Обрывистые берега - Иван Лазутин

И еще хочу особо подчеркнуть, что раздел главы, в которой поставлен вопрос о роли матери в воспитании личности будущего гражданина, может быть темой самостоятельной диссертации, и тема эта требует особой разработки применительно к современному образу жизни, к социально-нравственному уровню развития современной молодежи.

Я горячо поддерживаю предложение профессора Карпухина о присуждении Альберту Валентиновичу кандидатской степени и полагаю, что диссертация заслуживает публикации, так как уверен, что она сослужит свою огромную пользу тем, кому предстоит по законам природы нести на своей голове почетный венец, имя которому — материнство.

На ответ второму оппоненту Яновский потратил не больше трех-четырех минут. Не нарушая девятого пункта "Памятки соискателя при защите диссертации", сочиненной еще в сороковые годы безвестным неглупым остряком и вот уже десятки лет ходившей по рукам аспирантов, Яновский "кланялся и благодарил, благодарил и кланялся…". Принял он к сведению и замечание официального оппонента, назвав имя и фамилию советского поэта, чьи стихи о матери он использовал в своей диссертации.

Когда выступали профессор Карпухин и доцент Круглов, Калерия несколько раз поймала на себе взгляды Верхоянского и Петра Ниловича. Во взгляде Верхоянского выражалось сдержанное торжество, словно похвала в адрес аспиранта как бы рикошетом летела и к нему, руководителю его работы. Но это внутреннее торжество было притушено спокойным выражением лица, которым Верхоянский владел артистически и всегда с выгодой для себя, лишний раз подчеркивая чувство уверенности в себе, в своем достоинстве. Что касается Петра Ниловича, то всякий раз, когда Калерия встречалась с ним взглядом, ей так и казалось, что он с трудом сдерживает себя, чтобы не крикнуть ей с другого конца актового зала: "Ну, что я вам говорил?!." При этом находил случай по-стариковски подмигнуть, как бы подбадривая ее: "Так что не бойтесь, не перехвалите!.." На взгляд старого профессора Калерия отвечала улыбкой и опускала глаза, а сама думала: "Если бы он знал, что я буду говорить?!. С собой ли у него валидол?.. А по-другому я говорить не могу. Не имею права…"

Калерия даже не заметила, как на столе перед ней очутилась записка, адресованная ей. Она развернула ее и прочитала: "Уважаемая К. А! После защиты сразу же едем в Абрамцево на обед по поводу сегодняшнего торжества. Машины нас ждут".

Внизу размашистым почерком стояла довольно разборчивая подпись Верхоянского. Калерия подняла глаза и, встретившись взглядом с Верхоянским, отрицательно покачала головой, что вызвало у того протест, и он тут же принялся что-то лихорадочно писать на листе бумаги, лежавшем перед ним. Калерия видела, как сложенная вчетверо записка по рядам пошла к ней.

Во второй записке было написано:

"Если нужно куда-то заехать за Вашим супругом — сообщите его адрес и телефон. Машина за ним выйдет в удобное для него время. Г. В."

На эту записку Калерия решила никак не реагировать, а поэтому сидела потупив взгляд и не шелохнувшись, хотя была уверена, что Верхоянский ждал ее ответа.

Как и предусматривает процедура защиты диссертаций, после выступления официальных оппонентов председатель ученого совета предоставил слово желающим высказать свое мнение по работе соискателя.

Слово взял кандидат психологических наук, доцент Московского университета Петр Семенович Чекулаев, дочке которого через полтора месяца предстояло сдавать вступительные экзамены в аспирантуру по кафедре профессора Верхоянского. Об этом в зале знали всего три человека: доцент Чекулаев, Верхоянский и секретарь ученого совета.

Небольшого роста, круглый как шар, с ярким румянцем во всю щеку, Чекулаев поднялся за кафедру легко и проворно, словно его подталкивали снизу невидимые пружины. Его выступление было коротким, однако он особо подчеркнул, что не ограничился одним только прочтением автореферата, а внимательно познакомился с диссертацией соискателя.

Как и официальные оппоненты, Чекулаев высоко оценил работу Яновского, и эта его похвала маслом пролилась по сердцу Верхоянского. Сворачивая листочки с заметками, в которые он заглядывал при выступлении, Чекулаев повернулся в сторону Верхоянского и развел руками:

— Гордей Каллистратович! Заверяю вас, если бы эта диссертация защищалась у нас в университете на психологическом факультете, то беру на себя смелость выразить уверенность: она бы с успехом прошла в русле психологии и уважаемому диссертанту не миновать бы степени кандидата психологических наук. Но коль задачи педагогики как науки и психологии часто сливаются в едином форватере в решении родственных принципиальных задач, то я осмеливаюсь утверждать, что работа диссертанта вполне отвечает требованиям педагогической науки и является вкладом в современное ее развитие.

Чем ближе подходила минута, когда председатель произнесет ее фамилию, тем Калерия все ощутимее чувствовала, как сердце в груди ее стучит сильнее и чаще. Потом наступил момент, когда она сразу, как будто по какой-то команде, очутилась в фокусе нескольких десятков взглядов, которые она чувствовала не только глазами, но и кожей.

Прокашлявшись, председатель разгладил седые усы, оглядел притихший актовый зал, большинство из сидящих в котором теперь уже откровенно смотрели в сторону Калерии, и сказал:

— Товарищи, а теперь я представляю слово инспектору по делам несовершеннолетних капитану милиции Калерии Александровне Веригиной. — Председатель сделал жест в сторону Калерии, которая почувствовала на себе взгляды всех, кто находился в зале. — Считаю также своим долгом не ограничиться только сообщением о служебном положении очередного выступающего. — Председатель бросил взгляд в сторону профессора Угарова, который всем своим видом подтверждал, что все, что председатель скажет о капитане милиции Веригиной, — правда. — Калерия Александровна — ученица уважаемого Петра Ниловича. Под его руководством она пять лет учебы в Московском университете занималась в научном студенческом обществе. С отличием окончила университет, была рекомендована в аспирантуру, но, если верить Петру Ниловичу, решила в большую науку идти путем Александра Васильевича Суворова. Прежде чем взять в руки жезл генералиссимуса, великий полководец прошел нелегкий путь солдата. Думаю, что Калерия Александровна не сделала ошибки, что вот уже семь лет как работает с "трудными" подростками и на практике, в гуще жизни, занимается тем, что мы, теоретики, анализируем и обобщаем. — Председатель глубоко вздохнул и, встретившись взглядом с профессором Угаровым, который всем своим видом выражал согласие и одобрение, продолжал: — Мне было приятно узнать от Петра Ниловича, что Калерия Александровна собирается в этом году поступать в аспирантуру по его кафедре. Так что выступление Калерии Александровны мы с вами, уважаемые коллеги, выслушаем как оселок практики, на котором мы проверяем истинность и ценность наших теоретических поисков и обобщений. Прошу, Калерия Александровна. — Председатель провел ладонью по своей седой шевелюре и сел.

В зале наступила такая тишина, что было слышно, как поскрипывал под ногами Калерии рассохшийся паркет, когда она шла между рядами столов к стоявшей на возвышении кафедре. Высокая, стройная, в приталенном кителе, в модных австрийских туфлях на высоком каблуке, пожираемая взглядами аспирантов и студентов-старшекурсников, которые в своих планах на будущее втайне уже наметили аспирантуру, она поднялась на кафедру неторопливо, почти величественно, словно ей предстояло сказать самое главное, самое решающее, что можно было сказать в ходе защиты.

Калерия достала из кармана кителя заметки, где были записаны приготовленные ею тезисы выступления, положила их на барьерчик кафедры. Взгляд Петра Ниловича, в котором лучились доброта и преданность, словно обжег ее. Так смотрит на своего хозяина старая, умная собака, которая никак не ожидает, что в следующую минуту этот никогда не обижавший своего пса хозяин вдруг пинком нанесет по его голове сильный удар. А за что? — собака никогда этого не поймет.

Переведя дыхание, Калерия начала:

— Товарищи члены ученого совета!.. Я считаю за честь быть приглашенной на сегодняшнюю защиту, которая прошла на таком высоком профессиональном уровне и при таком единомыслии и единодушии в оценке работы диссертанта Яновского. Все выступления были очень интересные, глубокие, и мне, уже отвыкшей за семь лет практической работы от некогда близкой академической стихии научных баталий и теоретических споров, ничего не остается, как только присоединиться ко всем выступавшим передо мной товарищам. Работа, которая была сегодня предметом взволнованных выступлений, — поистине талантливая, она представляет интерес не только для педагогики как науки, но и для нас, практиков. — И снова Калерия взглядом наткнулась на расцветшего всеми своими морщинками Петра Ниловича. Она даже успела заметить, как он, перед тем как встретиться с ней взглядом, посмотрел на Верхоянского и покачал головой так. словно хотел сказать ему: "Ну как?!. Видишь мою ученицу в работе?.. То-то, друг мой!.."