Благословенный Камень - Барбара Вуд

Странствуя по английским деревням, Симон был для людей таким, каким они хотели его видеть, но лишь в монастыре Святой Амелии на берегу речки Фенн он был самим собой. Он восхищался настоятельницей и знал, что ее ему не провести, что она-то видит и уважает его мудрость и ученость. Так что долой шляпу с бахромой, прочь волшебная палочка и мистические пассы. Только мантию астролога он не снимал, потому что считал, что в ней он выглядит величественней.

Последний раз он проходил здесь год назад, — упадок, в который пришел монастырь, вызвал у него тревожное чувство: полуразвалившиеся стены, пустые поля, ни гусей, ни кур, тропинка, протоптанная когда-то ногами паломников, заросла сорняком.

Увидев оливковое лицо и белозубую улыбку, Уинифред поняла, что очень рада видеть господина Джаффара. Уинифред, родившаяся в каких-нибудь двадцати милях от этого монастыря, была очень наивна, ей никогда в жизни не приходилось путешествовать на более дальние расстояния. Она знала основы латыни, читала Библию — но это было все, что она когда-нибудь читала. У Уинифред сестры ничего не знали об окружающем мире, кроме того, что им рассказывали паломники и странники. А так как и те, и другие перестали приходить в их обитель, визиты господина Абу-Азиз-ибн-Джаффара радовали их необычайно, потому что странствующий торговец приносил с собой и новости, и сплетни.

Он выглядел странно, даже слегка отталкивающе в своей чужеродности, и в то же время — необъяснимо притягательно. И если бы она была способна на столь мирские мысли, то обязательно ба заметила, что он довольно красив. И хотя Уинифред догадывалась, что он не христианин, она знала, что он чрезвычайно чтит Господа. К тому же иногда он говорил такие вещи, которые зажигали в ней маленькие искорки. Господин Джаффар не был похож на остальных торговцев. Те были отвратительно грязные, нечистые на руку и неотесанные, а господин Джаффар выглядел очень представительным, изысканно вежливым, источал чужеземное обаяние. И, самое главное, ему можно было доверять.

В прошлом она не раз становилась жертвой мошенников — торговцев пигментным сырьем. Дешевый лазурит можно легко принять за дорогую ляпис-лазурь. Чтобы различить их, нужно накалить камни докрасна: лазурит почернеет, ляпис цвета не изменит. Лазурит продавался в виде порошка, и некоторые жулики для веса подмешивали в размолотый пигмент песок, что портило цвет. Кроме того, нечестные торговцы приноровились насыпать на дно мешка недоброкачественный лазурит, а сверху — сырье хорошего голубого цвета. Господин Джаффар никогда так не поступал. Он открыл ящик, прикрепленный к стенке фургона, и перед Уинифред предстало такое изобилие материалов, что она не могла оторвать от них взгляда.

— Милостивый Господь послал вас в самый нужный момент, господин Джаффар, — нам с сестрами как раз нужны новые материалы. С желтыми красками прямо беда.

И, к ее восхищению, он извлек желчные камни.

Уинифред достала из своего глубокого кармана стеклянный шарик, наполненный водой, через который она разглядывала свои произведения. Господин Джаффар как-то пробовал продать ей новинку из Амстердама — отполированное стекло, которое называлось «линза», но она отвергла его, решив, что цена слишком высока. И пока Уинифред через шарик разглядывала желчные камни, Симон думал: вот оно, истинно женское дарование — у Уинифред не просто талант к рисованию и живописи, у нее непревзойденное чувство цвета. Под ее проворными пальцами и острым взглядом даже самые простые пигменты превращаются в удивительнейшие краски. Взять хотя бы пигмент, известный как зелень крушины, — заменитель редкой и дорогой яри-медянки. Зелень крушины изготавливают из сока спелых ягод крушины, который смешивают с квасцами и оставляют загустевать. В результате получается прозрачный насыщенный оливковый цвет. В других монастырях также овладели мастерством приготовления этой краски, но в отличие от их продукции краска Уинифред держалась довольно долго. Обычно зелень крушины недолговечна, о чем можно судить по манускриптам низкого качества, расписанными всего несколько десятилетий назад. А вот мать Уинифред знает секрет, до какой степени должен загустеть сок, и хранит полученную краску в пузырьках в виде густого сиропа, не давая ей высыхать. И нанесенная на манускрипт краска не только радует глаз, но и довольно долго не блекнет.

Пока она изучала порошки и минералы, Симон внимательно разглядывал ее, отметив, что сегодня она не похожа на себя. Ее лицо будто покрыла тень, движения вызывали волнение. Он всегда считал мать-настоятельницу созданием хладнокровным, даже слегка суровым, напрочь лишенным чувства юмора. Он никогда не думал, что она умеет волноваться.

Она тщательно отобрала товар и сказала:

— У меня сейчас нет денег. Но ведь вы, как обычно, вновь будете в наших краях через несколько дней?

Он задумчиво поглаживал свои безупречно подстриженные усы. Симон не сомневался, что настоятельница не может позволить себе эти товары. Чем же она будет расплачиваться? И все же он не стал смущать ее этим вопросом: Симон слишком хорошо знал, как важно не задевать чужое самолюбие. Если бы только она могла расстаться с одной-двумя из своих книг! Его спрашивали в Лондоне, может ли он раздобыть Портминстерские манускрипты. Одна такая иллюстрированная книга — и Уинифред получит все пигменты, какие только пожелает. Но он знал, что она не отдаст ни одной, потому что считает, что эти книги принадлежат аббату.

— Отлично, любезная госпожа, обговорим нашу сделку через три дня. — И он стал уже думать, не пригласят ли его на кубок эля, а может, и на пирожки, и ошибочно решил, что она подумала о том же, заметив ее неожиданное волнение. Но она, к его удивлению, только спросила его, может ли он, будучи алхимиком, сказать ей что-либо по поводу одной очень странной вещи, которая попала ей в руки.

Думая, что сейчас она покажет ему зуб какого-нибудь святого или клевер с четырьмя листами, Симон был поражен, когда она протянула ему кристалл, такого же насыщенного голубого цвета, как Средиземное море. Он чуть не задохнулся от волнения и тихо пробормотал что-то на родном наречии, затем поднес кристалл к своим зорким глазам и внимательно его рассмотрел.

Симон потерял дар речи — так прекрасен был камень. В эпоху, когда гранить драгоценные камни считалось варварством, — согласно предрассудкам того времени, это лишало камень его магической силы — такие чистые и прозрачные камни были необычайной редкостью. Симон за всю свою жизнь видел лишь несколько таких камней: однажды ему даже довелось увидеть граненый алмаз, и он с большим трудом мог поверить, что этот мутный с виду кристалл может скрывать в себе такое великолепие. И все же этот камень явно не проходил огранку, потому что он гладкий на ощупь и по форме слегка напоминает яйцо, по размеру чуть больше яйца малиновки, только гораздо более красивого, необыкновенного голубого цвета. Аквамарин? Ему приходилось видеть изумруд из копей Клеопатры. Но он тоже был граненый и поражал взор своим великолепием. Но нет — этот камень вовсе не зеленый и не такой прозрачный в середине, как тот изумруд.