совершили ничего такого, чтобы сделать меня иной? Я имею в виду, не стану ли я теперь и мыслить по-другому?

— Надеюсь, что нет. Почти уверен. Я действовал предельно осторожно. Это было очень трудно. Ваше мышление кажется менее четким, чем наше. В нем есть накладки между не связанными между собой темами и помехи балансу суждений, поэтому оно работает по-иному. Логические процессы протекают заторможено, нелогичные выводы очень часты, но тоже заторможены. Я не спешил и потратил немало времени: никому из нас не было бы пользы, если бы я испортил ваш разум.

— Я не совсем это понимаю.

— Может, лучше сказать, что ваше мышление обладает большей живостью, но хуже отрегулировано, чем наше?

— Ладно, не будем сейчас углубляться в частности. Покуда я уверена, что по-прежнему остаюсь собой, я ничего не имею против.

И, удивительное дело, она обнаружила, что и впрямь — не против. Его вторжение в ее самые сокровенные мысли не вызвало ни малейшего негодования, став свершившимся фактом. Хотя Джоан поежилась бы от такой перспективы, если бы прошлой ночью поняла его намерения. Впоследствии она не раз гадала: может быть, он предвидел ее негодование и принял меры? Например, напоил той жидкостью... Сейчас же радость от уничтожения языкового барьера с легкостью победила все прочие соображения.

Девушка желала побольше узнать о машинах, о жизни на Марсе, о марсианине и его народе. Вопросы посыпались градом, заставив его улыбнуться.

— Вы так полны рвения,— сказал он, словно извиняясь.— Так страстно желаете узнать. Должно быть, и мы были когда-то такими, только давным-давно.

— Давным-давно?

— Я хочу сказать, когда наша раса была молода. Теперь мы старые: наша планета стара. Мы прирожденные старцы по сравнению со старейшими из вас. Прилети вы спустя пару-другую веков, и, возможно, не застали бы тут никаких людей. Наша долгая история подошла бы к концу. Вы спрашиваете о жизни на Марсе. Я не знаю, что вам ответить, потому что для вас жизнь — нечто вроде обещания, тогда как для нас...— он замолчал, не в силах подобрать слов, затем нашелся: — Я вам покажу! Этот город, в котором вы находитесь, назывался... пока называется Ханно. Он самый большой из семи все еще населенных городов. Однако в нем сейчас проживает не более трех тысяч мужчин и женщин. У нас рождается все меньше и меньше детей. Наверно, это и к лучшему. Каждое поколение лишь продляет нашу агонию. У нас было славное прошлое, но славное прошлое горько для ребенка с безнадежным будущим. Вам, думающим о жизни, как о борьбе, это трудно понять.

— Но неужели вы ничего не можете поделать? — спросила Джоан.— Вы же должны столько всего знать! Разве вы не можете выяснить, почему детей рождается меньше, И исправить это?

— Наверное, можем, но стоит ли? Вы бы пожелали родить ребенка, которого ждет пожизненное заключение, который сможет жить только в искусственных условиях, таких, как тут? Мы испробовали все, что могли. Даже создали чудовищ, почти нелюдей, которые могли жить при разряженном воздухе. Но чтобы выжить на такой планете, где больше не произрастает ничего, пригодного в пищу, нужно нечто большее, чем физическая сила. Наши чудовища оказались слишком неумны, чтобы выжить, а мы сами не приспособились физически. Та жизнь, какой она представляется вам, очень мало для нас значит. В скором времени мы исчезнем, и останутся только машины.

— Машины? — повторила Джоан.— Что такое эти машины? Это именно та загадка, которая и привела меня сюда,— она рассказала ему о машине, которая каким-то образом добралась до Земли.— Я нервничала, общаясь с ней,— призналась она,— и нервничала в окружении ваших машин прошлой ночью. Думаю, это первая реакция людей Земли на собственные машины. Некоторые не хотят иметь с машинами никаких дел, другие привыкают, но почти все чувствуют что, несмотря на все блага, в них есть нечто злое. Самое присутствие машин вынуждает нас идти теми путями, которыми мы не хотим идти. Мы ощутили это с тех пор, как впервые их завели. На тему о зле Машины было создано много книг, пьес, картин. И эта идея все еще жива, идея о том, что Машина в конечном итоге победит человека. Похоже, вы смотрите на них совсем по-другому.

— Да. Но я ведь говорил, что наше мышление работает по-разному. Наши первые машины были придуманы, чтобы преодолеть трудности, и они успешно справились с ними.

— Но ведь и наши тоже, разве не так?

— Я в этом не уверен. Когда я заглядывал прошлой ночью в ваш разум, то узнал весьма много из вашей истории. Мне показалось, что машины не справились. В истории вашей расы машины появились рано. Они не являлись необходимостью. Машины словно внезапно навязаны расе, не сталкивавшейся с большими проблемами, более того, расе настолько первобытной, что она все еще остается в плену суеверий. Мы изобрели машину, когда это стало необходимым для выживания. Вы же заставили машину стать необходимой для вашего выживания. Нас она спасла, а вы навязали ее неготовому миру и сами не сумели к ней приспособиться.