Семейная Хроника. Сокровенные истории дома Романовых - Вольдемар Балязин

Мужество и невозмутимость Александра, проявившиеся при втором покушении на его жизнь (а на жизнь Александра покушались потом еще несколько раз), стали в Париже предметом всеобщего восторга и поклонения.

Новелла 8

Домашние дела и романтические предприятия

Вернувшись из Парижа в Петербург, Александр продолжал встречаться с Катей, но уже не у себя во дворце и не в «Бабигоне», так как о местах их встреч стало известно, а на квартире брата Кати Михаила Михайловича Долгорукова.

Однако и это убежище оказалось недолговременным: боясь потерять фамильную честь, Луиза и Михаил вскоре отказали царю и Екатерине Михайловне в приюте.

Сохранились письма Александра к Луизе, в которых самодержец Всея Руси умоляет ее не лишать его и Катю их единственной возможности быть вместе. Но Долгоруковы были непреклонны и закрыли для любовников двери своей квартиры. И тогда нашелся один человек, рискнувший пожертвовать своей репутацией, — это был начальник личной охраны царя генерал Рылеев, который по долгу службы обязан был без малейшего колебания отдать за Александра жизнь.

Что же касается возлюбленной царя, то она как была наивной и бескорыстной идеалисткой, так ею и осталась, не понимая реалий жизни. К Екатерине Михайловне Долгоруковой очень подходили слова, сказанные за два века перед тем мудрым французом Жаном де Лабрюйером: «Ничто не делает такой чести государю, как скромность фаворита. Фаворит всегда одинок: у него нет ни привязанностей, ни друзей. Он окружен родственниками и льстецами, но не дорожит ими. Он оторван от всех и как бы всем чужд».

Только в случае с Долгоруковой эта сентенция усугублялась тем, что возле нее не было ни родственников, ни льстецов.

Александр знал это, чувствовал и понимал. И оттого, испытывая угрызения совести перед женщиной, которой он не мог дать самое необходимое — покой и кров, старался быть как можно нежнее и внимательнее.

Оставаясь у Рылеева, уже пожилой царь не только расточал супружеские ласки, но и старался замолить обуявший его грех. Александр не был ханжой, но глубокое религиозное чувство заставляло его придавать отношениям с Катей максимально возможную духовность, возвышенность и чистоту. Они вместе читали Послания апостола Павла, вместе молились и просили Бога дать им супружеское счастье и прекрасных, здоровых детей. И почти всякий раз, расставаясь, Александр как клятву повторял, что Катенька — его жена перед Богом и что он обязательно сделает ее своей законной женой и перед людьми, если на то будет Божья воля.

В 1868 году Александру II исполнилось 50 лет. Это событие отмечалось в семейном кругу, и если бы не полувековой юбилей шефства царя над лейб-гвардейским Гусарским полком, то юбилей его прошел бы почти не замеченным. Однако полковые торжества, в которых участвовал не только весь личный состав, но и ветераны, получили известный резонанс в гвардии.

А через три недели после этого — 6 мая 1868 года — в Царском Селе Мария Федоровна родила первенца. Его отец, великий князь Александр Александрович, записал в дневнике: «Минни разбудила меня в начале 5-го часа, говоря, что у нее начинаются сильные боли и не дают ей спать, однако по временам она засыпала и потом опять просыпалась до 8 часов утра. Наконец, мы встали и отправились одеваться. Одевшись и выпив кофе, пошел скорее к моей душке, которая уже не могла окончить свой туалет, потому что боли делались чаще и чаще и сильнее. Я скорее написал Мама записку об этом, и Мама с Папа приехали около 10 часов, и Мама осталась, а Папа уехал домой. Минни уже начинала страдать порядочно сильно и даже кричала по временам. Около 121/2 жена перешла в спальню и легла уже на кушетку, где все было приготовлено. Боли были все сильнее и сильнее, и Минни очень страдала. Папа вернулся и помогал мне держать мою душку все время. Наконец в половине третьего пришла последняя минута, и все страдания прекратились разом. Бог послал нам сына, которого мы нарекли Николаем. Что за радость была — это нельзя себе представить. Я бросился обнимать мою душку-жену, которая разом повеселела и была счастлива ужасно. Я плакал, как дитя, и так легко было на душе и приятно».

Едва ли младенцу дали это имя в честь его прадеда Николая Павловича — он по-прежнему оставался непопулярным и не прибавил бы симпатий новому потенциальному цесаревичу. Его назвали так, скорее всего, в память о дяде — Николае Александровиче, первую годовщину смерти которого отмечали менее чем за месяц до его рождения. К тому же покойный был и любимым братом цесаревича Александра Александровича, и старшим сыном Александра II и Марии Александровны, и первым женихом Марии Федоровны.

Новорожденному Николаю Александровичу предстояло стать последним российским императором. Он появился на свет в день святого праведника великомученика Иова, библейское предание о котором сильно напоминает жизнь Николая II.

Иову довелось безропотно пройти через многие испытания — он потерял все, что нажил, и был свидетелем гибели всех своих детей. То же самое было написано на роду и этому младенцу. И когда в день своего рождения Николай читал в Библии «Книгу Иова», то не раз бросались в глаза ему такие строки из IV главы: «Погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: зачался человек! Для чего не умер я, выходя из утробы, и не скончался, когда вышел из чрева? Нет мне мира, нет покоя, нет отрады, постигло несчастье». В какой-то мере это обстоятельство сделало Николая фаталистом, убежденным, что судьба его предопределена самим временем его появления на свет. Накануне крушения монархии, как писал потом об этом великий князь Александр Михайлович, Николай сказал: «На все воля Божья. Я родился 6 мая, в день поминовения многострадального Иова. Я готов принять мою судьбу».

Но это случится через пятьдесят лет, а тогда, в день появления на свет своего первого внука, император Александр объявил амнистию, причем наибольшие льготы получили политические преступники — участники восстания в Польше и русские революционеры. Всех политических преступников-каторжан перевели в разряд ссыльных, а ссыльным разрешили поселиться в городах и даже в России, но в отдаленных от столиц губерниях.

Вскоре состоялись и крестины. Крестными Николая был сам его августейший дед — Александр II, его бабушка со стороны матери — датская королева Луиза, двоюродная прабабушка — великая княгиня Елена Павловна, вдова великого князя Михаила Павловича, и дядя — датский принц Фредерик.

Нести младенца было доверено гофмейстерине княжне Куракиной, а сопровождали ее фельдмаршал князь А. И. Барятинский и канцлер князь А. М. Горчаков, тот самый, что при коронации выронил из рук державу. Но на сей раз в руках его ничего не было, он только ассистировал Куракиной, несшей будущего самодержца на подушке.

Нетрудно представить, какие чувства испытывал Александр II на крестинах своего первого внука. Он не мог нарадоваться рождению первенца у своего старшего сына, тем более что родился мальчик, которому предстояло занять российский трон, но вместе с тем этот мальчик превратил его в деда, а его жену сделал бабкой, и это еще раз напомнило Александру о его возрасте, как напомнили об этом чуть раньше прошедшие юбилеи — сначала серебряная свадьба, а затем и его собственное пятидесятилетие.

Новелла 9

Рождение сына в «малой» семье императора

В 1871 году Александр еще раз побывал на водах в Эмсе, а возвратившись в Россию в конце августа, уехал на Кавказ, взяв с собой двух старших сыновей — Александра и Владимира. После трехдневной остановки в Москве царь и великие князья отправились на пароходе по Волге, останавливаясь ненадолго в Нижнем Новгороде, Казани, Симбирске, Самаре, Саратове, Астрахани. Затем на пароходе «Цесаревна Мария» через Каспийское море они поплыли в Петровск (ныне Махачкала), где высадились 7 сентября.

Александр направился в Гуниб — столицу мятежного Шамиля, скончавшегося весной того же года в Медине. Далее царь проехал Владикавказ и 20 сентября торжественно въехал в Тифлис.

Пять дней купался Александр в грузинском гостеприимстве, а затем через Боржоми, Кутаиси и Поти приехал 30 сентября в Ливадию. Пробыв там до конца октября, все царское семейство возвратилось в Петербург. И здесь их ожидала большая неожиданность — приятная для Александра и весьма неприятная для императрицы, но в равной мере волнующая и его и ее. Дело в том, что Екатерина Михайловна забеременела. Александр опасался порочащих слухов, сплетен и пасквилей, равно боялся и за ее жизнь.

Долгорукова по-прежнему жила у своего брата. По счастливой случайности ее беременность протекала таким довольно редким образом, когда внешне до самых родов не было заметно никаких ее признаков, и Екатерина Михайловна продолжала сохранять прежнюю стройность. Будущие отец и мать договорились, что как только Екатерина почувствует первые предродовые схватки, она тут же поедет в свое убежище — кабинет Николая I, и там, строго сохраняя тайну, у нее будут приняты роды.