Война за корону - Ярослав Коваль

Уже поднимаясь, он вспомнил вдруг, что сейчас увидит в соборе не только многих своих старых знакомых, друзей, наставников, супругу, будущего тестя и тёщу, но и своих родителей. Аглас накануне извинялся, что не удалось доставить их хотя бы на день раньше, и клятвенно заверял, что на церемонии они появятся. Сейчас бывший куратор шагал сзади, сразу за Искрой, спокойный и уверенный, а значит, обещание своё исполнил.

Родителей он увидит, но кинуться к ним нельзя будет ни до церемонии, ни после. После — разве что только сдержанно обняться, не более, один из церемониймейстеров прожужжал Илье на эту тему все уши. На последней ступени лестницы юноша задержал шаг. Ему захотелось обернуться, но он вспомнил, что и этого делать не стоит. Кто-то почти незаметно снял с него шёлковую накидку, напоминающую белый плащ для посещения церкви, после чего двери в храм, до того лишь приоткрытые, распахнулись настежь.

Внутри оказалось тесно. Столько лордов и леди вместе юноша видел лишь однажды — на Сессии Совета, где свидетельствовал против графини Брайс, двоюродной сестры господина Кернаха Ингена. Но тогда он ничего не запомнил от страха и смущения, а сейчас уверенно поглядывал по сторонам, высматривая знакомцев. Едва удержался от того, чтоб кивнуть господину Тервиллю, стоявшему в окружении множества женщин — у Эверарда было три супруги и куча двоюродных и троюродных сестёр.

У шести высоких ступеней, отделявших место для богослужения, а в данном случае — место коронации от остального пространства собора, ждали господин Даро с супругами, господин Лонагран, господин Аовер, а по другую сторону — алая от смущения Мирним, дивно красивая в великолепном золотом платье, искрящаяся драгоценностями, похожая сейчас на принцессу из сказки или фею из легенд. Из-за её плеча смущённо выглядывала её матушка, Ирвет Дестина.

Илья стал медленно подниматься по ступеням. Тихо-тихо, словно издалека звучали голоса — хор, который без всякого аккомпанемента творил сейчас совершенную музыку под сводами собора. Уже поднявшись, юноша осознал, что остался в одиночестве, все его спутники заняли свои места по сторонам прохода внизу, ни один не коснулся ногой ступеней, ведущих к власти.

Здесь Илью ждали священники, от обилия золота на одеяниях которых слепило глаза. Один из них помог юноше снять с шеи золотую цепь и набросил ему на плечи белоснежное длинное покрывало, укрывшее его наподобие античной тоги. Теперь надлежало опуститься на колени перед огромной яшмовой чашей, и всё дальнейшее показалось уроженцу Петербурга здорово похожим на православное крещение. С единственным отличием — первосвященник, орудовавший ковшом, изо всех сил старался не намочить будущему императору одежду. И ему это — удивительное дело — удалось.

Илья окунул в воду кисти рук, позволил осушить себе волосы полотенцем, которое сразу после этого положили на отдельный столик, и в будущем его ждал огонь. Теперь, когда вода Истока частично освятила его, следовало помолиться о ниспослании мудрости, терпения, счастья и благосостояния для страны — тут уж на усмотрение коронующегося, это юноше объяснили заблаговременно. Стоя на коленях, он смотрел в чашу, где уже успокаивалась взбаламученная вода, и с трудом вспоминал своё общение с Истоком. «Пусть всё пойдёт так, как будет лучше всем, — подумал он. — И пусть рядом со мной всегда будут разумные люди, а мне хватит ума прислушиваться к их советам».

Притихшая публика терпеливо ждала, когда император закончит свою безмолвную молитву. Когда Илья поднялся с колен, первосвященник подступил к нему с окованным ларцом, медленно поднял верхнюю крышку.

Внутри на тёмно-бордовом шёлке лежала корона. Она казалась простенькой на первый взгляд — всего лишь узорный ободок, в переплетении которого можно было разглядеть и колосья, и виноградные листья, и стебли, образующие смутные намёки на тела животных и, может быть, даже людей. Никаких зубцов, и камней совсем немного. Но было что-то в самой простоте этого предмета, что-то сакральное и глубоко значимое. Несколько мгновений юноша смотрел на корону. А потом осторожно извлёк её из ларца и поднял над головой.

Негромкий вздох ответил его жесту. Многие из присутствующих до того видели этот предмет только на фотографиях, а кто-то последний раз созерцал его двести лет назад. Для многих из тех, кто сейчас терпеливо стоял в соборе, он слишком много значил; обострившимся зрением Илья заметил выражение лица госпожи Гвелледан, но сейчас в его сознании не было места мыслям о ней. Для большинства лордов и леди корона была не просто реликвией прошлого и памятью о славе их семей, но и символом традиций, на которых держался их уклад. Символом того мира, который, очищенный временем от скверны фактов, стал в их глазах совершенным. Который теперь готов был претвориться в реальность.

Помедлив пару мгновений, словно бы давая насладиться этим зрелищем, Илья медленно опустил корону на макушку. Именно так священники объяснили ему ход событий — он должен сам, своими руками принять эту обязанность и полностью нести за всё ответственность.

Перед короновавшим себя юным императором склонились все присутствующие, включая первосвященника, и даже хор примолк — трудно петь согнувшись. Потом пение возобновилось, и теперь в мелодии были нотки ликования, прославления и какой-то молитвенной вдумчивости. Лорды и леди подняли наконец-то головы, и тогда по жесту господина Даро и священнослужителей по ступеням вверх стала подниматься госпожа Межена, несущая на руках крохотный кулёчек.

Поднялась, бледная от усталости, и осторожно одной рукой развернула часть пелёнок. Младенец, спрятанный в них, показался Илье неестественно маленьким, непропорционально сложенным и потому мало похожим на человека, а ещё на удивление уродливым. Особенно удивила юношу странная форма головы, которая стала заметна, как только с младенца сняли кружевной чепчик. Дочь господина Даро осторожно наклонили над чашей и щедро омыли головёнку. Ребёнок расплакался, но, когда его подняли, затих.

Илье поднесли второй ларец, открыли, и там, на таком же тёмно-бордовом шёлке, обнаружился крохотный узорный венец, как раз на головку новорожденной. Его юноша осторожно нацепил на головёнку и вопросительно взглянул на госпожу Межену. А та, слегка и с усилием улыбнувшись, протянула ему свою дочь, и юноше пришлось принимать на руки новорожденную императрицу. Женщина настойчиво поправила ему руки, правда, ситуацию её помощь не облегчила. Это было страшно — такое крохотное существо, казалось, ничего не стоит придавить или случайно уронить, но с положенным не поспоришь. Двигаясь оцепенело, Илья шагнул вперёд и приподнял младенца, демонстрируя его лордам и леди. Новорожденная получила свою порцию приветствий и оваций и недовольно задремала на руках у матери, когда Илья с облегчением вернул госпоже Межене свою новоиспечённую супругу.