Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях - Константин Базили
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 23
Новая система управления на Ливане. — Падение Шихабов. — Два каймакама. — Их обоюдные притязания. — Вопрос о смешанных округах. — Религиозное направление политического процесса Ливана. — Прибытие капудан-паши с флотом. — Заблуждение общественного мнения и его влияние на дела Ливана. — Народный заговор. — Разбои и убийства. — Поезд Эсад-паши в горы. — Его смена. — Отплытие капудан-паши и вторая междоусобная война на Ливане. — Расположения турецких властей и войска. — Бедствия антиливанских христиан. — Последствия прозелитических происков в Хасбее. — Притязания католических держав. — Ссылка старого эмира и отступничество его детей и внуков. — Новые смуты в маронитах по поводу избрания патриарха. — Али-паша дамасский и его индейки. — Злодейства Абу Гоша в Иудее. — Дела бедуиновЕдва усмирился бунт ливанский, поспели из Константинополя новые распоряжения Порты о внутреннем управлении этих гор[276]. Настояния великих держав и неудачи последней попытки заставили Порту отказаться от любимой ее мысли — [назначения] паши ливанского. Она вверяла управление гор местным элементам. Приписывая в то же время все неустройства и мятежи взаимным враждам друзов и маронитов, Порта постановила, чтобы управление горских племен было вверено двум каймакамам из туземцев, наместникам сайдского паши: друзу — над друзами, христианину — над маронитами. Семейство Шихабов было навсегда исключено от управления. Европейские кабинеты единодушно одобрили устройство это, равно и приговор, произнесенный Портой над отпавшим владетельным домом. Нота французского посольства торжественно сознавала тогда «les droits imprescriptibles de la Porte»[277] в отношении этой меры. Увидим впоследствии, были ли согласны действия французского посольства с принятым таким образом обязательством. Эсад-паше повелевалось приступить тотчас к избранию каймакамов. Каймакамом над христианами был назначен эмир Хайдар, глава семейства Абу Лама, родственного Шихабам, обращенного в христианство вместе с Шихабами и занимавшего после них первое место в христианской олигархии Ливана. Избрание каймакама над друзами представляло более затруднений. Все шейхи были в опале; одни содержались под арестом, другие участвовали в недавнем бунте. Из этих двух категорий паша предпочел заключенных бунтовщикам. Его выбор, по совещании с кандидатами, пал на эмира Ахмеда Арслана, которого родной брат Эмин еще недавно воевал против Омар-паши.
Можно было надеяться, что друзы с восторгом примут решение, лестное для их народности, над которой тяготело доселе ненавистное иго Шихабов и гроза турецкая. Напротив того, они по феодальному устройству их общества, по взаимному соперничеству лиц и семейств, по разделению массы народа на две партии — езбекиев и джумблатов — предпочитали владычество внешнее, при котором каждая партия сохраняла свои права и свое влияние, власти лица, избранного из их среды и которое могло присовокупить к внешней подпоре со стороны османских властей собственное влияние и тем самым могло, по примеру Шихабов, стремиться к попранию аристократии своего племени.
Вспомним, что и по пресечении древнего владетельного дома Маанов в конце XVII в. шейхи предпочли призвать к себе князя из соседнего Антиливана, чем делать выбор из своей среды. Но теперь свежее впечатление народного бедствия, тюрьма, в которой уже восемь месяцев они томились, опала, висевшая над бежавшими родственниками, — все это заставило их покориться беспрекословно воле правительства и принужденно принять даруемую льготу. Зато в обеспечение своих феодальных притязаний они еще в стенах тюрьмы заключали с новым каймакамом тайные условия, в силу которых он обязывался узаконять только личиной своей власти пред глазами правительства все внутреннее самоуправство шейхов и предоставлял им не только присвоенные ему законные права, но сверх того и часть своего жалованья. Заметим, что древние права владетельных князей ливанских уничтожены при этом, а каймакамам, поставленным в категорию правительственных властей, определено жалованье.
Маронитскому каймакаму предстояло также бороться с происками партии Шихабов, которая, несмотря на произнесенный Портой приговор и на признание этого приговора самой Францией, на которую возлагала она все свои надежды, еще долго не переставала тревожить край, раздувать народные страсти, противопоставлять свойственные азиатам лукавства всякому успеху правительственной власти в горах, чтобы только длить анархию, возбуждать вопль народа, утомлять и Порту, и католические державы жалобами и убедить всех в том, что без Шихабов гражданское устройство Ливана несбыточно.
Под такими-то знамениями открылась система 1842 г., основанная на теории о том, что для прекращения кровавых споров между друзами и маронитами надлежало прежде всего раздвоить внутреннее их управление. Но при этом было упущено из виду одно важное обстоятельство: по всем южным округам Ливана, подчиненным шейхам-друзам, народонаселение состоит пополам из друзов и христиан, последние даже в большинстве. В этих самых округах свирепствовала преимущественно народная вражда между двух племен, здесь был театр недавних междоусобий, и самое междоусобие 1841 г. было последствием попытки христианского народонаселения к свержению ига шейхов. В силу новой системы маронитский каймакам простирал свои притязания на все округа ливанские, ибо повсюду были христиане, а каймакаму-друзу предоставлял он управление одного племени друзов. Христианское народонаселение южных округов, которым со времени проявления этого вопроса присвоено название смешанных (districts mixtes), показывая свои раны, вопияло противу шейхов и умоляло об уничтожении всех феодальных прав. После введенных Портой во всей империи ограничений права эти состояли теперь в исполнительной и полицейской власти. Шейхи основывали свои притязания на данном Портой в 1840 г. обещании, что древние их права будут уважены, равно как и местные льготы. Что же касается притязания маронитского каймакама, друз возражал весьма основательно, что два управления в одном округе, в одном селении совершенно несбыточны; а потому, предоставляя маронитскому каймакаму друзов, поселенных в Метене, наследственном уделе эмиров Абу Лама, требовал беспрекословного управления южных округов.
Все эти противоположные притязания и нерешенные вопросы составили новый и самый запутанный народный процесс, в котором, к большому прискорбию Порты, кабинеты великих держав продолжали принимать участие более или менее деятельное, более или менее основанное на частном воззрении каждого из них, более или менее обидное для турецкого самолюбия. Это благоприятствовало неутомимым проискам Шихабов и на Ливане, и в Константинополе, и в Европе. Их агенты именем католического народонаселения Ливана попеременно искали сочувствия и подпоры в Риме, в Вене, в Париже, наполняли ультракатолические журналы трогательными вымыслами о терпимых ими будто бы за веру гонениях, прикрывали маской религии свои политические затеи и всеми силами старались придать ливанским спорам самый теплый религиозный колорит.
1843 и 1844 гг. проведены в бесплодных попытках к устройству ливанского управления. Неудобства двойственной системы возникали на каждом шагу, а географическое разграничение округов между двумя каймакамами было осуждено самой основной мыслью системы. Были, впрочем, предписаны Портой, с одобрения посольств, иные частные меры для отстранения главнейших препятствий. Христианам смешанных округов предоставлено право иметь своих представителей (векиль), избранных из своей среды, независимых от иноверных шейхов округа (мукатаджи) и облеченных блюстительной властью. В случае притеснения народа от шейха векили могли обращаться к христианскому каймакаму и искать его заступничества или ходатайства у паши. Город Дейр эль-Камар, бывший дотоле в уделе шейхов Абу Накидов и служивший театром их неистовств в 1841 г., был выключен от их удела и получил права муниципальные, а для обеспечения его жителей от новых напастей турецкий гарнизон продолжал занимать соседний замок Бейт эд-Дин. Наконец, после судебного разбора денежных притязаний христиан за грабительство 1841 г., было обещано им 13 тыс. мешков возмездия. Друзы не были в состоянии уплатить эту сумму, а потому Порта обязывалась выдать из казны 10 тыс. мешков (около 285 тыс. руб. серебром) и только 3 тыс. взыскать с грабителей.
Порта, не получая никаких податей с Ливана, расходуя огромные суммы на содержание войск в горах, на отправление комиссаров, на подарки горцам и пр., терпеливо приплачивала даже за разбои своих подданных, чтобы только окончить как-нибудь это докучное ливанское дело. Халиль-паша, бывший сераскиром в начале царствования Абдул Меджида и переименованный потом в капудан-пашу, был послан с флотом в Бейрут в лето 1844 г., чтобы своим появлением ускорить решение дела.