Собрание сочинений в 10 томах. Том 8 - Генри Райдер Хаггард

— Да, но как? — переспросила Розамунда.

— Надеюсь, мечом, — ответил Хасан, низко поклонился и ушел.

С этих пор вооруженные воины всю ночь стояли на часах перед дверями каюты Розамунды, и, когда она выходила пройтись по палубе, они не отставали от девушки. Ее больше не беспокоил Лозель, сэр Гуго перестал заговаривать с ней или с Хасаном, зато он то и дело шептался с Никласом.

Наконец в одно золотистое утро галера подошла к берегам Кипра и бросила якорь. Лозель действительно был искусным лоцманом, одним из лучших мореходов. Вдоль бухты расстилался белый город Лимасол, в его садах красовались стройные пальмы, дальше за плодородной низменностью высились могучие Троодосские горы. Усталая Розамунда, которой надоело нескончаемое море, с восторгом посмотрела на зеленевший красивый берег, бывший ареной стольких исторических событий, и вздохнула при мысли, что ей нельзя ступить на него. Лозель увидел ее взгляд, услышал ее вздох и, садясь в шлюпку, которая подошла, чтобы отвезти его в гавань, насмешливо сказал ей:

— Не угодно ли вам изменить ваше решение, моя леди, и отправиться со мной навестить моего друга императора Исаака? Клянусь, при его дворе очень весело, там нет толпы кислых сарацин или унылых пилигримов, думающих о спасении души. На Кипре совершаются только паломничества на Пафос, туда, где из пены морской родилась Киприда.

Розамунда не ответила, Лозель направился к берегу в шлюпке, которую смуглые кипрские гребцы ловко вели по волнам. Странно было видеть, что волосы этих гребцов украшали цветы.

Целых десять дней простояла галера у Лимасола, хотя была ясная погода и ветер дул по направлению к Сирии. Когда Розамунда спросила, почему они так долго не отходят, Хасан с досадой топнул ногой и ответил, что император отказывается доставить им больше чем на один день пресной воды и съестных припасов, что Гуго, пока Хасан не выйдет на сушу, не хочет идти с поклоном во внутренний город Никосию, где находится двор Исаака Кипрского. Чувствуя, что в этом кроется ловушка, Хасан боялся подчиниться требованию Лозеля, а между тем без запасов воды и пищи галера не могла отплыть.

— Разве сэр Лозель не может устроить это сам? — удивилась Розамунда.

— Конечно, мог бы, если бы хотел, — ответил Хасан, злобно сжимая зубы, — но он клянется и божится, что не может сделать ничего.

Так они стояли день за днем, их палило знойное летнее солнце, качали длинные гряды волн, наконец мужество сарацин ослабело, тела также, потому что у многих началась лихорадка, часто нападающая на людей близ берегов Кипра, двое умерли. Время от времени кто-нибудь из кипрских сановников являлся с берега вместе с Лозелем, доставляя на галеру немного съестных припасов и воды, и принимался торговаться, говоря, что путники ничего больше не получат, если принц Хасан не навестит императора и не привезет с собой бывшую на его корабле прекрасную даму, которую желал видеть Исаак.

Хасан каждый раз отвечал отказом и удваивал стражу при Розамунде, тем более что теперь по ночам близ галеры появлялись странные лодки. Днем также целые толпы фантастически разодетых в шелк и бархат мужчин и женщин крейсировали подле берега и смотрели на корабль, точно готовясь совершить нападение.

Хасан вооружил своих суровых сарацин и велел им стоять цепью на больверках с обнаженными саблями в руках; это, как видно, пугало жителей Кипра, по крайней мере, увидев воинов, они удалялись к большой башне Колосси.

Наконец Хасан потерял терпение. В одно прекрасное утро Лозель вернулся из города Лимасола, в котором ночевал, и с ним явились три кипрских вельможи; по их словам, они не собирались вести переговоров, а желали только увидеть красавицу принцессу Розамунду. После этого начались обычные толки о том, что для получения необходимых припасов мореплаватели должны явиться к императору Исааку, в противном случае он решил приказать морякам взять галеру в плен. Хасан выслушал киприотов и вдруг приказал схватить вельмож.

— Теперь, — обращаясь он к Лозелю, — прикажите вашим матросам поднять якорь и направиться к Сирии.

— Но, — возразил рыцарь, — съестных припасов и пресной воды нам хватит только на один день!

— Все равно, — ответил Хасан, — теперь безразлично: умереть ли от голода и жажды на море или сгореть здесь от лихорадки. То, что могут вынести эти кипрские вельможи, вынесем также и мы! Прикажите матросам поднять якорь и распустить паруса, или моя сабля поработает среди них.

Теперь Лозель топал ногами и бесновался, но это ни к чему не привело. Поэтому он обратился к трем бледным от страха уроженцам Кипра:

— Что вы решаете: достать запасы пищи и воды для нашего корабля или пуститься в море без того и другого, что повлечет неминуемую смерть?

Они сказали, что отправятся на берег и достанут все необходимое.

— Нет, — твердо произнес Хасан, — вы останетесь здесь, пока не привезут запасы пищи и воды.

В конце концов это было исполнено, потому что один из вельмож оказался племянником императора. Узнав о пленении своего близкого родственника, Исаак прислал все необходимое для галеры. Кипрских вельмож отправили обратно в последней из шлюпок, доставивших груз, и через два дня галера была уже в море.

Вскоре Розамунда заметила отсутствие ненавистного ей шпиона Никласа и сказала об этом Хасану. Тот навел о нем справки у Лозеля; сэр Гуго ответил, что Никлас отправился на берег и исчез в первый же день их остановки на Кипре, что он не знает, был ли лжепилигрим убит во время какой-нибудь ссоры, заболел ли он или просто бежал. Хасан пожал плечами, Розамунда обрадовалась, что отделалась от предателя и убийцы, но мысленно спрашивала себя, ради какой недоброй цели Никлас бежал с корабля.

Целый день галера быстро шла от Кипра, направляясь к берегам Сирии, потом она попала в полосу того полного затишья, какое часто случается летом в этом море. Целых восемь дней не чувствовалось ни малейшего ветра, и галера почти не двигалась вперед. Но вот, когда все глаза устали пристально вглядываться в гладкую, как масло, поверхность моря, поднялся легкий попутный ветерок. Мало-помалу он стал усиливаться и быстро понес галеру к цели ее плавания. Все беспорядочнее, все сильнее становились шквалы; к вечеру второго дня, когда громадные волны стали грозить палубе корабля, вдали наконец показались очертания высокой горы. При виде ее Лозель громко поблагодарил Бога.

— Это горы близ Антиохии? — спросил Хасан.

— Нет, — ответил рыцарь, — гораздо южнее, между Лаорикией и Джеблой. Хвала Всевышнему, там есть хорошая гавань, мы можем зайти в нее, чтобы скрыться до окончания бури.